Красильня Идзумия - Мокутаро Киносита

О-Кэн. Здравствуй!

Сэйэмон. А, О-Кэн? И ты здесь?

О-Кэн. Да, пришла вот в гости.

О-Соно уходит.

О-Тосэ. Проходи, надень гэта.[15] Оставайся у нас ночевать. Хорошо? А я уже думала, что сегодня ты не приедешь…

Сэйэмон. Да, очень задержался. Сестра, все спят? Вы получили мое письмо?

О-Тосэ. Ты был на шахте?

Сэйэмон. Да. Потом, не торопясь, расскажу. Как приехал в Токио, тут же навестил Камимуру-сан. Узнал, что Коити по-прежнему на шахте, поэтому, не теряя времени, поспешил туда.

О-Тосэ. И что же там случилось?

Сэйэмон. Брат спит?

О-Тосэ. Уже лег. Если хочешь, я его разбужу.

Сэйэмон. А как его здоровье?

О-Тосэ. Так себе.

Сэйэмон. Видишь ли, сестра, на сей раз дела немного осложнились…

О-Соно вносит поднос, на нем тарелки, закуски, бутылочки с сакэ.

О-Тосэ. Проходи же, располагайся… Что это ты уселся там на скамейке?

Сэйэмон. По правде сказать, рассиживаться особенно не могу, на то есть причины… Прости, О-Соно-сан, пьяницы – пропащие люди.

О-Тосэ. Я так беспокоилась! Послала встречать тебя к пароходу, но ты не приехал.

Сэйэмон. Да, верно. Понимаешь, я сел на этот пароход, но вышел раньше и добирался пешком по снегу. А между тем стемнело. Дорогу, правда, я знаю, но все-таки даже без фонаря… Вдвоем тащились, еле волоча ноги…

О-Тосэ. Значит, ты не один шел?

Сэйэмон. Да. Едва дошли по такому снегу. Чуть не плакал. Глянул с горы на море, а там – сплошной туман. Вдалеке едва светились огни парохода. Я почувствовал себя беглецом! Такое было со мной впервые. Нет, неприятное ощущение!

О-Тосэ. Но зачем… Зачем же вы выбрали горную дорогу? Сэйэмон. Видишь ли, так сложились обстоятельства. К счастью, на перевале, чуть подальше, встретилась повозка, возница, правда, был незнакомый… Он нас довез. В горах полно снега! Пришлось изрядно помучиться… Зато от снега светло, путь хорошо видно. Ах, да вы уж меня простите. Было так холодно, волей-неволей пришлось терпеть… Нет, нет, я в комнаты не войду, сперва уж в туалет… О-Соно, можно тебя на минутку? (Что-то шепчет ей на ухо.)

О-Соно. Вы опять куда-то идете?

Сэйэмон. Не спрашивай. Потом узнаешь. Поняла? (Направляется к выходу. В руках держит бутылочку сакэ.)

О-Кэн. Ничего не понимаю, куда это он?

О-Тосэ. О-Кэн!

О-Кэн. Да?

О-Соно. Ах, мама!

О-Тосэ. В чем дело?

О-Соно. Мне что-то тревожно.

О-Тосэ. Почему?

О-Соно. Мне кажется, на улице кто-то есть.

О-Тосэ. Почему ты так думаешь?

О-Соно. Потому что, вот только что, там определенно кто-то стоял… Да и дядя попросил поскорей приготовить сухие рисовые лепешки…

О-Тосэ. Что ты говоришь?!

О-Соно. Может быть, это брат?

О-Тосэ. Ах! Мне тоже стало не по себе! (Смотрит во двор.)

О-Соно. Вы ищете гэта? Принести? Ах!

О-Тосэ (громко). Это ты, Сэйэмон-сан?

Сэйэмон (выходит). Да, я, я…

О-Соно удивленно смотрит на его пустые руки.

Да вот, понимаешь, досада! Уронил бутылочку сакэ в снег.

О-Соно (задумчиво). Как так? А на кухне горел свет?

Сэйэмон. Нет, только светильник на полочке с жертвоприношениями богам… но все было видно. На улице светло из-за снега, словно лунной ночью. Прошу тебя, поскорей приготовь то, о чем я тебя просил.

О-Соно. Да, сейчас. (Обменивается взглядом с матерью. Уходит.)

Сэйэмон (тихо). Сестра, беда!

О-Тосэ (изменившись в лице). Значит, Коити все-таки…

Сэйэмон. Ну-ну, потом все поймешь… Сестра, здесь Коити. Мы пришли вместе.

О-Тосэ. Что?! Где он?

Сэйэмон. Я сейчас открыл калитку. Он на дворе, в кладовке.

О-Тосэ. Ах!

Сэйэмон. Сегодня же он должен уйти. Поэтому приготовь ему в дорогу еду. Сестра, Коити преступник. Большой, большой преступник. Да, ужасная история! За ним установлена слежка. Оттого мы и не доехали на пароходе до места. Раньше сошли на берег. Нельзя терять ни минуты.

О-Тосэ (в растерянности). Что же он сделал?

Сэйэмон. Видишь ли, сестра, дело не только в беспорядках на шахте. Все дело в том человеке…[16]

О-Тосэ (бледнеет). Значит, все-таки…

Сэйэмон. Я и сам был потрясен, но сейчас не до этого. Потом расскажу. Поспеши.

О-Тосэ. О-Соно, О-Соно! Быстро!

Сэйэмон. Тише! А то всех разбудишь.

О-Тосэ. Сейчас же позови Коити сюда!

Сэйэмон. Это не дело! Тише, тише… Он стоит за божницей бога Инари.[17]

О-Тосэ выскакивает во двор, О-Кэн – за ней.

Сэйэмон. Тише. Тесс, О-Кэн! Что ты? Нет, нет, ступай домой.

О-Кэн останавливается. О-Тосэ уходит.

О-Кэн. Брат! (Пауза.)

Сэйэмон. Теперь уже ничего не поделаешь. Просто надо смириться, смириться. (Плачет.)

О-Кэн. Что нее произошло, брат? Это все Ко-сан?

Сэйэмон. Ну что ты так нервничаешь? Просто волнения на шахте, которые не стоят внимания. Послушай! Разбуди дядю. Пусть и он повидается с Коити. Ведь сегодня, может быть…

О-Кэн. Разбудить дядюшку?

Сэйэмон (некоторое время молчит). Я сам пойду. Где он спит?

О-Кэн. Послушай, брат, неужели правда то, что о нем говорят? Я так тревожусь.

Сэйэмон (смотрит на О-Кэн). Ты читала газеты?

О-Кэн пристально глядит на него.

Ужасно! (Плачет, закрывает лицо руками и хочет уйти в глубину дома.)

О-Кэн. Там темно, темно…

Сэйэмон. Ничего, ничего. (Уходит.)

О-Кэн. Зажгу свет. (Идет за Сэйэмоном, доходит до двери, потом, передумав, возвращается обратно. Нервничает. Убирает сямисэн и другие вещи.)

Появляется О-Соно с заплаканными глазами.

О-Кэн. Ты видела его? О-Соно. Сестрица! (Стоит у входа в лавку и плачет.)

Из внутренних помещений выходят Сэйэмон вместе с Токубэем.

О-Кэн. Ох, огонь-то совсем погас!

Токубэй. Не надо, не надо, совсем не холодно.

Кoumu входит со двора неестественно спокойной походкой. Некоторое время стоит в сенях, как будто не решаясь пройти в дом. О-Кэн открывает перегородки, выходящие в сени, встречается взглядом с Коити и невольно замирает от неожиданности. Коити делает шаг вперед. Молчание. О-Тосэ (идет, пошатываясь, неуверенным шагом вслед за Коити). Ну, Коити, вот и отец. Поздоровайся же с ним по-хорошему! Как мы все о тебе беспокоились, и сказать невозможно! Что же теперь нам делать, как быть? (Плачет.) Коити (очень сдержанно). Отец. (Пауза.) Здравствуй, отец! Как твое здоровье? Напряженная тишина.

О-Тосэ. Отец, это Коити, Коити! Ах, Коити, если бы ты вернулся на месяц раньше, не случилось бы беды. Ах, Коити, Коити… (Плачет.)

Коити. Не надо, матушка! Об этом уже не стоит говорить. Такова судьба. Нет, нет, если свалить на судьбу, то это будет ложь. Хотя и говорят, что жизнь человека – дело его рук, все идет естественным, закономерным путем… Какая-то непонятная сила подталкивала меня. Я очень виноват перед вами, отец, перед тобой, матушка, перед всеми родными. Если бы это случилось в старые времена, наказанию подверглась бы вся семья. И все же…

О-Тосэ. Скажи, что ты ничего дурного не сделал, и власти обязательно разберутся. Разве ты способен на плохие поступки!

Коити. Ах, матушка! Никто не знает мои мысли. (Печально.) Хоть и говорят, что родители и дети одно целое, но мы такие разные…

Токубэй. Коити! Послушай! В газете писали о неком Кэммоти. Это о тебе?

Коити. Отец!..

Токубэй. Сперва ты в Токио устраивал беспорядки, а потом сбежал на шахту! Неужели все эти ужасные вещи – правда?

Коити. Да разве газеты пишут правду? Они только и знают, что угодничать перед властями… (С неестественным спокойствием.) Отец, как бы я ни хотел просить у вас прощения за все огорчения и тревоги, мое сердце не велит мне этого делать. Я не совершал ничего дурного. Я только жил, как требовала моя совесть… (Печально.) Сколько бы я ни говорил, вы, пожалуй, по-настоящему меня не поймете. Наверное, думаете, что это слова безумца. Но времена изменились. (С отчаянием и яростью.) Да, я пришел совсем из другого мира и снова вернусь туда. Я покончил с рабским существованием. Мы ненавидим тех, кто живет только ради своей выгоды. Но в их руках власть. И вот поэтому мы избрали свой путь – путь обновления души. Прежде всего мы поставили своей целью открыть глаза двадцати тысячам шахтеров, живущих в невежестве, в темноте. По шахте распространились идеи о труде, приносящем радость, и о справедливом мире. Тогда администрация решила положить этому конец. Как раз в Токио поднялись волнения. Я поспешил туда, но не поспел – было уже поздно.

Токубэй. Значит, ты непосредственно не связан с теми людьми в Токио?

Коити. Послушайте, отец! Вы с детства твердили мне: стань большим человеком, стань большим человеком. Позже я пытался понять, что же это такое – большой человек? И тогда я пришел к выводу: это нечто совсем иное, чем думают все, и решил жить по-своему. Оглянулся вокруг себя: на свете полно пустых, нечестных людей. (Грустно улыбаясь.) Да я и сам, если бы не вы, отец, тоже прозябал бы в нашем маленьком, заброшенном городке. Здесь я стал бы мужем, отцом. Пожалуй, так бы и прошли мои дни в неведении. Вы изгнали меня из этого мира, но в то же время не научили, в каком же другом мире я должен жить. Поэтому я стал искать сам. И нашел. Ах, отец, боюсь, что вам этого, пожалуй, не понять.