Волчья ягода - Юлия Флёри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ты мне сейчас предъявил вместо благодарности? – охнул Борис Львович, а Рома безразлично пнул случайный камешек на вылизанной до блеска садовой дорожке.
– Бать, ты бы остыл… Задолбал уже выть, как пожарная сирена.
– Пошёл вон… – выдохнул Новак, не в силах выдержать безразличие сына. – Пошёл вон, убирайся! – взревел он, переводя дыхание, но не стерпел и бросился в драку, желая наказать нерадивого отпрыска, желая размазать эту паршивую ухмылку по его лицу.
Рома, выигрывая в росте, в силе, в физической подготовке, с лёгкостью ушёл и от первого удара, и от второго. Он, не напрягаясь, отмахнулся от унизительной оплеухи, ушёл от смазанного тычка в грудь. Оттолкнуть отца просто пришлось. Борис Львович от неожиданности оступился и неловко завалился на всё ещё зелёную лужайку.
– Хватит! – прикрикнул Рома, не собираясь извиняться за применённую силу.
Он лениво посмотрел по сторонам, не желая возвращаться взглядом к родителю. А отец, меж тем, ошарашенно моргал, хватал ртом воздух и пытался осмыслить происходящее.
– Удавлю! – прорычал он, силясь подняться.
Рома лишь брезгливо поморщился и нервно цыкнул зубом.
– Удавлю! – закричал отец, бросившись на него всей массой.
Рома, ловко увернувшись от очередной нападки, терпеливо выдохнул и примирительно выставил перед собой ладони.
– Бать, но ты ведь понимаешь, что я не мог этого сделать? – совершенно серьёзно выдал он, на что отец вызывающе рассмеялся:
– Я привык доверять своим глазам, сынок! И я прекрасно вижу, во что ты превратился! Я не верю тебе, – добавил он, понимая, что сын ждёт именно такого точного и чёткого ответа.
Рома бросил на отца тяжёлый взгляд исподлобья и стиснул зубы. В который раз тот окунул его в бездну своего разочарования. В который раз унизил недоверием, презрением, в который раз бросил вызов. Рома растёр ладонью грудь, которую болезненно стянуло горькой обидой, однобоко ухмыльнулся.
– Бать… – выдавил он из себя вместо встречного упрёка. – А ты маму вспоминаешь?
В ответ на непонимающий взгляд отца, Рома жадно перехватил воздух ртом и продолжил:
– Мне она снится. Почти каждую ночь. Красивая… как живая… И мы снова за столом. Все вместе. Куда всё ушло, а?..
Отец вращал бешеными глазами и зло пыхтел.
– И прекрати… – вскрикнул он и подавился глотком вдруг ставшего спёртым воздуха. – Прекрати всякий раз прикрываться памятью о матери!
Глаза Ромы сверкнули ненавистью и притаившейся за ней болью.
– Ну, конечно! – вызывающе рассмеялся он. – Зачем тебе вспоминать мать, если есть эта, как там её… – Рома пощёлкал пальцами, – Мадлен! – зло и колко выкрикнул он, припоминая отцовскую пассию. – Хотя какая из неё Мадлен?.. – задался парень бестолковым вопросом. – Наверняка по паспорту какая-нибудь Машка или Маринка, – Рома в отчаянии махнул рукой.
– Да ты рехнулся?! – будто нехотя рассмеялся отец. – Ты мне ещё будешь указывать?! Ублюдок! Ничтожество! – переполненный возмущением, выкрикивал он. – Да если бы не мать… давно бы топтал плац где-нибудь за полярным кругом! Нет же, послушал её: Ромочке надо учиться, Ромочка у нас талант! Да твоё счастье, что она всего этого не видит! Сгорела бы со стыда! Вместо мужика вырастила тряпку! Балбеса, повесу! Ты только посмотри, в кого превратился!..
– Слышал уже, – невежливо хмыкнул Ромка, сбивая отца с очередной оскорбительной реплики. – Если это всё, что хотел сказать, то я, с твоего позволения, пойду спать.
– Куда ты пойдёшь? Куда? Спать? – отец, вероятно, почувствовал себя злым властелином, так сейчас рассмеялся. – А ты, скажи на милость, заслужил это самое «спать»? Эту кровать… личную комнату… роскошный особняк..? Да ты даже на эти шмотки, которые натянул на себя, не в состоянии заработать! Ничтожество! Ты не уважаешь себя – мне это уже неинтересно. Но меня ты уважать будешь, а иначе…
– Давай ты договоришь в следующий раз, ОК? Дико болит голова, – отмахнулся Рома и направился в сторону дома.
Борис Львович опешил. Он оказался просто не готов воспринимать реальность в таком свете! Он оказался не в силах принять ту истину, в которой сын его ни в грош не ставит. А Ромка раздолбайской походкой всё удалялся. Его не заботили ни переживания отца, ни его мотивы. А ведь до пункта «Неоспоримые условия» они даже не дошли. Да что там… они к нему даже не приблизились. Сыну было плевать на все условия. Ему было плевать на собственное будущее. Да и на настоящее, пожалуй, тоже. Стоило принимать кардинальные меры. Нужно было срочно брать ситуацию под свой контроль и Новак, наконец, решился. Он догнал сына, дёрнул того за руку на себя и выдал фразу, которая, казалось, давно лежала на поверхности и почему-то виделась единственно верной, единственно правильной:
– Убирайся из моего дома, – зашипел, заколотился в напряжении отец.
Рома отчего-то воспринял подобное заявление как очередное проявление эмоций. Он лениво взмахнул рукой и как всегда безразлично усмехнулся.
– Убирайся из моего дома! – прозвучало из уст отца непривычно твёрдо, категорично, упрямо.
Рома вдруг остановился и присмотрелся к родителю внимательнее.
– Ты меня выгоняешь? – наконец, осознал он смысл происходящего и удивлённо моргнул.
Отец с довольным видом потёр влажные ладони.
– Ты считаешь, будто что-то из себя представляешь? Отлично! Вот и посмотрим, что именно! – победно провозгласил тот и вскинул сальный подбородок.
Рома взглянул на отца со смесью жалости и презрения.
– Тебе надо, ты и уходи, – фыркнул он.
Борис Львович беспомощно оглянулся по сторонам,
– Ты… ты что себе позволяешь?! Ты как посмел, щенок, сопляк, ты…
– Мать оставила дом мне, – уверенно, твёрдо и не в меру упрямо заявил Рома, заставляя отца жалко захрипеть. – Дом, счёт в банке, и долю в твоей конторе. Кстати, мне стоит задуматься над тем, почему ты об этом умолчал? – уличил он отца, а тот, едва опомнившись, раскраснелся, напыжился.
– Да ты вконец обнаглел! Ты что о себе возомнил?!
– Завтра мне исполняется двадцать один, и с этого дня я вступаю в права наследования. Надеюсь, ты не всё успел прос*ать со своей подружкой? – оскалился Ромка и враз показался отцу чужим и незнакомым.
– Ты что несёшь?..
Мужчина отступился, а Рома победно шагнул на него.
– А, знаешь, я тут подумал… Кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы жить один. Так
