Печенеги - Василий Васильевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принятые с таким доверием, степные дикари не отказались исполнить благочестивое желание византийского императора и с большой готовностью последовали примеру своего хана. Греческий монах Евфимий, прибывший на Дунай вместе с Кегеном, без труда обратил в христианство, или, по крайней мере, окрестил в дунайской воде целые тысячи печенегов. Чтоб оценить этот успех, припомним, что сорок лет тому назад католический миссионер Бруно называл печенегов самыми упорными и жестокими из всех язычников и в продолжение пятимесячной проповеди в степях Приднепровья, с большими опасностями для своей жизни, успел обратить в христианскую веру не более тридцати человек. Малое семя не дало плода; вместе с тремя десятками новообращенных, а может быть, и ранее умерла среди печенегов всякая память о ревностном миссионере, скоро нашедшем мученическую смерть у других варваров. Мы увидим, насколько действительно было новое обращение.
Христианское крещение, во всяком случае, не смягчило свирепой души того варвара, который подал другим пример обращения. Кровная месть своему врагу оставалась главной целью Кегена. Его набеги на улусы печенегов, оставшихся под властью Тираха, были столько же непрерывны, сколько жестоки и кровавы. Убивая взрослых без пощады, Кеген уводил в плен женщин и детей, которых потом продавал в рабство. Византия их покупала.
Тирах, утомленный набегами Кегена, обратился к императору. Ссылаясь на мирный договор, когда-то заключенный византийцами с Печенежской ордою, хан требовал, чтобы Мономах отказал в покровительстве перебежчику Кегену или по крайней мере запретил ему переходить на другую сторону Дуная и вредить печенежским кочевникам, до сих пор уважавшим границы империи. Если этого не будет исполнено, то варвар грозил разрывом союзного договора и внесением тяжкой войны в пределы империи.
Константин Мономах, довольный раздором, который укреплялся при его содействии среди опасной турецкой орды печенегов, громко засмеялся в лицо послам печенежского хана и гордо отверг их требование. Правитель придунайских городов Михаил и перебежчик Кеген получили приказание внимательно наблюдать за переправами на Дунае. Сто морских судов были отправлены Черным морем в устья Дуная, чтобы вместе с конными разъездами поселенных печенегов сторожить движения Тираха и, в случае нужды, препятствовать его переходу на болгарский берег реки. Тирах, глубоко раздраженный, с нетерпением ожидал удобного времени.
Зима 1048 года наступила ранее обыкновенного и была очень сурова. Дунай покрылся толстым слоем льда; сторожевые посты византийские, страдая от холода, ослабили свою бдительность. Тирах воспользовался открытыми путями и со всей ордой, в числе, говорят, 800000 человек, перебрался в пределы империи.
Начались страшные сцены грабежа и разбоя. Вместе с известиями о вступлении в Болгарию всей орды Печенежской Константин Мономах получил донесение от Михаила и Кегена о невозможности противостоять нашествию с теми силами, какие у них были. Необходимо было отправить подкрепление. Воевода (стратиг) Адрианопольский Константин Арианит и правитель Болгарии Василий Монах получили приказание спешить на помощь к Михаилу и Кегену с военными силами своих провинций. Кеген управлял военными движениями византийской армии, зная приемы и привычки своих соплеменников и недавних сокочевников, и сделал им много вреда. Но лучшим союзником Византии была дикая, грубая и невоздержная натура ее врагов. Молодое вино и славянские национальные медовые напитки, приготовленные болгарами, понравились печенегам и, употребляемые в несоразмерном количестве, произвели гибельное действие. Открылись повальные болезни. Эпидемическая дизентерия производила ежедневно страшные опустошения в печенежских массах.
Кеген узнал о бедственном положении соплеменников и склонил своих теперешних товарищей, греческих воевод, ввиду вражеского многолюдства соблюдавших робкую осторожность, к решительному удару. Византийские силы двинулись вперед; печенеги, упавшие духом, не в силах были противопоставить какое-либо сопротивление. Они побросали оружие; Тирах с прочими князьями, а затем и вся остальная масса отдались в плен византийцам.
Кеген советовал перерезать всех пленников, прикрывая дикую жажду мести заботами об интересах усыновившей его империи. Он говорил: змею всего лучше убьешь зимою, когда она не может пошевелить своим хвостом, а когда она отогреется на солнце, то это будет хлопотливо и трудно. Византийский историк[20]считает не лишним отдать честь глубокому смыслу варварского аполога. Но воеводы Константина Мономаха последовали более утонченным и более мягким внушениям византийской государственной мудрости. Болгария, которая еще не оправилась после ужасного погрома при Василии II, представляла много пустых, незаселенных земель. Византийская казна сильно нуждалась в исправных плательщиках поземельного налога, а византийская армия — в хорошей коннице. Последняя потребность была особенно настоятельна в настоящий момент, когда турки-сельджуки уже начинали свои завоевания в восточных провинциях империи. Голоса византийских воевод взяли верх над кровожадными требованиями мстительного печенега. Кеген мог располагать судьбою только тех из своих соплеменников, которые попали в плен к нему самому. Он перерезал всех тех, которых не успел продать в рабство. Но большинство пленников, целые десятки тысяч печенегов были поселены Василием Монахом в Болгарии, состоявшей под его управлением, главным образом около Средца (Сардики), Ниша и Евцапела, но также и в других местах. Оружие было, разумеется, отобрано. Тирах и сто сорок знатных печенегов отведены в столицу. Константин Мономах велел их окрестить и потом дал им надлежащие чины и титулы византийской табели о рангах.
Служба печенегов скоро понадобилась. Сельджукский султан Тогрильбей (Тогрул-бек)[21] грозил новым нападением византийским владениям в Азии. По этому поводу пятнадцать тысяч печенежских конников были отправлены к греческой армии, стоявшей на армянской границе. Отпуская печенегов, Константин Мономах наделил их щедрыми подарками, богатым оружием и статными конями. Четверо печенежских князей, находившихся в Константинополе, были поставлены во главе отряда. История сохранила имена их: это были Сульчу, Селтё, Карами и Кйталим. Некоторые из этих имен прямо напоминают о родстве печенегов с тем турецким племенем, против которого их посылали. Но ошибка византийского правительства состояла не только в том, что оно посылало против турок близкое и родственное им войско. С совершенно близорукой неосмотрительностью печенеги были отправлены в поход целой массой, без всякой греческой силы, способной наблюдать за ними и обуздывать их.
В Скутари (Хрисополе) печенеги сели на лошадей и вспомнили свою привольную жизнь в степях Черноморья. Конь, открытое пространство, война и грабеж — все это они опять имели перед собою. Но ощущение приволья смущалось мыслью о необходимости подчиняться чужим приказаниям, воспоминанием о братьях, оставшихся в далекой Болгарии. Недоверие к византийским властям и провожатым, смутные опасения о дальнем пути в неизвестные страны усилили пробудившуюся тревогу. Она разрешилась в неожиданном, произвольном, инстинктивном порыве. Около города Даматри, на расстоянии нескольких миль от Скутари, в печенежском отряде произошло волнение, последовала остановка, вслед за тем сам собою составился комент[22] (вече). Совещание было бурное, и голоса разделились. Одни кричали, что нужно идти далее, что необходимо слушаться царя, во владениях которого они находятся; отделенные от всяких сообщений со своими единоплеменниками, печенеги не так многочисленны, чтоб устоять против греческих сил, которые преградят им обратный путь. Другие ничего не хотели слышать о дальнейшем походе в Грузию; нужно остаться в этой самой стране, где уже они находились, овладеть ей и защищаться здесь от нападений византийского императора. Если бы принято было последнее мнение, то, быть может, мы имели бы в истории одним любопытным явлением более: Печенежское государство в Вифинии, в виду Константинополя.
К счастью, не было принято ни то, ни другое мнение, а восторжествовало третье. Один из печенежских предводителей, присланных из Константинополя, Каталим, предложил воротиться назад, к единоплеменникам, оставшимся в Болгарии, и увлек за собою разгоряченную толпу, которая под его предводительством направилась обратно к морскому берегу. Кораблей, на которых были перевезены печенеги, здесь более не нашлось. Но Каталим не смутился и закричал своим спутникам, что кто хочет спасения себе и печенегам, тот пусть следует его примеру: вслед за тем, пришпорив коня, подаренного Константином Мономахом, бросился в воду Босфора. Отчаянный поступок привел было в недоумение толпу наездников, остановившихся на берегу пролива. Но сейчас же нашлось несколько отважных дикарей, которые, очертя голову, поплыли на лошадях за своим вождем, за ними последовали другие и, наконец, вся толпа. Босфор вовсе не представляет такого широкого водного пространства (в узких местах не более 500 метров), которого не могла бы переплыть хорошая лошадь. Импровизированная переправа совершилась благополучно. На другом берегу Босфора, у Св. Тарасия — церковь в предместьях Константинополя — печенеги выплыли на берег. Дальнейший путь они направили к Средцу, туда, где поселены были их единоплеменники, принужденные теперь заниматься земледелием. Никакого сопротивления они не встретили на своем походе: до такой степени неожиданно было их появление на европейском берегу и так быстро было их движение.