Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова) - Лазарь Лагин

– Меня зовут Волька, – ответил наш герой, продолжая медленно раскачиваться под потолком.

– А имя счастливого отца твоего, да будет он благословен во веки веков? Скажи мне нежнейшее из его имён, ибо он поистине достоин великой любви и благодарности – человек, подаривший миру такого достойного отпрыска.

– Его зовут Алексей. А самое нежное… самое нежное его имя – Алёша, Алёшенька…

– Так знай же, о превосходнейший из отроков, звезда сердца моего, Волька ибн Алёша, что я буду впредь выполнять всё, что ты мне прикажешь, ибо ты спас меня из страшного заточения. Апчхи!..

– Почему вы так чихаете? – осведомился Волька, словно всё остальное было ему совершенно ясно.

– Несколько тысячелетий, проведённых в сырости, без благодатного солнечного света, в холодном сосуде, покоящемся в глубинах вод, наградили меня, недостойного твоего слугу, утомительным насморком. Апчхи!.. апчхи!.. Но всё это сущая чепуха и недостойно твоего драгоценнейшего внимания. Повелевай мной, о юный господин! – с жаром заключил Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, задрав вверх голову, но продолжая оставаться на коленях.

– Прежде всего поднимитесь, пожалуйста, с колен, – сказал Волька.

– Твоё слово для меня закон, – послушно ответствовал старик и встал на ноги. – Я жду твоих дальнейших повелений.

– А теперь, – неуверенно промолвил Волька, – если это вас не затруднит… будьте добры… конечно, если вас это не очень затруднит… Одним словом, мне бы очень хотелось очутиться на полу.

В тот же миг он оказался внизу, рядом со стариком Хоттабычем, как мы будем в дальнейшем для краткости величать нашего нового знакомого. Первым делом Волька схватился за штаны. Штаны были совершенно целы.

Начинались чудеса.

IV. Экзамен по географии

– Повелевай мною! – продолжал Хоттабыч, глядя на Вольку преданными глазами. – Нет ли у тебя какого-нибудь горя, о Волька ибн Алёша? Скажи, и я помогу тебе.

– Ой! – всплеснул руками Волька, кинув взгляд на бодро тикавший на его столе будильник. – Опаздываю! Опаздываю на экзамен!..

– На что ты опаздываешь, о драгоценнейший Волька ибн Алёша? – деловито осведомился Хоттабыч. – Что ты называешь этим странным словом «эк-за-мен»?

– Это то же самое, что испытания. Я опаздываю в школу на испытания.

– Знай же, о Волька, – обиделся старичок, – что ты плохо ценишь моё могущество. Нет, нет и ещё раз нет! Ты не опоздаешь на экзамен. Скажи только, что тебе больше по нраву: задержать экзамены или немедленно оказаться у врат твоей школы?

– Оказаться у врат, – сказал Волька.

– Нет ничего легче! Сейчас ты будешь там, куда ты так жадно тянешься своей юной и благородной душой, и ты потрясёшь своими познаниями учителей своих и товарищей своих.

С приятным хрустальным звоном старичок снова выдернул из бороды сначала один волосок, а за ним другой.

– Боюсь, что не потрясу, – рассудительно вздохнул Волька, быстренько переодеваясь в форменную одежду. – По географии я, честно говоря, на пятёрку не вытяну.

– По географии? – вскричал старик и торжественно поднял свои иссохшие волосатые руки. – Тебе предстоит экзамен по географии?! Знай же, о изумительнейший из изумительных, что тебе неслыханно повезло, ибо я больше кого-либо из джиннов богат знаниями по географии, – я, твой верный слуга Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб. Мы пойдём с тобой в школу, да будут благословенны её фундамент и крыша! Я буду тебе незримо подсказывать ответы на все вопросы, которые будут тебе заданы, и ты прославишься среди учеников своей школы и среди учеников всех школ твоего великолепного города. И пусть только попробуют твои учителя не удостоить тебя самых высочайших похвал: они будут иметь дело со мной! – Тут Хоттабыч рассвирепел. – О, тогда им придётся очень, оч-чень плохо! Я превращу их в ослов, на которых возят воду, в бездомных собак, покрытых коростой, в самых отвратительных и мерзких жаб, вот что я с ними сделаю!.. Впрочем, – успокоился он так же быстро, как и рассвирепел, – до этого дело не дойдёт, ибо все, о Волька ибн Алёша, будут восхищены твоими ответами.

– Спасибо, Гассан Хоттабыч, – тяжко-тяжко вздохнул Волька. – Спасибо, только никаких подсказок мне не надо. Мы – пионеры – принципиально против подсказок. Мы против них организованно боремся.

Ну откуда было старому джинну, проведшему столько лет в заточении, знать учёное слово «принципиально»? Но вздох, которым его юный спаситель сопроводил свои слова, полные печального благородства, утвердили Хоттабыча в убеждении, что помощь его нужна Вольке ибн Алёше больше чем когда бы то ни было.

– Ты меня очень огорчаешь своим отказом, – сказал Хоттабыч. – И ведь, главное, учти: никто моей подсказки не заметит.

– Ну да! – горько усмехнулся Волька. – У Варвары Степановны такой тонкий слух, спасу нет!

– Теперь ты меня не только огорчаешь, но и обижаешь, о Волька ибн Алёша. Если Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб говорит, что никто не заметит, значит, так оно и будет.

– Никто-никто? – переспросил для верности Волька.

– Никто-никто. То, что я буду иметь счастье тебе подсказать, пойдёт из моих почтительных уст прямо в твои высокочтимые уши.

– Просто не знаю, что мне с вами делать, Гассан Хоттабыч, – притворно вздохнул Волька. – Ужасно не хочется огорчать вас отказом… Ладно, так и быть!.. География – это тебе не математика и не русский язык. По математике или русскому я бы ни за что не согласился на самую малюсенькую подсказку. Но поскольку география всё-таки не самый главный предмет… Ну, тогда пошли побыстрее!.. Только… – Тут он окинул критическим взором необычное одеяние старика. – М-м-м-да-а-а… Как бы это вам переодеться, Гассан Хоттабыч?

– Разве мои одежды не услаждают твой взор, о достойнейший из Волек? – огорчился Хоттабыч.

– Услаждают, безусловно услаждают, – дипломатично ответил Волька, – но вы одеты… как бы это сказать… У нас несколько другая мода… Ваш костюм слишком уж будет бросаться в глаза.

– Но как же одеваются сейчас достойные уважения мужи почтенных лет?

Волька попробовал растолковать старику, что такое пиджак, брюки, шляпа, но, сколько он ни старался, ничего толком объяснить не мог. Он совсем было отчаялся, когда его взгляд случайно упал на висевший на стенке дедушкин портрет. Тогда он подвёл Хоттабыча к этой порыжевшей от времени фотографии, и старик несколько мгновений вглядывался в неё с любопытством и нескрываемым недоумением: ему странно и удивительно было видеть одеяние, столь не похожее на своё.

Через минуту из дома, в котором с сегодняшнего дня проживала семья Костыльковых, вышел Волька, держа под руку Хоттабыча. Старик был великолепен в новой парусиновой пиджачной паре, украинской вышитой сорочке и твёрдой соломенной шляпе канотье. Единственное, что он не согласился сменить, была обувь. Сославшись на мозоли трёхтысячелетней давности, он остался в своих розовых туфлях с загнутыми носками, которые в своё время свели бы, вероятно, с ума самого большого модника при дворе калифа Гаруна аль Рашида.

И вот Волька с преобразившимся Хоттабычем почти бегом приблизились к подъезду 245-й московской средней школы. Старик кокетливо посмотрелся в стеклянную дверь, как в зеркало, и остался собой доволен.

Пожилой швейцар, солидно читавший газету, с удовольствием отложил её, завидев Вольку и его спутника. Ему было жарко и хотелось поговорить.

Перескакивая сразу через несколько ступенек, Волька помчался вверх по лестнице. В коридорах было тихо и пустынно – верный и печальный признак, что экзамены уже начались и что Волька, следовательно, опоздал.

– А вы, гражданин, куда? – благожелательно спросил швейцар Хоттабыча, последовавшего было за своим юным другом.

– Ему к директору нужно! – крикнул сверху Волька за Хоттабыча.

– Извините, гражданин, директор занят. Он сейчас на экзаменах. Зайдите, пожалуйста, ближе к вечеру.

Хоттабыч сердито насупил брови:

– Если мне будет позволено, о почтенный старец, я предпочёл бы подождать его здесь. – Затем он крикнул Вольке: – Спеши к себе в класс, о Волька ибн Алёша, я верю, ты потрясёшь своими знаниями учителей своих и товарищей своих!

– Вы ему, гражданин, дедушкой приходитесь или как? – попытался швейцар завязать разговор.

Но Хоттабыч, пожевав губами, промолчал. Он считал ниже своего достоинства беседу с привратником.

– Разрешите предложить вам кипячёной воды, – продолжал между тем швейцар. – Жара сегодня – не приведи господь.

Налив из графина полный стакан, он повернулся, чтобы подать его неразговорчивому незнакомцу, и с ужасом убедился, что тот пропал неизвестно куда, словно сквозь паркет провалился. Потрясённый этим невероятным обстоятельством, швейцар залпом опрокинул в себя воду, предназначенную для Хоттабыча, налил и осушил второй стакан, третий и остановился только тогда, когда в графине не осталось ни единой капли. Тогда он откинулся на спинку стула и стал в изнеможении обмахиваться газетой.