Дорога без возврата - Ярослав Васильев

В завершение столь длинного рассказа-предисловия добавлю несколько оговорок. Во первых, Средневековье, в котором живет Жиль и остальные герои, я постарался воспроизвести настолько точно, насколько смог. При этом я сознательно избегал некоторых деталей, которые могут вызвать недоумение современного читателя, но совершенно привычны и незаметны для своей эпохи. (Для сравнения: никого из нас не удивляют тянущиеся от столба к столбу электрические провода и ремонтирующий их электрик, мы их просто «не видим». А всего лишь сто лет назад подобное зрелище собирало толпу зевак). Во вторых, автор позволил себе немного смешать некоторых исторических лиц (пользуясь тем, что менталитет и мировосприятие в Средневековье менялись медленно). То есть, конечно, делать современниками Карла Великого и Дмитрия Донского не стоит, между этими людьми не просто несколько веков – а целая эпоха. Но вот сделать современниками Аббона де Флёри, умершего в 1004 году, князя Игоря Рюрика (Великий князь Киевский с 912 по 945 гг.), а также графа Раймонда Тулузского, при котором начался первый Крестовый поход в Лангедок (1209 год), я посчитал возможным. Пусть эти люди не встречались – они могли это сделать. Ну и последнее. В 1992 году вышла книжка писательницы Лоис Макмастер Буджолд «Кольца духов», где в Италии эпохи Ренессанса жили Одарённые. Не маги, а люди с некоторыми способностями – телекинез (умение двигать предметы мыслью), пирокинез (умение вызывать мыслью огонь) и так далее. О телекинезе говорят не одно десятилетие, может что-то в этом и есть? Вот я и подумал, а почему бы и нет, почему бы таким людям не жить и тысячу лет назад?

На этом, пожалуй, всё. Здравствуй, Франция и далёкий тринадцатый век!

Ваганты

Глава 1

Ну, здравствуй, дорогое лето!

Ты пышной зеленью одето.

Пестреют на поле цветы

необычной красоты,

и целый день в лесу тенистом

я внемлю птичьим пересвистам.

Лето выдалось жаркое и душное. С самого дня Вознесения Господня день-деньской горело пронзительной голубизной, лишь редкие облака нарушали торжество небесного купола. Старики вовсю твердили о засухе, кое-кто даже полез в заветный угол за припасённой на чёрный день монетой – прикупить зерна, пока ещё продают. Но к Троице1 небо затянуло облаками, сначала заморосило, потом хлынуло как из ведра. И хотя облака убежали дальше на восток, деревни вдоль берегов реки Ньевр вздохнули спокойно: Господь не оставил, только-только взошедший урожай не засохнет на корню. Да и все приметы твердили, что лето хоть и будет горячим, но без драгоценной влаги хлеба не останутся. И пусть старики всё ещё ворчали – мол, они-то знают, всё ещё запросто может перемениться в худшую сторону, остальные со спокойной душой вернулись к своим повседневным занятиям. Мужья уходили работать в поле или садились в мастерской за ремесло, жёны занимались огородами, домашним хозяйством, помогали мужьям. И гоняли ребятишек – а те в ответ старались скрыться от грозного ока родителей, так и жаждущих пристроить очередное непутёвое чадо к какому-нибудь делу.

– Жиль! Жиль, где ты, негодник! – надрывалась жена мастера Гобера. В ответ со стороны кустов, густой полосой отделявших луг и огороды от леса только засвистела и защебетала какая-то птаха. А сын, который, закончив работу на огородах, должен был вернуться к матушке за новым поручением, так и не отозвался. – Ну только покажись у меня! Выдеру так, что неделю потом на спину не ляжешь, – бессильно ругнулась женщина, после чего развернулась и пошла в деревню. Дел по хозяйству много, и времени ругаться с безответным лесом – нет.

Едва мать отошла подальше, из кустов тут же высунулась черноволосая мальчишеская голова. Убедившись, что на огородах больше никого нет, Жиль выбрался совсем и принялся стряхивать налипшие на штаны и камизу веточки и листочки.

– Урсюль, вылезай. Только быстрее.

Девочка вываливаться из кустов подобно приятелю не стала. Всё-таки ей уже целых восемь, она почти взрослая – вон, недавно вместо детской рубахи до колен мама стала одевать её в настоящее взрослое платье, даже со шнуровкой2. И не важно, что перешито всё из одежки старшей сестры – зато это принадлежит только девочке. Урсюль, как ей казалось, степенно выбралась на свободную землю, смахнула с рукавов листочки… И вдруг испуганно взвизгнула и отскочила: пока прятались, в волосах запутался жук – а теперь радостно вырвался из светлых прядей на волю.

– Тише ты, услышат! – шикнул на неё Жиль. После чего одной рукой подхватил из кустов мешок с вещами, другой ухватил подружку за запястье и кинулся бежать, увлекая девочку за собой. Мальчик мысленно ругался на ходу: ну почему все приятели оказались заняты! Но из всех только отец Урсюль уехал вместе мастером Гобером, а одному купаться неинтересно совсем. Потому и пришлось брать с собой малявку, да ещё и девчонку. Вот только если их сейчас поймают… Жиль не понимал, почему стоит девчонке получить платье – и взрослые сразу запрещают купаться вместе. Хотя прошлым летом они плескались так кучу раз. Зато теперь… Две недели назад нескольких приятелей застигли на реке, и родители избили так, что и вспоминать страшно, а приходской священник отец Аббон на всех такую епитимью3 наложил, что и подумать боязно. Но Жиль умнее: они пойдут не как всегда в ближние затоны, а ниже по течению. Недалеко от церкви как раз есть подходящая заводь. И места там совсем безлюдные, с окрестных деревень в церковь только на воскресную службу ходят – сегодня же ещё среда.

Накупавшись, дети сели сушить волосы. Жиль помог девочке зашнуровать платье: её мама специально завязывала хитрым узлом, самой развязать можно, а вот сделать такой же потом – нет.

– Всё равно догадаются, где мы были, – вздохнула Урсюль. – Только раз не поймали – бить не будут, но горячих отец точно всыплет.

– Не трусь, – гордо ответил мальчик. – Я всё продумал. Видишь? – он показал на мешок. – Мне отцу Аббону надо отнести, а сколько мы у него сидели, спрашивать не станут.

Жиль встал, взял мешок и пошёл через лес, даже не обращая внимания, двигается ли за ним Урсюль. Девочка на это обиженно поджала губы, но оставаться одной не хотелось, к тому же без Жиля священник запросто её мог выгнать. И тогда нагоняя точно не избежать. Первое время пришлось идти напролом, перебираясь через старые поваленные деревья и кусты. Затем трава в одном месте чуть поменяла цвет, поначалу еле заметная тропка вобрала в себя ещё несколько таких же дорожек. Ещё сотня шагов и вот уже самая настоящая тропинка змейкой побежала среди густого дубового леса, слева и справа густым ковром встал лесной хвощ. Местами он словно специально смыкался над тропкой, так что дорога опять становилась еле заметной, но Жиль ровным шагом шёл вперёд. Лишь изредка украдкой проверяя, не отстала ли Урсюль: показывать беспокойство за какую-то девчонку у мальчишек считалось зазорным. Но вот среди дубов начали попадаться грабы, вдалеке показалась прогалина тракта, по которому до церкви уже и рукой подать… Жиль вдруг остановился так резко, что не ожидавшая Урсюль больно уткнулась ему в спину.

– Ты чего?! – обиженно начала она.

– Ш-ш-ш! – резко обернувшись, Жиль уронил мешок и зажал девочке рот. – Тихо. Чужие возле церкви. С оружием.

– Где? Где? Я ничего не вижу.

– На тракте лошадь ржала, а ещё маслом несёт, железом и кожей. От стражников графа также пахнет.

– Давай посмотрим. Ну, давай! Мы же тихонько, а там кусты. Если что – убежим.

Мальчик на несколько мгновений задумался, но любопытство всё же пересилило. Кивнув, Жиль начал медленно, не обращая внимания ни на сыпавшиеся за шиворот веточки, засохшие листья и труху, ни на пробиравшуюся следом девочку, ползти в сторону церкви. Удобно, что церковь стоит на перекрёстке дорог из графского замка и соседних деревень, а не на королевском тракте – кусты вдоль обочин по своей воле крестьяне вырубать ленились, и можно было надёжно спрятаться. Подкрадываться пришлось всего ничего, шагов полтораста, и дети выбрались к вырубке, на которой и стояла церковь вместе с домом священника. Рядом с крыльцом пара лошадей ели из кормушки сено… А вот дальше Жиль в первый раз пожалел, что отцу Аббону прихожане дом строили не как обычно, наполовину в землю и стены из дубовых плах, а по-господски: сруб с чистым дощатым полом, на венцах из брёвен. И потому сейчас, хоть ставни и распахнуты настежь, как ни старайся – лёжа на пузе внутрь не заглянешь.

Внезапно поблизости хрустнул сучок, Жиля пронзило острое чувство опасности, не разбирая дороги мальчик кинулся в глубину леса… и задёргался в железной хватке смуглого медно-рыжего мужчины. Жиль в безумной панике попытался вырваться, на ум разом пришли все страшные россказни старика Юмбера о чужаках – а ни в дружине графа, ни в страже прево рыжих не было. Рядом завизжала Урсюль, которую незнакомец ухватил второй рукой. Рыжий поволок обоих «подглядчиков» в дом, не обращая внимания на крики, почти сразу превратившиеся в плач – под плащом оказалась кольчуга, больно ударявшая по телу каждый раз, когда воин грубо дёргал к себе брыкающихся детей.