Спорим, ты меня любишь? (СИ) - Кароль Елена

На цифре девять, когда внутри меня уже всё обрывалось от ожидания, а сердце колотилось, как сумасшедшее… Моё лицо начали истово вылизывать. Несвежее дыхание, обильные слюни, натужное сопение — я непонимающе отшатнулась, распахивая глаза и не веря собственным ощущениям, которые даже рядом не стояли с ожиданием, а вокруг стоял такой дикий гогот, что я даже не сразу поняла его причину.

Сам Кай стоял слишком далеко, чтобы я поверила в то, что целовал меня именно он, но рядом со мной сидел лишь неопрятный шушарь таких крупных размеров, что первым делом я обратила внимание на его рост и повышенную лохматость, а только потом на раззявленную пасть с довольно высунутым языком.

Но даже тогда страшная догадка во мне начала лишь зреть, а кадеты уже вовсю тыкали пальцем в голопроекцию, которую тот самый кривляка вывел на всеобщее обозрение. И я увидела всё со стороны.

И свои пухлые щёчки в пунцовых пятнах. И бисеринки жирного пота на лбу. И глупо вытянутые вперед губы. И тонкие блеклые косички, нелепо торчащие в разные стороны. И сжатые от волнения кулачки. Ну и конечно же шушаря, которого подвёл ко мне именно этот кривляка и, что-то беззвучно приказав, заставил «поцеловать».

Такой дикий стыд и разочарование я испытала впервые. Не потому что меня облизал шушарь — он был весьма милым псом, хотя и слегка неухоженным. И даже не потому что мой первый поцелуй достался не мужчине моей мечты.

А потому что этот мужчина, хотя и не смеялся надо мной наравне со всеми, больше морщась и досадливо потирая переносицу, но и не пришёл на помощь. Не остановил. Не спас.

Неужели я, по его мнению, достойна именно этого? Неужели мне мог понравиться… этот?!

Я плохо помню, что было дальше, да это, впрочем, и неважно. Обида и слезы душили, я убежала так стремительно, что даже не расслышала толком, что мне кричали вслед. До полуночи просидела в домике на дереве, а когда мама позвала меня в дом, так ни в чём и не призналась. Догадывалась, что тогда парням не поздоровится несмотря ни на что, — рука у мамы всегда была тяжелая, как и нрав. Верховными других и не назначали.

Ещё через полгода, буквально за неделю до второго увольнительного Кая, мы переехали снова. Папу повысили и перевели в новый сектор, а мама была только рада сменить скучный тихий посёлок на шумный центральный мегаполис.

И лишь несколько лет спустя, когда я начала испытывать трудности совершенно иного плана, в один прекрасный момент превратившись из гадкого утенка в утонченного лебедя, у нас с мамой состоялся долгий и подробный разговор обо всем. О наследии и долге, о желаниях и возможностях, о предпочтениях и чести.

Но одно её высказывание я запомнила так четко, словно оно было произнесено пять минут назад: «Неважно, что думают о тебе другие, мнение общества переменчиво так же, как погода на Таурине. Важно лишь то, что чувствуешь ты сама. И если ты уверена в своих словах и действиях — остальное неважно. Действуй! Ведьмы рода Лиамэ имеют на это полное право!»

Что ж, проверим.

Челнок состыковался с орбитальной станцией практически идеально, я почувствовала лишь лёгкую вибрацию, которая означала полное сцепление и выравнивание атмосфер между объектами, после чего над моей головой загорелось разрешающее табло, и я с полным правом отстегнула ремни. В плане безопасности я предпочитала перестраховаться, на собственном опыте зная, насколько могут быть печальны последствия чужой безалаберности. Откушенные гранашем пальцы — мелочи по сравнению с длительным кислородным голоданием при частичной разгерметизации челнока, что изредка, но всё же случалось именно во время стыковок. Самое опасное — взрывная декомпрессия салона, когда от резкого перепада давления лопаются барабанные перепонки, а легкие напрочь выходят из строя. Был даже случай, когда гуманоида буквально разорвало изнутри, но это было очень давно и с тех пор безопасность челноков и полетов существенно выросла.

Но лично для меня безопасность всегда была и будет превыше всего!

На орбите я оказалась не впервые, последние несколько лет начальство регулярно позволяло мне принимать самые разнообразные живые грузы с транспортных ботов, проводить тщательную проверку и уже потом сопровождать их на планету, но лишь сегодня я направилась не в карантинную зону, а в сектор Д, где швартовались исследовательские корабли и иные военные суда.

Межгалактический прыжковый двигатель был изобретен человечеством всего пару столетий назад, и именно это время стало точкой отсчета для полноценного освоения космоса, который для нашей расы раньше ограничивался лишь ближайшими системами. Благодаря новому типу двигателя расстояние сократилось с десятков лет до недель, а то и часов, и мы открыли для себя не только соседние рукава нашей галактики, но и иные галактики, а также Межгалактическое Содружество, включающее в себя больше полутора десятков разумных рас.

До сих пор велись жаркие споры: повезло нам или нет проживать на отшибе бескрайнего космоса, ведь если бы не это, мы бы вошли в Содружество на пару веков раньше, будучи обнаруженными их собственными исследователями, но тогда бы и территориальные границы выглядели совсем иначе.

А так нам удалось не только получить место в Парламенте, но и оставить за собой несколько сотен лакомых планет с пометкой «Собственность Терры», потому что разумными и независимыми Содружество считало лишь те расы, кто сумел выйти в космос самостоятельно. Именно им по умолчанию принадлежал их рукав, а то и вся галактика, если они были единственными «разумными» на данной территории. Остальных приравнивали лишь к условно разумным, и в каждом спорном случае требовался не один год и поддержка влиятельного «хозяина» галактики, чтобы доказать обратное.

Все без исключения исследования терраподобных планет, коих по соседним с нами рукавам оказалось не так уж и мало, велись под руководством военных космических сил, что было вполне логично. Именно военные могли позволить себе не только достойное финансирование, но и своевременное реагирование на любого рода угрозы, будь то негуманоидный агрессор неведомой расы, излишне рьяно размножающийся эндемик, тайком проникнувший на корабль, или не изученная нашими учеными бацилла.

Именно поэтому экипаж каждого исследовательского судна комплектовался не только высококвалифицированными учёными: биологом, астрозоологом и геологом, но и военным «лучом» — пятеркой опытных вояк. Обычно из ортанеанцев. Крупные, выносливые, с грубой сероватой кожей и крупными, непривлекательными чертами лица, ортанеане считались лучшими космодесантниками, но только если ими командовал кто-то из людей или альфиан. Я слышала тьму анекдотов, высмеивающих недалекий ум этих крепких ребят, но знала и то, что это своего рода преувеличение. Да, едва ли один ортанеанец из миллиона мог похвастать ученой степенью и высокопоставленной должностью, но это не значило, что они плохи во всём. Честные, исполнительные, упорные, трудолюбивые — они были прекрасны уже только в этом. Те, кого они допускали в свой ближний круг, знали ещё и о том, что нет никого заботливее и добрее ортанеанца. Но лишь для своих.

С остальными эти бравые парни вели себя достаточно нейтрально, а порой и излишне грубовато, но всё в рамках допустимого. Своего рода защитная реакция от излишне бесчестных гуманоидов, не одно тысячелетие эксплуатировавших грубую силу ортанеанцев. Одно время кентаврийцы даже использовали их в качестве рабов, но с момента основания Межгалактического Содружества, выступающего против рабства, прошло уже почти десять веков, и ортанеане уже давно числились равноправными гражданами Содружества.

Кроме вояк и ученых в состав экипажа входили: капитан, пилот, штурман, радист, врач, механик, техник и ксенопсихолог, который должен был следить, чтобы вся эта разношерстная компания уживалась дружно. Последнее стало обязательным буквально каких-то пятьдесят лет назад, когда оказалось, что эффективность изучения планет зависит не столько от квалификации исследующих её специалистов, но и от слаженности их действий. Именно ксенопсихолог следил, чтобы ортанеане не грубили команде сверх меры, скучая во время длительных перелетов без жарких потасовок. Именно ксенопсихолог отслеживал, чтобы ученые не увлекались в своих исследованиях и не проносили на борт запрещенку: радиоактивную букашку в нагрудном кармане, семена токсичной инопланетной конопли или незарегистрированные образцы пород, кишащих смертельными вирусами. И именно ксенопсихолог был обязан регулировать любые межполовые отношения, которые в принципе не были запрещены, но и не поощрялись.