Откройте небо (Сборник) - Роберт Силверберг

Бордмен прикрыл глаза, когда корабль вышел на последний вираж перед посадкой. Сила тяжести набросилась на его старое тело. Ниже, еще ниже. Еще. Сколько посадок на различных планетах он уже совершил, и всегда им владело это неприятное чувство. Работа дипломата все время заставляла его перемещаться с места на место. Рождество на Марсе, Пасха на одном из миров Центавра, Зеленый праздник – на какой-нибудь из вонючих планет Ригеля, и теперь это задание – одно из самых сложных. «Человек ведь создан не для того, чтобы мотаться от одной звезды к звезде, – думал Бордмен. – Я потерял уже ощущение огромности космоса. Говорят, мы живем в великую эру расцвета человечества, но мне кажется, что человек был бы более счастлив, изучая песок на каком-нибудь острове Лазурного моря, чем шатаясь в космосе».

Он отдавал себе отчет, что под влиянием притяжения планеты Лемнос, на которую корабль так быстро спускался, лицо его искривилось. Мясистые щеки обвисли, не говоря уже о складках жира на животе, ведь он был полным человеком. Без особых усилий он мог бы привести свой внешний вид в соответствие с модными формами молодого современного человека. Но теряя в шике, он выигрывал в авторитете. Его профессия – давать добрые советы. А правительство никогда не любило прислушиваться к советам слишком молодых людей. Уже в течение сорока лет он имел внешность пятидесятилетнего человека и надеялся, что этот облик бодрого, энергичного человека средних лет сохранит еще как минимум лет пятьдесят. Потом, когда его карьера приблизится к концу, он перестанет сопротивляться действию времени. Тогда пусть его волосы поседеют, щеки ввалятся, он будет изображать какого-нибудь восьмидесятилетнего Нестора или Улисса. Скорее Нестора, чем Улисса.

Но пока ему помогала легкая небрежность в отношении своей внешности. Он был небольшого роста, но обладал мощным торсом и возвышался над всеми за столом конференций. Его огромные руки и выпуклая грудная клетка подошли бы гиганту, но когда он вставал, то все видели, что он невысок. Сидя же он мог напугать любого. Он не раз убеждался в полезности этого своего недостатка, поэтому никогда не пробовал его исправить. Человеку более высокого роста скорее присуще отдавать приказы, а не советы, он же никогда не любил командовать, предпочитая действовать более незаметно и деликатно. А что касается роста, то все важные государственные дела обычно делаются сидя. Бордмен предпочитал править сидя. Он выглядел так, как должен выглядеть президент: резко очерченный, несмотря на полноту, подбородок, толстый нос, рот решительный, брови густые, волосы черные, густо торчащие над массивным лбом с мощными надбровными дугами, которые могли бы взволновать даже неандартальца. На пальцах он носил три кольца: одно – жировик в платине, два других – рубины с инкрустацией из урана-238. Одевался скромно и традиционно, любил плотные ткани и почти средневековый покрой. В какой-нибудь другой эпохе он мог быть великосветским кардиналом или честолюбивым премьером. Наверняка он был бы важной персоной и теперь. Платой за это были трудные путешествия. Вскоре он высадится еще на одной чужой планете, где воздух пахнет не так и Солнце другого цвета, чем на Земле. Он нахмурился: долго ли они еще будут садиться?

Бордмен посмотрел на Неда. Двадцать два – двадцать три года, наивный, хотя и взрослый, высокий, банально симпатичный без помощи пластической хирургии, светлые волосы, голубые глаза, широкий, подвижный рот, ослепительно белые зубы. Нед был сыном одного уже умершего теоретика связи, бывшего одним из наиболее близких друзей Ричарда Мюллера. Поэтому его и взяли в экспедицию, чтобы он вел с Мюллером трудные разговоры деликатного свойства.

– Чарли, тебе плохо? – спросил Раулинс.

– Переживу. Сейчас сядем.

– Медленно спускаемся, правда?

– Теперь через минуту.

Лицо парня почти не изменилось под действием торможения, только левая щека слегка оплыла. Необычным было выражение – гримаса ехидства на этом молодом лице.

– Уже скоро, – Бордмен снова закрыл глаза.

Корабль коснулся поверхности планеты. Дюзы торможения двигателей рявкнули в последний раз и смолкли, после чего амортизаторы вцепились в почву, и корабль замер. «Вот мы и прибыли, – подумал Бордмен. – Теперь на очереди лабиринт. Теперь на очереди господин Ричард Мюллер. Увидим, изменился ли он за эти девять лет, и к лучшему ли. Может быть, он стал обычным человеком. И если это так, то, Господи, помоги нам всем».

Нед Раулинс до сих пор мало путешествовал. Он посетил всего пять миров, и три из них в своей Солнечной системе. Когда ему было десять лет, отец взял его на каникулы на Марс. Потом он побывал на Венере и Меркурии. И после окончания школы, в шестнадцать лет, он получил приз – экскурсию на Альфа Центавра. Затем три года спустя он совершил грустное путешествие в систему Ригель, чтобы привезти останки отца, погибшего в известной катастрофе. Да, это не было рекордом путешествий во времена, когда полеты на космических кораблях из одной звездной системы в другую стали обычным делом. Раулинс отдавал себе в этом отчет. Но он понимал, что в его начинающейся карьере дипломата впереди еще множество путешествий. Бордмен постоянно повторял, что это тяжелая обязанность, связанная с их службой. Нед приписывал это просто усталости человека, который был в четыре раза старше его, хотя вопреки своим впечатлениям подозревал, что Бордмен не очень перегибает. Может, она придет позже, эта усталость. Пусть. А сейчас Нед Раулинс стоял на неизвестной планете в шестой раз в своей жизни, и это доставляло ему удовольствие.

Корабль уже выгружал их оборудование на большую равнину, окружавшую лабиринт.

Сутки здесь длятся тридцать часов, а год – двадцать месяцев. Теперь в этом полушарии была осень, довольно прохладная. Экипаж выгружал контейнеры с палатками. Бордмен, одетый в грубую меховую шубу, стоял задумавшись так глубоко, что Раулинс не осмелился прервать ход его мыслей. Он всегда относился к Бордмену с большим уважением и одновременно чуточку побаивался его. Понимая, что тот – циничная старая дрянь, негодяй, он все же не мог им не восхищаться.

«Бордмен действительно большой человек, – думал он. – Таких людей мало. Мой отец в свое время был одним их них. И Мюллер тоже… (Раулинсу было всего двенадцать лет, когда Мюллер попал в эту чертову переделку). Ну что ж, знать троих таких людей в двадцать лет – это, конечно, дано не каждому. Да, если бы сделать карьеру, хотя бы наполовину такую блистательную, как у Бордмена… Конечно, мне еще не достает опыта и сообразительности Чарли, и я никогда не научусь его „штучкам“. Но у меня есть другие достоинства: уважение к противнику, честность. Может быть мне удастся пойти своим путем, который будет более полезным для человечества».