Кольцо - Сергей Коковкин

Солнце расточало по стенам алый отблеск. От туфель несло грушевой эссенцией. Где-то далеко-далеко внизу струился и тек проспект. Они так и лежали на полу, и она перебирала пальцами его взмокшие волосы.

Так было. И так будет всегда. Сколько им там осталось? Весь этот век.

Щелкнуло окно. Снаружи потянуло неслышным ветром. Лепет ее восторженного испуга, доносившийся со стороны ванной, вторил недавно затихшим всхлипам.

Идея начать новое время с белого листа, хоть не была задумана изначально, оказалась вполне на месте. Теперь, когда на всех, без разбора, свалился никому неведомый милленниум, он потребовал ответа от каждого. Смерть Жени свела их намертво, потребовав решения ва-банк.

Новый век представлялся ему новым домом, куда въезжаешь, принюхиваясь к запаху свежей краски. Но среди начерно разгороженных комнат и необработанных стен, в сквозной гулкой пустоте нового времени он ощущал себя потерянным и посторонним. Увидев знакомое до одури нагромождение декорационных стенок, заряженных на кругу, он, сознавая за каждой дверью бесконечную череду других дверей и переходов, пугался вдруг открывшейся ему перспективы, и, ковырнув на полу засохшее пятно краски, впервые спросил себя: зачем же мне столько? Имея в виду именно время, а не место.

Определенно он знал только одно - последнее его убежище на земле будет именно здесь, в этом забранном стеклом маленьком кубике неба, и никуда ему отсюда не деться.

Катя стояла под душем, ревниво следя за собой в запотевшем стекле. Тело само набрасывало автопортрет, не заботясь о форме, а просто даря от щедрот своих, легко, первозданно, как бог на душу положит. Вода била ровным единым током, дробя, вымывая, шлифуя, плеща у ног и вылетая в трубу.

Влад прислушался к шуму потока, к чистым ритмам, выбиваемым дождем. "Ты скажешь, ветреная Геба..." За полупрозрачным экраном с легкой диагоналевой строчкой ее тело виделось ему фрагментарно - наплывами, бликами, когда она приближалась к стеклу. Эта тайнопись живых пятен, сменяемых, как листки блокнота, делала каждый набросок значимым и полноценным. Истертую линию щек и летучие струи грудей, и размытый грозой овал живота и бедер... "Громокипящий кубок с неба..." Сквозь перепляс струй она пела, звенела, брызгалась, хлюпала. "Смеясь, на землю пролила..." Слава знал, как только он попытается отодвинуть экран, все прекратится. Вода выключится, тугие сосульки струй втянутся обратно в дырчатый домик, поток уйдет из-под ног, оставив на скользкой подстилке мокрую женщину с подурневшим простецким лицом. И ничего больше.

Он тихо вышел из ванной, унося стремительно смываемый образ и пытаясь затолкать его подальше в подсознание, впрок.

Покупка квартиры, которой Влад решил залатать сразу несколько прорех своей жизни и на которую он возлагал столько возможных сдвигов и перемен, теперь, наконец осуществившись, теряла для него всякий смысл, обесцениваясь до дурацкой причуды.

Катя вышла на цыпочках, оставляя мокрые копытца на сверкающем полу. Вертя востроносой головкой со стянутыми вверх волосами и вращая глазищами с бахромой смытых порыжевших ресниц, она шла хозяйкой, плоть от плоти этого сада-аквариума, его золотою рыбкой.

- Ой, - наткнулась она на живое, - ты что тут делаешь?

- Принюхиваюсь, - ответил "синяя борода", машинальным прищуром вписав ее в общий декор. Конечно, Катя была права: даже счастье он воспринимал с оттенком недоверия: а не сокрыли ли от него чего-либо более стоящего? Сморщенной подушечкой пальца она коснулась его лица. Щека была мокрой. Он плакал, и она не могла понять отчего. А он ничего не хотел объяснять. Просто они стояли, понимая, как растет между ними расстояние, неизбежно отдаляя друг от друга. С этим ничего нельзя было поделать.

- Я умру здесь, - прошелестело еле слышно, словно сказанное не им. Ей стало холодно. Волна гусиной кожи пробежала по спине. Опять перед ней обиженное лицо, жалобные глаза.

- Где? - спросила Катя с вызовом, выставив упертые в бока руки. Что-то нарочито картинное было в этой позе, и он по режиссерской привычке стукнул ее по руке. Маленький кулачок соскользнул с бедра, но она снова воздвигла его на место.

- Где? Ты уже выбрал место?

- Сними руки.

- Нет! Где?

- Вон в том углу. Я сказал - убери руки.

- Как хочу, так и стою. Я не на сцене. Нет там никакого угла.

- Есть. Пошлячка.

- Трус. Я переставлю здесь все стенки. - Она зашлепала босыми ногами, и именно эти шлепки придавали ей уверенность. - Все будет не так! Эту стену мы уберем, здесь будет большой зал. А здесь, - ее голос исчез за поворотом, будут три спальни. Нет, три, а не две. Потому что три. Эти стенки мы поменяем местами, вход будет оттуда. И две спальни будут между собой сообщаться. Поэтому вместо короткой стены поставим вон ту длинную. Нет, еще длиннее... А здесь оставим сплошной коридор. Вот так, понимаешь? А дальше нам стена не нужна. Там все расширяется - шире, шире, до тех дальних окон, где дверь в лоджию. Вот видишь, тебе совершенно негде помереть.

- А в кабинете?

- Там нет кабинета. Там моя гардеробная.

- Без окон?

- А кабинет без окон тебя устраивает?

- Мне уже все равно.

- Как в могиле, да? Я не дам тебе помереть. Не дам! Слышишь?

Она, кажется, искренне этого хотела. Заклинание показалось если не убедительным, то решительным.

- И что ты будешь хранить в таком длинном шкафу? Платья?

- Любовников.

- Замолчи, - отрезал он, но уже примирительно.

- Не буду молчать.

Они помолчали.

- А как же я?

- Как знаешь. Я за тебя вообще не выйду.

- А я тебя и не беру.

- Тогда я пошла.

И она пошла от него на прямых враскачку ногах. Он нырнул вперед и перехватил ее у двери.

- Ну, иди-иди...

И, обхватив ее сзади, ощутил каждую клеточку гибельно гладкой кожи.

Похолодало. На голубые айсберги стен наплыли лиловые сумерки.

- Пусти, я пропущу закат.

И она выскользнула в лоджию.

Игра с Катей забавляла его, как и всякая игра. Он знал, что может взять любую фактуру, любой приглянувшийся ему характер, да просто первую попавшуюся на глаза болванку и, обтесав ее, заострив, расцветив по-своему, внедрить в совсем не свойственное ей пространство и тем самым выделить ее, приподнять над собой, заставить служить иной, ему одному видимой цели.

Он видел не то, на что смотрел, а то, что ему было нужно. Снятая с жизни отливка не оставалась сама по себе, а подлежала переплавке в иную форму, в своего рода шифровку реальности. И только тогда шла в дело. Но и это не избавляло от ошибок. И часто приходилось продвигаться наугад, как по минному полю.

- Вам письмо, - заговорщицки просунули ему с балкона шаловливую мордочку и сделали большие глаза. - Пляшите. - Катя стояла на одной ноге и, держась за створки, раскачивала. их из стороны в сторону. Бесноватый мячик заката запрыгал по стенам. Влад, сощурившись, смотрел на нее, на раскаленное небо. Сквозь прозрачную загородку балкона проблескивали редкие огоньки.

- Это не мне, - улыбнулся он, увидев белый рваный конверт.

- Вам!

- Откуда?

- Не скажу.

Он посмотрел на нее серьезно.

- Дай сюда!

На конверте был его адрес, то есть не его, не старый адрес, а вот этой самой квартиры, куда он даже не въехал, которой как бы и не было вовсе. Но его имя над адресом не было миражем. Он вскочил в бешенстве.

- Где ты его взяла?

- Здесь, на балконе...

- Где? Где? Где?

Он запрыгал по пустым плиткам с кляксами помета.

- Голубиная почта? Откуда? Никого нет! Квартиры не проданы, верхние этажи пусты. Кто сюда прилетал? А-а! - зловеще протянул он. - Где эта стукачья морда?

Выскочив на площадку, Влад вызвал лифт. В кабине лифта зеркала множили отражение, превращая его в толпу. Он рассмотрел конверт. Письмо было вскрыто и заклеено скотчем. Криво. Наискось. Марка оборвана. Все демонстративно, без желания что-либо скрыть. Обратный адрес явно фальшивый. Он надорвал растрепанный край, и сложенный листок упал на пол. Лифт, тормознув, качнул его в сторону. Переступив, он встал на письмо. Двери открылись бесшумно. Человек за конторкой поднял глаза безоблачной веры.

Влад тут же нажал верхнюю кнопку. На матовой стали стены уже было нацарапано слово. Когда он въедет сюда, он будет обречен читать его до конца века. И всякий раз оно будет повторять, кто он есть на самом деле. Какого века? Твоего, мудак.

- Катя! - закричал он с порога, войдя в квартиру. - Катя!

Никто не откликнулся. В комнатах ее не было. На балконе тоже. Помедлив, он перегнулся и посмотрел вниз. На крыше гаража белел плакат: "Покупайте квартиры. Звоните". Номер телефона, наверно, был рассчитан на ангелов.

В гардеробной сгустилось фиолетовое облако. В углу валялась скомканная тень. Он подошел и сел рядом. Тень уткнулась ему в плечо.

- У нас ничего не выйдет, да? Тебе со мной плохо?

Он поймал ее пальцы. Гладкая доверчивая ладонь.

- Куда ты бежал?

Он промолчал.

- Что за письмо? Что-то плохое?