Любить. Нельзя. Рассказы - Константин Загорский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мам, папа ведь поедет с нами, да? И будет с нами жить?
– Да, сынок…
ПАПА…
…Скоро выходить, потому что надо идти на вокзал. А папы все нет и нет! Он сказал, что выйдет ненадолго в магазин и вернется.
– Ну где же папа? – я волнуюсь, беспокойно хожу по комнате, выглядываю в окно.
– Папа сейчас придет. Он сходит в магазин, потом вернется, и мы вместе поедем домой.
Время идет, а папа все не возвращается. Уже пора выходить – скоро поезд, а папы все нет и нет! Я начинаю очень сильно волноваться, в моей груди нарастает беспокойство и возникает неприятное предчувствие… Ну где же папа?!
– Мама, ну когда же папа вернется!? Мы ведь не можем уехать без него! Он ведь обещал, что поедет с нами! – я вот-вот заплачу от отчаяния! Слезы вот-вот потекут из моих глаз. Ну когда же вернется папа!
А время неумолимо. Время не щадит меня. Оно наступает на меня, как каток на асфальт, и ему наплевать, что я совсем маленький мальчик. Время не хочет остановиться, чтобы дать мне дождаться моего папу. Время утюжит и сминает меня, как бульдозер…
Начинается душераздирающая сцена – мама пытается уговорить меня поехать домой без папы:
– Сынок, пойдем, нам уже пора выходить, а то мы опоздаем.
– А как же папа?! – слезы уже не слушаются меня и заполняют мои глаза. Все расплывается передо мной. «Где же папа?! Когда же он придет?!»
– Он потом к нам приедет, попозже. Он ведь знает, где мы живем.
– Нет, давай еще подождем папу! – я протестую! Не может так быть, чтобы папа не вернулся! Он ведь обещал, что быстро придет! Он сейчас сходит в магазин и вернется! Может, он мне шоколадку купил! Он ведь обещал, что придет!
– Сыночек, ну нам уже пора, пойдем, мой хороший.
– Нет, я не пойду без папы! – Папа ведь не мог обмануть меня, зачем ему обманывать своего сына?! Я уже почти ничего не вижу из-за слез и ничего не слышу из-за своих рыданий.
– Но мы же опоздаем на электричку! – мама уже сама готова расплакаться вместе со мной.
– Ну и что! Все равно папу буду ждать! – Я уже плачу навзрыд и ничего не могу с собой поделать! Я чувствую отчаяние и беспомощность. Что еще я могу сделать, маленький мальчик, бессильный перед миром взрослых?! Я могу только плакать от отчаяния и бессилия.
Я плачу навзрыд и уже обо всем догадался: они специально так договорились. Когда придет время уезжать, отец уйдет под каким-нибудь предлогом, пообещав, что обязательно вернется, а мама как-нибудь уговорит меня уехать без отца. Я не слышу, что говорит мне мама, я утонул в рыданиях и оглох от отчаянных и беспощадных мыслей:
«Он меня обманул! Я никому не буду верить, если меня обманул мой папа! Он обещал, что вернется и не вернулся! Обещал, что поедет с нами и не поехал! Он обманул меня! Он предал меня! Он оставил меня одного! Совсем одного! Значит, я ему совсем не нужен! Я ЕМУ НЕ НУЖЕН!!! Я НЕ НУЖЕН СВОЕМУ ПАПЕ!!!»
Мир изменился. Мой чудесный новый мир оказался всего лишь призрачным миражом, всего лишь зыбким воздушным замком, всего лишь хрупким карточным домиком…
Я и мой папа вместе – этот чудесный новый мир разбился вдребезги, как хрустальная ваза, упавшая на бетонный пол…
Он разбился вдребезги и завалил меня своими осколками. Эту гору осколков я огородил в своей памяти колючей проволокой детского страха и глубоким рвом отчаяния, который заполнил слезами от страшной потери и сознания невыносимого предательства, чтобы никогда не возвращаться сюда.
…Я не помню, как мы вернулись домой. Мама рассказывала потом, что об отце я больше не спрашивал. Как отрезало. Она так и сказала.
ПАПА.
…Я дочитываю моему малышу главу о «Танцующей Корове» из «Мэри Поппинс», закрываю и убираю книгу, выключаю лампу у изголовья, забираюсь к сыну под одеяло, обнимаю его и пою ему песню без слов – это просто мычание на мотив телепередачи «Спокойной ночи, малыши». Скоро он начинает ровно сопеть. А я начинаю понимать, что такое «папа».
Мир опять изменился: мне кажется, будто мне столько же лет, сколько сейчас моему малышу. Предательские слезы выступают на глазах, и я едва их сдерживаю. Чтобы не нарушить сон моего малыша и не испугать его, я тихонько выбираюсь из-под одеяла, хорошенько укрываю его и на цыпочках выхожу из детской. Вокруг тишина и темнота. Я прохожу на кухню и бросаюсь к столу, я по—настоящему рыдаю как маленький мальчик, слезы неудержимо наполняют мои глаза, стекают по щекам и капают на стол: они крупные, и я чувствую соленый вкус, а они все капают, и капают, и капают с носа, щек, губ и подбородка – со всего лица…
Я продираюсь через колючую проволоку своего детского страха, преодолеваю ров отчаяния, заполненный слезами страшной потери и сознания невыносимого предательства.
И вот сквозь слезы я вижу, будто дверь открывается и в комнату входит мой папа. Он улыбается, замечает, что я плачу, и подходит ко мне. Он дает мне маленькую шоколадку и поднимает меня на руки, а я сжимаю эту шоколадку своими пальчиками. И он ласково говорит мне: «Не плачь, сынок! Я вернулся, как обещал. Я уходил за шоколадкой для тебя. Ты ведь любишь шоколадки?» И я киваю ему, и крупные слезинки продолжают выбегать из моих глаз. И я крепко-крепко, со всей своей детской силой, обнимаю его за шею и прижимаюсь своей щекой к его щеке. И я чувствую своей нежной детской кожей покалывание жесткой щетины, начинающей выползать из его побритой утром щеки. И мне приятно это покалывание: оно подтверждает, что мой папа – настоящий и он со мной, здесь. И он говорит мне и маме: «Ну наконец-то, все мы вместе! Нам пора идти, а то мы опоздаем на поезд».
А мне он говорит: «Не плачь, сынок! Мы теперь всегда будем вместе. Никто тебя больше не обидит! У нас с тобой впереди много интересных дел! Я многому тебя научу.»
И я киваю ему и еще сильнее обнимаю его за шею своими маленькими ручками и еще сильнее прижимаюсь к его колючей щеке, чтобы на самом деле почувствовать: вот он, мой папа, рядом со мной, он – живой, он – настоящий, я и мой папа – вместе, и мы уже никогда не расстанемся и все время будем вместе…
И мы втроем идем на вокзал. Папа несет меня на руках, а мама держит его под руку и идет рядом. Мы ни о чем не говорим. Мы просто идем в тишине, как обычная семья, когда папа несет сына на руках, а мама держит папу под руку, и всем им очень хорошо только от того, что все они – вместе. И не надо ничего говорить. А шоколадка давным-давно растаяла в моей руке, и я о ней давным-давно забыл.
Конец ознакомительного фрагмента.