Книга крови 6 - Клайв Баркер

– Почему у вас возникла такая странная мысль? – спросил репортер.

Мейбьюри нахмурился. Он достиг кульминации в своем рассказе, но явно не желал продолжать. Репортер повторил вопрос.

Наконец, запинаясь, он начал говорить.

– Я оглянулся на яхту, – сказал он, – и увидел, что кто-то стоит на палубе.

Репортер, не поверив своим ушам, переспросил:

– Кто-то стоит на палубе?

– Да, это так, – сказал Мейбьюри. – Там кто-то был. Я видел фигуру совершенно отчетливо: она передвигалась по палубе.

– Вы... Вы разглядели, кто был этот безбилетный пассажир? – последовал вопрос.

Мейбьюри помрачнел, догадываясь, что его рассказ будет воспринят с недоверием.

– Так кто же это был? – не унимался репортер.

– Не знаю, – ответил Мейбьюри. – Наверное, Смерть.

– Но вы ведь, в конце концов, вернулись на яхту.

– Конечно.

– И никаких следов?

Мейбьюри посмотрел на репортера, в его взгляде было презрение.

– Но ведь я пережил это, не так ли?

Репортер пробормотал, что это ему не вполне понятно.

– Я не тонул, – сказал Мейбьюри. – Я мог бы умереть, если бы захотел. Отвязал бы трос, и утонул.

– Но вы этого не сделали. А на следующий день...

– На следующий день поднялся ветер.

– Это необычайная история, – сказал репортер, довольный, что самая душещипательная часть интервью позади. – Вы должно быть, уже предвкушаете встречу со своей семьей, как раз под Рождество...

Элейн не слышала заключительного обмена остротами. Мысленно она была привязана тонким тросом к своей комнате, ее пальцы перебирали узел. Если Смерть может найти лодку в пустыне Тихого Океана, то почему не может найти ее. Сидеть рядом с ней, когда она спит. Подстерегать ее, когда она предается своему горю. Она встала и выключила телевизор. Квартира мгновенно погрузилась в безмолвие. Срывающимся голосом она крикнула в тишину, но никто не ответил. Вслушиваясь, она ощутила соленый вкус во рту. Океан.

Выйдя из клиники, она получила сразу несколько приглашений отдохнуть и оправиться после болезни. Отец предлагал ей поехать в Абердин, сестра Рейчел звала на несколько недель в Букингемшир, наконец, был жалостливый звонок от Митча – приглашал провести отпуск вместе. Она отказала им всем, сказав, что ей, мол, нужно как можно скорее восстановить привычный ритм жизни: вернуться к работе, к коллегам и друзьям. На самом деле причины были глубже. Она боялась их сострадания, боялась, что слишком к ним привяжется и станет во всем полагаться на них. Природная склонность к независимости, которая в свое время привела ее в этот неприветливый город, вылилась в осмысленный вызов всеподавляющему инстинкту самосохранения. Она знала, что если уступит нежности их призывов, то наверняка пустит корни в отеческую землю и ничего не увидит вокруг еще целый год. И кто знает, какие события пройдут мимо нее!

Итак, достаточно оправившись, она вернулась к работе, рассчитывая, что это поможет ей восстановить нормальную жизнь. Но какие-то ее навыки были утеряны. Каждые несколько дней что-нибудь да происходило – она могла прослушать какую-нибудь реплику, или поймать на себе взгляд, которого не ожидала, – и это заставило ее понять, что к ней относятся с какой-то настороженной предупредительностью. Ей хотелось плюнуть в лицо своим подозрениям, сказать, что она и ее матка – вовсе не одно и то же, и что удаление последней не так уж трагично.

Но сегодня по дороге в офис она не была уверена, что они так уж ошибаются. Элейн казалось, что она не спала уже неделю, хотя в действительности она спала долго и глубоко каждую ночь. Из-за огромной усталости ее глаза слипались, и все в тот день виделось ей как-то отдаленно, словно она отплывает все дальше и дальше от своего рабочего стола, от своих ощущений, от своих мыслей. Дважды в то утро она обнаруживала, что говорит сама с собой, а потом удивлялась, кто же это говорил. Это, конечно, была не она: она слишком внимательно слушала.

А потом, после обеда, все пошло как нельзя хуже. Ее вызвали в офис управляющего и предложили сесть.

– Ну, как дела, Элейн? – спросил мистер Чаймз.

– Все в порядке, – ответила она.

– Тут небольшое дело...

– Что за дело?

Чаймз, казалось, был в затруднении.

– Ваше поведение, – наконец сказал он. – Ради Бога, Элейн, не подумайте, что я вмешиваюсь в чужие дела. Просто вам, видимо, нужно еще время, чтобы окончательно восстановить силы.

– Я в полном порядке.

– Но ваши рыдания...

– Что?

– То, как вы сегодня целый день плачете. Это беспокоит нас.

– Я плачу? – удивилась она. – Я не плачу.

Управляющий был озадачен.

– Но вы плачете уже целый день. Вы и сейчас плачете.

Элейн судорожно поднесла руку к щеке. Да, так и есть, она действительно плакала. Ее щеки были мокрыми. Она встала, потрясенная своим собственным поведением.

– Я... Я не знала, – проговорила она. Хотя слова звучали нелепо, они были правдой. Она действительно не знала. Только сейчас, поставленная перед фактом, она ощутила соленый вкус в горле: и с этим вкусом пришло воспоминание, что все это началось прошлым вечером перед телевизором.

– Почему бы вам не отдохнуть денек?

– Да, конечно.

– Отдохните неделю, если хотите, – сказал Чаймз. – Вы полноправный член нашего коллектива, Элейн, в этом нет никаких сомнений. Мы не хотим, чтобы вы как-то пострадали.

Последняя фраза больно ударила ее. Неужели они думают, что она склонна к самоубийству? Не потому ли они с ней так заботливы? Бог свидетель, это были всего лишь слезы, к которым она была настолько безразлична, что даже не замечала их.

– Я пойду домой, – сказала она. – Спасибо за вашу... за ваше участие.

Управляющий посмотрел на нее сочувственно.

– Должно быть, вам пришлось многое пережить, – сказал он. – Мы все это понимаем, хорошо понимаем. Если у вас возникнет потребность поговорить об этом, то в любое время...

Ей хотелось поговорить, но она поблагодарила его еще раз и вышла.

Перед зеркалом в уборной она поняла, наконец, что и в самом деле ужасно выглядит. Кожа горела, глаза опухли. Она сделала, что могла, чтобы скрыть следы этого недомогания, надела пальто и пошла домой. Но, добравшись до подземки, она осознала, что возвращение в пустую квартиру – не очень правильный шаг. Она снова будет терзаться своими мыслями, снова будет спать (она и так очень много спала эти дни, и совершенно без сновидений), но так и не обретет душевного равновесия. Колокол с часовни Святого Иннокентия, разливая звон чистому и ясному дню, напомнил ей о дыме, сквере и мистере Каванаге. Она решила, что это как раз подходящее место, чтобы прогуляться и развеяться. Наслаждаться солнцем и думать. Не исключено, что она встретит там своего ухажера.