Собиратель информации - Леонид Кудрявцев

Полумесяц солнца висел точно в зените, но было совсем не жарко. Над городом плыли гигантские мыльные пузыри. Иногда они опускались слишком низко и очень красиво лопались.

На центральной площади Питкин запнулся о рубку неожиданно вынырнувшей из асфальта подводной лодки, но даже не обернулся, чтобы обругать офицера, который устанавливал на ней крупнокалиберный пулемет.

Так же равнодушно Питкин прошел мимо задумчивого богомола, который явно хотел с ним познакомиться. Увидев, что знакомство сорвалось, богомол с горя прикусил собственный хвост и поплелся прочь.

Потом Питкина обогнали попрыгунчики. Громко шлепая, они отталкивались от асфальта плоскими волосатыми ступнями и взмыв метров на пять, приземлялись, чтобы сделать новый пятиметровый прыжок.

Из рупора на ближайшей крыше звучали последние новости. Уверенный мужской голос сообщал, что на сегодня предсказано двадцать три автокатастрофы и восемнадцать ограблений на каждый километр в среднем. Питкину на это было чихать.

Он шел и шел вперед, пока город не кончился. Тут до корабля оставалось совсем уже недалеко, и Питкин припустил бегом.

Стоп, вот и знакомая полянка.

Он остановился на самом ее краю, с трудом переводя дыхание и отыскивая глазами звездолет. Да, звездолет был на месте, только его предохранительные опоры превратились в толстые узловатые корни, а из корпуса торчало множество веток и сучьев.

Медленно, чувствуя странный холод в желудке, Питкин подошел к кораблю и протянув руку, сорвал с одной из веток апельсин. Он оказался горьким.

Тогда Питкин швырнул надкушенный плод на землю, с минуту рассматривал корабль, наружная обшивка которого прямо на глазах превращалась в кору, и медленно, криво ухмыляясь, вытащил из кобуры бластер.

Вот теперь действительно – все.

Он снял бластер с предохранителя и нацелил дуло себе в грудь. Вот сюда, где-то здесь должно быть сердце.

Нажимая курок, Питкин подумал, что все это до невозможности глупо. Потом плазменный шнур продернулся сквозь его тело и испарил подкрадывавшийся сзади тигрокуст. Трава понеслась Питкину навстречу и ударила его по лицу…

Умирать ему надоело через полчаса. Тогда он сел и задумчиво почесал в затылке. На груди не было даже малейшего ожога.

Вот ведь черт! Даже умереть здесь по-человечески нельзя!

И он завыл. А потом пошел в город, спотыкаясь и размазывая по щекам слезы.

А когда лес кончился, Питкин увидел городскую окраину, а также толпу, которая поджидала его.

Они были здесь все. Красавица Берта и Жвачкун, толстый владелец зоопарка инструкций, кентавр и еще многие…

Они ждали его и улыбались. А когда Питкин остановился перед ними, Жвачкун шагнул вперед и, хлопнув его по плечу, сказал:

– Ну хватит, парень, побаловался и – ша! Я вижу, что у тебя все прошло. А что, не так? Так! Я еще три дня назад, когда увидел, что ты надеваешь на себя эти дурацкие тряпки и застегиваешь на руке неисправный компьютер, понял что тебя не надо трогать. Да, я понял, что это пройдет само. И был прав! А? Прав, я говорю? Прав!

– Так я… – Питкин мучительно сглотнул. – Так я…

– Глупый, – сказал Жвачкун. – Ну конечно! Вспомни. Ты же наш. Забыл, как в прошлом году чуть не проломил мне голову пивной бутылкой в баре «У голубых слонов»? А Большую Берту вспомнил? Ты же с ней в один детлес ходил… Ладно, кончай придуривать! Есть дельце. Миркун охоту на жужелец затеял. Давно ее уже не было. Пошли! Да не мучайся так. С кем не бывает? Мне вон в прошлом году привиделось, что я голубая обезьяна. Так по крышам целую неделю скакал. Пошли!

– Пошли, – сказала Большая Берта. Она положила ему руки на плечи и близко-близко заглянула в глаза, да так, что у Питкина перехватило дыхание. И он, совершенно неожиданно, улыбнулся.

Толпа взревела. Все окружили Питкина и хлопали его по плечам, нахлобучили ему на голову шляпу и громко смеялись, выкрикивая:

– Я же знал!

– Я же говорил – пройдет!

– А я то…

– Да, он настоящий парень, наш Питкин!

– А здорово мы дурака валяли, притворяясь, что его не знаем?

– А старый Жвачкун – голова, правильно сказал, чтобы Питкина не трогали, вот он и выздоровел.

И Питкин уже бормотал:

– Да что вы – ребята… да я же с вами… я же так, бывает… ну с кем не случается!

А ему отвечали дружным смехом.

Через полчаса они отправились на охоту. Перестреляли чертову уйму жужелиц и вернулись в город увешанные трофеями. Солнце по этому поводу задержалось на небе лишних три часа, все ждало, когда они навеселятся, насмеются, натанцуются.

Прямо на мостовой пылали гигантские костры. На огне поджаривалось мясо жужелиц и любой, кто хотел, мог подойти и отрезать себе приглянувшийся кусочек.

А когда солнце устало и ушло отдыхать за горизонт, Большая Берта и Питкин тихо исчезли в одном из узких, неприметных переулков. Там Питкин прислонил Большую Берту к стене и снова очень близко увидел ее глаза. Потом они поцеловались.

А когда отодвинулись друг от друга, жадно хватая ртами воздух, Берта сказала:

– Да заткни ты эту верещалку, сосредоточиться не дает.

– Какую верещалку? – не понял Питкин и только тут услышал, что действительно, совсем недалеко, что-то верещит. Он нагнулся и поднял маленький, металлический кубик. – Что это? – спросил Питкин, разглядывая странную штуковину. Что-то она ему напоминала. На секунду в памяти всплыли слова «детектор опасности» и тут же исчезли. Бессмыслица какая-то!

Питкин пожал плечами и, прежде чем повернуться к Большой Берте, кинул кубик в канализационный люк. Он провалился сквозь прутья решетки, и верещанье смолкло. Через секунду в люке что-то полыхнуло.

Но Питкин этого уже не видел. Он целовал Большую Берту.

Питкин не видел также, как из люка выскочил маленький зеленый лягушонок. Некоторое время он таращился на луну, а потом пронзительно заквакал. Три длинных квака, три коротких и снова три длинных…