Корабль дураков; Избранное - Себастиан Брант

Подобная концепция, не лишенная, разумеется, наивности, как и все просветительские концепции, в эпоху Возрождения встретила весьма сочувственный прием. На рубеже XV и XVI веков, в преддверии Реформации, книга Бранта была воспринята как большое событие литературной и общественной жизни. Среди ее почитателей мы встречаем таких выдающихся гуманистов, как Ульрих фон Гуттен и Эразм Роттердамский. В книге многие услышали призыв очистить страну от скверны нравственной и социальной.

Впрочем, положительные идеалы Бранта вовсе не отличались радикализмом. Его, например, смущало возраставшее религиозное вольномыслие. Приближавшаяся Реформация скорее пугала, чем привлекала его. Он хорошо понимал, что страна шла навстречу грозным событиям: «Кораблик св. Петра сильно качается, я боюсь, как бы он не пошел ко дну, волны с силой бьют в него, будет большая буря и много горя». Вполне в духе времени он представлял себе эту приближающуюся социальную бурю в зловещих образах Апокалипсиса. Ведь примерно в те же годы гениальный немецкий художник Альбрехт Дюрер обнародовал цикл своих знаменитых гравюр «Апокалипсис» (1498), наполненных гулом грядущих потрясений. «Время близится! Близится время!» — восклицает поэт, и ему уже кажется, что антихрист находится где-то совсем близко («Суд над антихристом»).

Это ощущение близкого Страшного суда, которое было свойственно многим в тот предреформационный период, проистекало из твердой уверенности в том, что мир погряз во зле и нуждается в решительном обновлении. Уверен был в этом и Брант, хотя это обновление представлялось ему скорее как процесс нравственный. Правда, его удручала государственная раздробленность Германии, в которой хозяйничали князья, усердно «ощипывавшие гуся» (то есть государство), и он мечтал о том, чтобы отчизна его стала наконец единой и прочной, но эту консолидацию страны он мыслил лишь как укрепление власти императора за счет власти территориальных князей. Однако ведь и другие гуманисты думали то же самое. Свои надежды возлагали они на императора Максимилиана I, видя в нем не только последнего рыцаря, но и первого гуманиста на троне. Максимилиан ценил их поддержку, в частности, поддержку Бранта, которого он впоследствии осыпал монаршими милостями.

Рассуждения Бранта об имперской реформе, лжепророках, сбивающих с толку народ, истинном благочестии и тому подобных вещах, можно думать, весьма занимали современников. Ведь все это были отклики на злобу дня. Однако для нас подобные места в книге немецкого гуманиста представляют интерес чисто исторический. Зато сатира Бранта до сих пор не утратила своей свежести и яркости. Подчас стрелы брантовской сатиры поражают цель, которая вовсе не так уж далека от нас. Не все пороки, на которые ополчался немецкий поэт, сгинули бесследно. Читая «Корабль дураков», мы вдруг с удивлением узнаем себя или наших современников в старомодных фигурах, увенчанных дурацкими колпаками. Между тем фигуры эти отнюдь не являются вневременными сатирическими схемами, как это нередко случалось у сатириков средних веков. Они исторически конкретны, тесно связаны с бытовой обстановкой — Себастиан Брант был незаурядным бытописателем. Он обладал завидным умением схватывать множество характерных деталей. Его «дураки» живут, мы их ясно видим. А иногда перед читателем возникают очень четкие жанровые зарисовки.

Себастиан Брант умеет находить все новые и новые образцы «глупости». Под его пером быстро растет толпа дураков, оглашающих воздух нестройным звоном бубенцов. Кого здесь только нет! Сатирик не дает спуску ни мужчинам, ни женщинам, ни клирикам, ни мирянам, ни знатным, ни худородным, ни богатым, ни бедным. Начав свой труд «ради пользы» и «поощрения мудрости», «искоренения глупости» и «дурацких предрассудков», он не устает бродить по улицам и площадям, заглядывать в дома, храмы, мастерские, кабаки, дворцы, школы и прочие людные места и повсюду разыскивает и всюду находит обильный материал для своей сатиры.

Наиболее вредоносным пороком Брант считает себялюбие. Но оно становится особенно уродливым, когда соединяется с корыстолюбием. В то время не он один с тревогой наблюдал за ростом этих пороков. На исходе средних веков, в период быстрого подъема городов и развития буржуазных отношений, резко бросался в глаза тот культ наживы, о котором писали многие сатирики и моралисты. Полагая первейшей обязанностью человека служение «общему благу», Брант не раз в «Корабле дураков» ополчается против тех, кто помышляет только о собственном благе и служит лишь ненавистному и ненасытному господину Пфеннигу. По словам поэта:

От сребролюбья спятил свет:Все жаждут лишь монет, монет!(«О нищенстве»)

Корыстолюбие убивает, дружбу («Об истинной дружбе»), любовь, справедливость, честность, простую порядочность. Ради наживы корыстолюбцы идут на любой обман, любую подлость. Во имя барыша они способны пустить по миру сотни и тысячи людей («О фальши и надувательстве»). Ради денег молодые женятся на сварливых и злобных старухах, обрекая себя на вечные дрязги и ссоры («О тех, кто женится на деньгах»). Корыстолюбием заражены не только миряне, но и клир. Господин Пфенниг распоряжается в судах и ратушах. К его лукавым советам прислушиваются князья и другие большие господа, окружившие себя льстецами, клеветниками и мздоимцами («О дураках, облеченных властью»). Там, где торжествует эгоизм и корысть, там все начитает идти вкривь и вкось, там меркнут гражданские идеалы и распадается естественная связь людей. И поэт хочет внушить читателям мысль, что нельзя личную пользу искать в стороне от пользы общей. В сатире «Об истинной дружбе» он говорит:

Кто себялюбью лишь послушен,А к пользе общей равнодушен,Тот — неразумная свинья:Есть в общей пользе и своя!

Удрученный зрелищем торжествующего корыстолюбия, при котором достоинства человека измеряются одним лишь богатством, а ум, ученость и порядочность не имеют цены, Брант с сочувствием вспоминает о легендарном золотом веке, когда еще никто не знал, что такое «мое» и «твое», и на земле, свободной от алчности, царила добродетель («О презрении к бедности»).

Автору не безразлично, куда идет страна, куда идут люди. Многого он не понимает, его бюргерское мировоззрение во многом ограничено и даже подчас консервативно, но он искренне желает, чтобы свет разума воссиял наконец над миром и чтобы как можно больше людей плыло в гавань Мудрости. И мы верим поэтому, когда он заявляет, что не ради славы или денег, но на «благо миру» предпринял он свой труд («Извинение поэта»).

Для вразумления читателей Брант уснащает свою книгу множеством примеров и цитат, заимствованных из Библии и античности. В этом он примыкает к довольно устойчивой традиции сатирической литературы позднего средневековья. Только у Бранта чувствуется более основательное знание классической древности, характерное для ученых-гуманистов.

При этом, однако, Брант не был сухим и скучным педантом, как многие его ученые современники. Эрудиция ему была нужна лишь для того, чтобы сделать свои мысли более вескими и убедительными. Он не отгораживался от людей, не владевших классической филологией. Ведь в то время, когда почти все гуманисты Германии писали свои произведения на языке классического Рима, он осмелился написать «Корабль дураков» на языке немецком, да еще на языке бесконечно далеком от всяческого педантизма, удивительно ярком, непосредственном, изобилующем ядреными словечками, с которыми гораздо чаще встречаешься на рынках, площадях и в харчевнях, чем в кабинетах высокоученых мужей. Разумеется, все это не могло не содействовать исключительной популярности книги.

Этой популярности содействовали также многочисленные гравюры на дереве, которыми книга была украшена. В последнее время почти все исследователи склоняются к тому, что автором большого числа иллюстраций был молодой Альбрехт Дюрер, который как раз находился в Базеле, когда там готовилось издание «Корабля дураков». Весьма вероятно, что, работая над иллюстрациями, Дюрер пользовался полезными советами Себастиана Бранта. Во всяком случае, Дюреру удалось создать настоящие шедевры книжной графики. Его иллюстрации примечательны еще и тем, что они не только помогают понять сатирический замысел поэта, но и во многом его дополняют, уточняют и развивают. Нередко они конкретизируют социальную и бытовую обстановку, не всегда очень ясно намеченную в книге. Сейчас уже невозможно представить себе «Корабль дураков» без иллюстраций Альбрехта Дюрера.

Как видим, книга Себастиана Бранта, кое в чем перекликавшаяся с прогрессивной публицистикой XV века, касалась многих сторон немецкой жизни кануна Реформации. Это была книга злободневная, горячая, патриотическая. При этом патриотизм Бранта проявляется не только в его заботе о безопасности и единстве Германии, но и в большой любви к родной немецкой культуре.