Чёрный дом - Стивен Кинг

— Дружище, позволь задать тебе один вопрос, только прошу, ответь честно. Ты действительно видел вчерашнюю игру?

— Я не знал, что Уэнделл — твой большой друг, — цедит Бобби. — Я вообще не знал, что ты бывал так далеко на юге, аж в Ла Ривьере. Я всегда думал, что ты считаешь вечер удавшимся, выпив кувшин пива и выбив больше сотни в «Боулингдроме Ардена». А теперь я вижу, что ты тусуешься с репортерами из университетских городков. Возможно, даже с Висконсинской крысой, этим парнем с KWLA. Смотри не подхвати чего-нибудь от тамошних шлюшек.

Собеседник Рэтбана говорит, что пропустил первый иннинг, поскольку ему пришлось забирать детей после консультации в больнице «Маунт Хеврон», но все остальные он действительно видел.

— Разве я говорил, что Уэнделл Грин — мой друг? — вопрошает Том Лунд. Над левым плечом Бобби он видит первое из имен, написанных на грифельной доске. И не может оторвать от него глаз. — Так уж получилось, что я встретил его после суда над Киндерлингом, и мне не показалось, что он — плохой человек. Наоборот, мне он даже понравился. Я его пожалел. Он хотел взять интервью у Голливуда, а Голливуд дал ему от ворот поворот.

Да, конечно, он видел дополнительные иннинги, говорит несчастный собеседник Рэтбана, которого ведущий явно старается размазать по стенке, поэтому он и знает, что в Поки Риза попали мячом.

— Что же касается Висконсинской крысы, я б его не узнал, если увидел. А так называемая музыка, которую он выпускает в эфир? Большей дряни слышать мне не доводилось. Я вообще не понимаю, как этому чудику дали свою программу. Да еще на университетской радиостанции! А что ты скажешь насчет нашей удивительной UW-Ла Ривьер, Бобби? Что они говорят о нашем обществе? О, я забыл, тебе нравится это дерьмо.

— Нет, я люблю «311» и «Корн»,[6] но ты настолько не в теме, что не сможешь найти разницу между Джонатаном Дэвисом и Ди Ди Районом.[7] Впрочем, забудем об этом, лады? — Бобби Дюлак медленно поворачивается к своему напарнику и улыбается. — Хватит цапаться.

— Это я-то цапаюсь? — Том Лунд округляет глаза, изображая оскорбленную невинность. — Неужто я швырнул газету через всю комнату? Нет, вроде бы не швырял.

— Если ты никогда не видел Висконсинскую крысу, откуда тебе известно, как он выглядит?

— Как-то вот я знаю и о необычном цвете его волос, и о торчащем шнобеле. Знаю, что у него черная кожаная куртка, которую он носит не снимая днем и ночью, в дождь и солнце.

Бобби ожидал продолжения.

— Все это в его голосе. По голосу можно многое узнать о человеке. Парень говорит: «Послушай, похоже, будет хороший день», а на самом деле рассказывает тебе историю своей жизни.

Хочешь узнать кое-что еще об этом Крысеныше? Он не был у дантиста шесть или семь лет. И его зубы похожи на говно.

Из уродливого бетонного здания KDCU, что рядом с пивоварней на Пенинсула-драйв, радиоприемник, который Дейл Гилбертсон подарил полицейскому участку задолго до того, как Том Лунд или Бобби Дюлак надели форму, доносит яростный рев Джорджа Рэтбана, рев, от которого в радиусе ста миль завтракающие фермеры улыбаются через стол своим женам, а проезжающие дальнобойщики радостно гогочут.

— Я клянусь, дружище, и это относится к каждому, кто звонит мне в студию, я сердечно тебя люблю, это святая правда, я люблю тебя, как моя мамочка любила свою грядку репы, но иногда вы СВОДИТЕ МЕНЯ С УМА. Ну и ну! Вторая половина одиннадцатого иннинга, два аута! Шесть — семь, «Реды»[8] впереди! Игроки на второй и на третьей базе. Бэттер отбивает мяч в центр. Риз срывается с третьей базы, бежать-то совсем ничего, и он успевает на четвертую базу, успевает! ДАЖЕ СЛЕПОЙ ЗАСЧИТАЛ БЫ ОЧКО!

— Слушай, а я думал, что у него не было ни единого шанса успеть, правда, слушал репортаж по радио, — говорит Том Лунд.

Они дуются друг на друга и оба это знают.

— Фактически, — вопит самый популярный «голос округа Каули», — фактически, мальчики и девочки, мне не остается ничего другого, как внести следующее предложение. Давайте поменяем всех судей на «Миллер-парк», да чего уж там, во всей Национальной лиге на СЛЕПЦОВ! Что вы об этом думаете, друзья? Я гарантирую, что качество судейства повысится от шестидесяти до семидесяти процентов. ДАЙТЕ ЭТУ РАБОТУ ТЕМ, КТО МОЖЕТ С НЕЙ СПРАВИТЬСЯ, — СЛЕПЫМ!

Веселая улыбка растягивает губы Тома Лунда. Ох уж этот Джордж Рэтбан, ну дает.

— Проехали, хорошо? — предлагает Бобби.

Все еще улыбаясь, Лунд достает сложенную газету из синего пакета, раскладывает на столе, и тут же улыбка сбегает с лица, оно становится каменным.

— О нет. О черт.

— Что такое?

Лунд стонет и качает головой.

— Господи. Я даже не хочу этого знать. — Бобби сует руки в карманы, потом расправляет плечи, вытаскивает правую руку, закрывает ладонью глаза. — Я слепой, так? Переведите меня в судьи.

Лунд молчит.

— Это заголовок? Заголовок на первой полосе? Неужели все так ужасно? — Бобби убирает руку от глаз, она зависает в воздухе на уровне его груди.

— Похоже, этот Уэнделл не внял здравому смыслу, во всяком случае, не пожелал остановиться. Неужели я только что говорил, что этот ублюдок мне нравится? Просто не могу в это поверить.

— Проснись, — хмыкает Бобби. — Никто не растолковывал тебе, что стражи правопорядка и журналисты обитают по разные стороны баррикад?

Мощный торс Тома Лунда нависает над столом, глубокая морщина, словно шрам, прорезает лоб, щеки багровеют. Он тычет пальцем в Бобби Дюлака.

— Слушай, ты меня достал, Бобби. Сколько ты здесь служишь? Пять месяцев, шесть? Дейл нанял меня четыре года назад, когда он и Голливуд надели наручники на мистера Торнберга Киндерлинга. За последние тридцать лет это был самый громкий процесс в истории округа. Не могу сказать, что все лавры принадлежат мне, но я тоже внес свою лепту. Помог собрать доказательства.

— Только чуть-чуть, — говорит Бобби.

— Я напомнил Дейлу о барменше из «Гриль-бара», Дейл сказал Голливуду, Голливуд побеседовал с девушкой, и она сильно ему помогла. Помогла посадить Киндерлинга в тюрьму. Поэтому не тебе так со мной говорить.

Бобби Дюлак изображает искреннее раскаяние.

— Извини, Том. Я, конечно, не прав, — но думает совсем другое: «Допустим, ты проработал в полиции на пару лет дольше и однажды освежил память Дейла. Таким копом, как я сейчас, тебе вообще никогда не стать. Прошлым вечером ты уже продемонстрировал свой героизм, не так ли?»

За сорок пять минут до полуночи Арман «Нюхач» Сен-Пьер и его дружки из Громобойной пятерки с ревом примчались с Нейлхауз-роуд, ворвались в полицейский участок и потребовали от трех его обитателей, каждый из которых отработал восемнадцатичасовую смену, отчета о результатах расследования, которое занимало их больше всего. «Что, черт побери, вообще делается? Как насчет третьей девочки, а, как насчет Ирмы Френо? Ее уже нашли? Вы тут кого-нибудь ищете или только пускаете слюни? Вам нужна помощь? — орал Нюхач. — Вам нужна помощь? Так сделайте нас полицейскими, и вы получите всю чертову помощь, которая вам нужна, и даже больше». Гигант по прозвищу Мышонок, ухмыляясь, подошел к Бобби Дюлаку и наступал на него огромным пивным брюхом, пока Бобби не уперся спиной в шкаф. Потом он, дыша пивным перегаром и марихуаной, полюбопытствовал, знаком ли Бобби с произведениями такого уважаемого джентльмена, как Жак Деррида.[9] Когда Бобби ответил, что никогда не слышал о таком писателе, Мышонок бросил: «Как же так, Шерлок?» — и отступил в сторону, чтобы вперить взор в имена на грифельной доске. Полчаса спустя Нюхач, Мышонок и их дружки отбыли, недовольные полученными ответами, так и не ставшие копами, но более или менее успокоившись, и Дейл Гилбертсон заявил, что ему тоже пора домой, надо хоть немного поспать, а вот Том должен остаться в участке, на всякий случай. Оба копа ночной смены нашли причины не выходить на работу. Бобби сам вызвался остаться («Нет проблем, шеф»), вот почему мы и в столь раннее утро застали этих двух молодых людей в полицейском участке.