За Тридевять Земель - Игорь Юрьевич Скарбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение дел на Ситхе мало порадовало прибывшего протектора: скорбут, отсутствие мало-мальски пригодных жилищ, постоянная угроза нападения воинственных племен индейцев-тлинкитов, или колош, как называл их русский промышленный люд, и, наконец, голод. «Хлеба нет,— доносил он в Санкт-Петербург,— ибо, как слышно, и кормов на Кадьяке заготовлять некому, а на Ситхе с голоду умирают, потому что у колошей, прекрасными ружьями и фальконетами вооруженных, беспрестанная война, и рыбу там ловить должно под выстрелами. ...Живем все мы очень тесно, но всех хуже живет наш приобретатель сих мест: в какой-то дощаной юрте, наполненной сыростью. Чудный человек! Он заботится только о спокойном помещении других, но об себе самом беспечен... Баранов есть весьма оригинальное и притом счастливое произведение природы!»
Поселенцам самим нечего было есть, так что о содержании экипажа «Святой Марии» не могло быть и речи. Это Резанов понял сразу. Обстановка вынудила его за немалые деньги купить стоявшее на Ново-Архангельском рейде американское судно «Юнона», груженное съестными припасами. Тем самым протектор уберег моряков и колонистов от голода наступавшей зимы. Извещая о сем государственного канцлера, графа Н. П. Румянцева, он писал:
«...Из последних донесений моих к Вам, милостивому государю, и Главному правлению Компании довольно уже известно о гибельном положении, в каковом нашел я Российско-Американские области: известно о голоде, который терпели мы всю зиму при всем том, что еще мало-мальски поддержала людей купленная с судном «Юноною» провизия; ведомо о болезнях, в несчастнейшее положение весь край повергших, и столько же о решимости, с которою принужденным нашелся я предпринять путешествие в Новую Калифорнию, пустясь с неопытными и скорбутными людьми в море на риск с тем, чтобы или спасти области, или погибнуть...»
Тяжелая серая мгла висела над заливом, когда «Юнона» покидала Ново-Архангельский порт. Главный правитель взглядом провожал удалявшийся корабль, пока туман не поглотил его целиком. Сквозь густую промозглую массу, окутывавшую прибрежные скалы, смутно проглядывались крепостные постройки и стоявший за ними глухой стеной неприветливый, таивший в себе немалые опасности, сумрачный бор. Зима была на исходе... На корабле пробили склянки.
— Как минует семь склянок, и песок потечет на восьмой получас, да огласит тогда юнга этот текст: «Во славу Божию, семь миновало, пройдет и восьмая, аминь!» — речитативом проговорил дежурный мичман и, покинув кают-компанию, отправился принимать вахту. Сверху, с палубы, раздался зычный боцманский зов:
— Водку кушать! — Следом послышался глухой грохот выкатываемого из баталерки бочонка.
Обычно в дальние морские экспедиции «от казны и по казенной цене» поставлялось для команды из государственных подвалов и закупкою у частных лиц пенное хлебное вино, которого, однако, хватало не более чем на два-три месяца плавания. На остальной период компании квартирмейстеры закупали в различных иностранных портах ром. Магические боцманские слова «водку кушать!» доносятся до слуха матроса, где бы он ни находился — и в штиль, и в грохотную бурю — от топа до кильсона. Они, сообщает нам очевидец, пробуждают моряков ото сна и «никогда не повторятся дважды», в единый миг «толпа собирается вокруг ендовы, и каждый с нетерпением ждет своей очереди».
Между тем «Юнона» с каждым днем приближалась к берегам солнечной Калифорнии. Воздух становился все теплее и благостнее. Наконец, по правому борту открылась опасная для мореплавания гряда Ферлонских камней, но скоро она опять закрылась туманом, и только на другой день российский корабль, благополучно миновав Золотые Ворота и узкий — с пол-лиги — трехмильный пролив, вошел в гавань Святого Франциска. Более двухсот квадратных миль великолепно укрытого морского пространства! Еще до полудня солнце, поднявшись выше, рассеяло остатки мглы, высвободив «Юнону» из белесоватой пелены, все еще покрывавшей поверхность залива. Господствующие здесь туманы надвигались и отступали в соответствии с ритмом прилива, что объяснялось особенной конфигурацией береговой линии. Взорам столпившихся на борту российских мореходов предстал открывшийся берег: окружавшие залив лавровые, чаговые и дубовые рощи, зеленые луга и долины, пересекаемые прозрачными речушками-ручейками, мирно пасущийся скот. Позади рыжеватых калифорнийских холмов, с разбросанными по ним фермами, хуторами и алдеями, маячили оснеженные вершины Сьерра-Невады. Легкий ветерок посылал с берега ароматы душистых трав и цветов, а вдалеке, над невеликими озерцами, гоготали дикие гуси и утки... Россияне не без любопытства рассматривали форт Святого Франциска, расположенный в юго-западной части бухты на небольшом выдающемся в море полуостровном уступе. Полуразваленные кирпичные батареи с чугунными пушками — карронадами и одним медным орудием, походившим на кулеврину; обветшалые постройки прекрасно дополняли общую довольно серую картину поселения. Резанов тут же отметил весьма неудобное положение форта, проистекавшее от близости возвышенности, захватив которую противник мог на расстоянии ружейного выстрела полностью владеть всею округою. Дальше, к востоку от пресидии, вдоль берега простиралась большая песчаная отмель. А противу самого форта находился превосходный рейд, где суда могли подходить едва ли не в пятидесяти саженях к самому берегу, будучи в совершенной безопасности. И притом в любую непогодь, во всякое время года. Новая Испанская Калифорния имела еще три удобных порта на сравнительно недалеком протяжении морского берега к югу: Монтерей, Святой Барбары и Святого Диего.
Из письма Н. П. Резанова графу Н. П. Румянцеву
«...Вышед февраля 25 дня (1806 года) на купленном мною у бостонцев судне «Юноне» в путь, в скором времени начал экипаж мой валиться. Скорбут обессилил людей, и едва уже половина могла управлять парусами. Больные день ото дня умножались, и один сделался уже жертвою странствий наших. Начиная с меня, скорбут не пощадил никого из офицеров...» К счастью, тягостное плавание скоро кончилось, и «мы, благодаря Бога получа с лунациею продолжительно благоприятствовавший нам ветер, хотя и с бледными и полумертвыми лицами, достигли к ночи марта 24-го числа губы Святого Франциска и за туманом, ожидая утра, бросили якорь».
Появление незнакомого судна вызвало изрядный переполох в крепости.
— Чей корабль? — запросили с берега.
— Российского флага.
— Бросайте немедля якорь!
— Си, си, сеньор! Сей секунд, сеньор!..— ответствовали с «Юноны», на палубе которой матросы усердно изображали суматоху, меж тем как корабль под всеми парусами рвался в бухту. Наконец, «Юнона», благоразумно приблизившись на расстояние не ближе пушечного выстрела,
