Революция Х - Алекс Муров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну ну… А про отца слыхал?
– А что с ним?
– Винище каждый вечер жрёт он вместе со священником… Пропадает!
– Ну а вы как живёте здесь? – Клим сменил тему потому, что ему было стыдно за отца. – И что тут тихо, как на кладбище? Куда все подевались! Федька где? На печи лежит наверно, валандай? На счёт Кая, знаю, парень в золотоискатели подался, а в прошлом году его на каторгу сослали, кого-то там пришить успел… Мать писала мне!
– Да да… Тунгусу таёжному горло покрамсал ножом. Бандюган и только, что взять, весь род у них такой, душегубы… Ну а Фёдор… – дед подозрительно взглянул на юношу, затянувшись табачным дымом. – Фёдор в городе, как и все наши молодые… Уехал после смерти отца, царство ему небесное… Языки поговаривали, в партизанском отряде служит… Сразу уехал после всего, что случилось с отцом и хатой его.
– Стало быть с большевиками снюхался…
– Стало быть, а там не знаю… Поговаривали…
– Ну ладно дед, пойду я!
– Удачи… – и когда парень устремился к дому, промолвил тихо. – Чёртов сын… Кровопийцы…
Климу встретилась сгорбившаяся маленькая старуха с вёдрами, ковылявшая к колодцу.
– Здравствуй, бабушка… – парень почесал голову, вспоминая имя морщинистой старухи.
Старуха обернулась на него и произнесла:
– Клим… Здравствуй сынок… Вот не задача!
– В чём дело?
– Вёдра у меня пустые! Не хорошо это!
– А что?
– Примета плохая! Беде быть!
Глава 2
Ватага красноармейцев с ружьями, на лошадях двигала в сторону Орловки. Молодцы пели все вместе:
– Белая армия чёрный барон
Снова готовит нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Так пусть же красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти за родину на бой!
В ватаге, первым и главным человеком был Фёдор Птаха. На нём – кожаная американская куртка, за жёлтым ремнём виднеется – револьвер. Добрая половина его отряда состояла из молодых крестьянских парней, сотников и десятников, а вот остальная часть из кержаков – бородачей, среди которых, был уродливый горбун с чёрными как сажа, зубами, по имени Платон.
Фёдор остановился, спрыгнул со своего коня и спустился с ним к речке. Его отряд из тринадцати партизан последовал его примеру. Он, молодой, возмужавший мужчина со шрамом на брови, с бритой головой, нагнулся и стал умывать ледяной водой из реки своё лицо. Его конь стоял рядом и жадно пил. К Фёдору подходит горбун не высокого росточка с большими безумными серыми глазами и говорит:
– Нервничаешь башка бритая? – улыбается гнилыми зубами горбун.
– С чего мне?
– В деревеньку, в которой ты родился и вырос… Путь всё-таки держим. Порядок наводить! Новую Власть ставить!
– Радуюсь. – произносит мрачный Фёдор, глядя в воду и увидев сома.
– Радуешься?
– Радуюсь, что мне вздрючить старого знакомого купца скоро посчастливиться… Я из его черепа сувенир себе сделаю… – достаёт он револьвер и направив его дуло на сома в воде, прищуривает глаз. – Буду квас из него пить!
– А ты людишек вообще много раздавить успел, а? Парни говорили, ты просто сущий дьявол, за это они с тобой хоть в ад! Тебя все уважают! Сколько кончил человеков?
– Кого успел все мои!
– И я уже не раз убивывал… Если быть точнее, семь человек успел на тот свет приставить! Мало, знаю… Слушай, Фёдор… Ещё в ватаге ходят слухи про батьку твоего, что ты…
– Про меня много чего говорят…
Горбун смеётся. Фёдор спускает курок. Раздаётся громкий выстрел.
Клим поднялся на крыльцо двухэтажного дома и постучал в дверь. Рядом с особняком Орловых, домом первым на деревне – большой палисадник. Открыла двери парню его мать – Настасья Кирилловна. Женщина очень видная и моложавая, не смотря на свой возраст, в чёрной кофте, чёрной кичке, как монахиня. Герой зашёл в дом.
– Здравствуй ма… – произнёс, улыбаясь парень.
Увидев сына, женщина, перекрестив его, бросилась обнимать и целовать.
– Какой ты у меня стал сыночек… Плечистый! – но улыбка вмиг стирается с её лица, когда она замечает на лице Клима синяк. – Подожди сын, подожди, а чего это у тебя с лицом твоим?
– Не обращай внимание, боксом с одноклассниками занимался… Ну перестарался немножко.
Подошёл отец Назар. Низкий ростом, плотный, мощный, в синей рубахе, с чёрной бородой. Кисти рук у него толстые. На одном из пальцев правой руки —золотой перстень. Под глазами у Назара мешки, а сами глаза стеклянные и красные, будто от постоянной бессонницы. Поглядели друг на друга отец с сыном. Долго решались друг друга обнять. Отношения у них были сложнее, чем у Клима с матушкой.
– Ну здравствуй, вьюнош…
– Ну здравствуй, тятька… – всё таки обнялись отец с сыном. – Ух, от тебя и винищем пахнет… – говорит Клим, отпуская из своих объятий отца.
– Ты чего не отписал, когда прибудешь, встретил бы…
– Да не, зачем мне? Чё вас беспокоить? Ноги есть.
С лестницы второго этажа спустились к нему младшая сестра Верочка пятнадцати лет, высокая и упругая, с большими серыми глазами и косами на спине, а вместе с нею старший брат Лука, двухметровый детина, здоровенный и слегка полный, похожий на медведя. Все по очереди обнимали гостя.
– Соскучился я по вам род Орловых… – говорит Клим, обнимая сестру. – А где дед Серафим?
– Слёг дед Серафим… – говорит матушка. – Лежит хворает в своей комнате…
– А что с ним было?
– Инсульт, ни говорить, ни есть путём не может, такие дела.
Отец Назар сел за большой стол и налил из графина себе в рюмку водку. Вера и Лука сели с ним рядом.
Клим отправился в комнату дедушки на втором этаже. Зашёл внутрь и закрыл дверь. Дед Серафим, сухой, в позеленевшей бороде, лежал на кровати, укрытый ситцевым одеялом. Внук подошёл, взглянул на деда, подвинул стул к кровати и присел рядом. Молодой человек долго в тишине смотрел на старца. Его губы прошептали:
– Здравствуй дед.
Древний Серафим открыл глаза и посмотрел на внука. Он не мог ничего ему ответить и лишь слегка моргнул в знак приветствия. Клим улыбнулся.
После, Орлов прошёл в свою комнату, чтобы переодеться и распаковать свой чемодан. Когда он бросил его на диван и стал из него вынимать свои пожитки, к нему зашла Настасья Кирилловна.
– Какой красавец… Весь в Серафима молодого пошёл. – любовно смотрела на Клима матушка. – Девок много в городе испортил?
– Перестань, ма… Я не люблю об этом говорить! Ну как у вас дела здесь? Отец что-то не важно выглядит…
– Пьёт батька твой, переживает, что придут за ним и расстреляют… – мать заплакала. – Плохо дела у нас, думаем уехать… Сны плохие сняться мне, каждую ночь просыпаюсь в ледяном поту, извелась вся. Я потому тебе и написала, чтоб приехал…
– Уехать? Куда? – присел на кровати от неожиданной вести, парень.
– В Луганск, к сестре моей… Там одно время поживём, а дальше видно будет.
– А как же учёба моя, гимназия?
– Да какая уж теперь гимназия, не время учиться милый, время выживать. А там время покажет, но здесь оставаться становится опасно… Однозначно…
– А куда дедушку немощного денем?
– С собой возьмём. Здесь его оставить не с кем… Отец твой вроде хочет и не хочет уезжать, не может он смириться с тем, что бросит он богатство то своё. Не хочет с чистого листа всё начинать… Переодевайся, да спускайся ужинать.
На первом этаже особняка, всё семейство Орловых ужинали, кроме главы семьи – Назара, который предпочёл вместо гороха с курицей, водку на лимонных корках. На столе стояла бутылка красного вина, но её никто не открыл. Мрачный чернобородый батька сидел в обитом плюшем, кресле, не выпуская рюмку из руки.
– Э-э-э-эх… Скучно… – сказал он, встал из-за стола и включил проигрыватель.
Громко заиграла гармонь. Клим взглянул на мать, та грустно посмотрела на него. Еда встала комом в горле парня.
– Хорошо, что хоть батюшка не ровен час заглянет к нам на огонёк… – произнёс Назар.
– Будет тебе пить отец… – нервно бросил Клим ложку в тарелке, рассыпав в стороны горошины. – Ты что, не видишь, мать переживает!
– Ты чего лезешь, куда тебя не просят! Мал ещё, отцу как жить советовать…
Вера и Лука с матушкой испуганно сидели и молчали, наблюдая за отцом и сыном.
– Мал, не спорю, но ты посмотри на себя, посмотри в зеркало, тебе нет и пятидесяти, а ты уже на все семьдесят, со своими запоями выглядишь…
– Замолч! – ударил по столу Назар. – Бредкий я смотрю какой!
– А чего ты мне рот то затыкаешь… Правда глаза колит?
– Ты чего сюда приехал, отца своего учить? А? Если так, езжай обратно в свою гимназию! Хоть сейчас!
– И уехал бы, как и всегда делаю, лишь бы подальше отсюда от тебя! От твоего эгоизма и пьянства!
– Что ты знаешь, щенок… Что ты знаешь… Я пью, потому, что делу моему швах, потому что, власть свою мы все просрали…
