Кровавый закон - Анастасия Вернер

Прямо к Песчаной Завесе бежал какой-то оборванец. Он весь оброс волосами, борода доходила ему до шеи, от штанов остались лишь какие-то огрызки, его голова была перевязана льняной рубахой, а сам он был по пояс оголен.

— Выпустите!!! Выпустите!!! — истошно вопил он.

Первая предупреждающая стрела попала рядом с ним, но мужчина ее словно не заметил, он продолжал бежать, стараясь быстро переставлять вязнущие в песке ноги.

— Отпустите меня!!! Смилуйтесь!!!

Вторая стрела угодила точно в коленку. Изгнанник споткнулся и упал носом в песок, однако сдаваться не собирался — сжал кулаки и упрямо пополз вперед. Последняя стрела прекратила его сопротивление.

Впавшая в ступор Олиф секунду смотрела на обмякшее тело, а потом вскочила на ноги — с колен что-то упало — и побежала к человеку. Аккуратно перевернула тело. Мужчина задыхался, изо рта шла кровь, однако он смог посмотреть на девушку. И в его взгляде сквозила благодарность.

— Не надо… — прошептал он.

— Чего не надо? — удивилась девушка.

Но уголки его губ дернулись в подобие улыбки, и взгляд остекленел навсегда.

Олиф молча провела рукой по безжизненному телу. Что он делал так близко от границы? Борода отросла чуть ниже шеи, значит, в пустыне он продержался больше месяца… К тому же, никто не знает, сколько раз он мог ее отрезать. Что же заставило его молить о пощаде? Пальцы девушки нащупали что-то теплое, но определенно твердое и… железное. Нож. Откуда?! Олиф испуганно отпрянула.

Рядом с ее пальцами, в песок, вонзилась стрела. Девушка тут же одернула руку и посмотрела на одну из вышек: стражник раздраженно показывал ей, чтобы убиралась отсюда к чертям собачьим. Повинуясь какому-то невероятному, вселяющему ужас порыву, Олиф запустила руку в складки оставшейся на мужчине одежды и незаметно вытащила оружие, тут же спрятав его в рукаве бесцветного платья. Развязала и сняла с головы трупа жесткую рубаху. И только после этого опрометью кинулась подальше от Песчаной Завесы, пока ее не постигла участь этого Изгнанника.

Солнце, казалось, решило поиздеваться над измученной девушкой. От жары тело начало зудеть, платье только усиливало раздражающее неудобство, хотелось разодрать его на кусочки, чтобы стало хоть чуточку холоднее. Но какое-то внутреннее смущение не позволяло Олиф поступить так с одеждой. Поэтому она, пересилив гордость, подняла подол платья и связала его концы в районе колен. Ноги были непривычно оголены, но прохладнее не стало. В горле постепенно зарождалось неприятное ощущение сухости, вдруг захотелось пить. Олиф остановилась и попыталась сглотнуть слюну, но не смогла. Слюны не было. Девушка вдруг тяжело задышала, ее охватило волнение — вот так она и умрет, от жажды.

Берегини помогите…

Чтобы не думать об иссушающем солнце, Олиф начала вспоминать события недельной давности. В тот роковой день ей пришлось бежать на базар за липой и облепихой. Она прекрасно помнила, как хотела еще и зерна купить на те жалкие монетки, что удалось скопить за неделю. Дома ее ждали три голодных рта — две сестры и брат. Олиф так торопилась, что не заметила телегу, перевозящую сено с поля — благо удалось вовремя отскочить. Девушка быстренько расплатилась и понеслась домой. Тимка болел уже третий день — жар не спадал, наоборот, становилось только хуже.

Ее сразу должна была насторожить необычная тишина в доме. Обычно Тара играла с младшим братом — Тимом, на углу двора, чтобы не растоптать только-только созревшие семена. Олиф поднялась в маленький деревянный дом по скрипучим ступенькам и только тут сообразила, что слышит приглушенные стоны. Не раздумывая ни секунды, она схватила с печи чугунную сковородку и кинулась туда, откуда доносились звуки.

Где-то в подсознании Олиф поняла, что происходит. Это должно было случиться. Не зря же несколько Перводружинников чуть ли не весь месяц околачивались возле старенького, почти развалившегося домика.

Олиф ненавидела воинов из Первой Дружины — наглые, хамоватые, они считали себя всесильными, получая все, чего захотят. Этот захотел Марику. Ей было всего четырнадцать.

Со всей ненавистью Олиф кинулась на Перводружинника, впервые не почувствовав ни страха, ни смущения перед человеком, выше ее по положению. Она с размаху огрела его сковородкой. Мужчина покачнулся, его руки, лежащие на ремне штанов, обвисли, и он начал заваливаться вперед.

— А-а! — закричала Марика, на которую упала эта груда скопления свиного жира.

Олиф бросилась к сестре, схватила девчонку за руки и с неимоверным усилием вытащила ее из-под обездвиженного воина.

Олиф не рассчитала силу удара. Дружинник умер.

Наверное, в таких случаях полагается что-то чувствовать: вину, сострадание, горечь… Но у Олиф в душе было пусто, словно пустыня забрала странную способность чувствовать.

Девушка вскинула голову и решила идти дальше до тех пор, пока не свалится с ног от усталости. Это будет быстро, и жажда не успеет сморить. Олиф злобно поправила съехавшую с головы рубаху и медленно побрела вперед, рассекая песок голыми ступнями. Казалось, она шла по огню. Стоять на раскаленных песчинках больше пяти секунд было невозможно.

Олиф переставляла ноги с чувством какой-то опустошенности. Там, за Песчаной Завесой у нее остались две сестры и братик… Как они теперь без нее?

Девушке приходилось подрабатывать сиделкой в доме у одного богатого воина из Первой Дружины. Каждые две недели он выдавал ей пять монет. Питаться приходилось дешевой крупой. Иногда из зерен, которые Олиф получала за работу на полях, они пекли хлеб, но он получался жесткий и горьковатый, по размеру чуть больше ладони.

Теперь Марике придется стать старшей.

Олиф так хотела, чтобы ее сестре не пришлось жить той же жизнью, какой жила она сама. Ведь ей каждый день приходилось крутиться до потери пульса, беспокоиться о том, чем накормить семью и где раздобыть денег. Работа была тяжелой, но материально это никак не окупалось. Однако помимо работы был еще один способ. Можно было стать содержанкой Перводружинника. Ты ему тело, он тебе — крышу над головой. Олиф до последнего надеялась, что Марика не пойдет по этому пути. Как бы тяжело не было, ее сестра должна найти силы идти вперед, не теряя при этом уважения. Хотя бы перед самой собой.

Она должна найти хорошего мужа из батраков, и тогда ей не придется тащить всю семью на своих хрупких плечах. Нет, Олиф не жалела о своем поступке. Лучше уж пусть сгинет в пустыне, чем позволит обесчестить свою сестру. Да, она убила человека, но он это заслужил. В любом случае, девушка за собой вины не чувствовала.