Владычица снов. Книга первая - Джонатан Уайли

Все это было бы весьма любопытно, но ничем не примечательно, если бы не два совершенно невероятных обстоятельства. Во-первых, хотя мужчина, изображенный на картине, постоянно глядел в одну и ту же точку, выражение его лица постоянно менялось. Как правило, на губах его играла слегка насмешливая улыбка, словно он мысленно прикидывал силу соперника и находил ее не стоящей внимания, но Ребекке доводилось заставать его и в такие минуты, когда на его довольно заурядном, хотя и не лишенном приятности лице сверкала белозубая ухмылка, свидетельствующая об испытываемой радости, а порой она видела, что монах гневно хмурится. Встречались и выражение предельной концентрации внимания, и признаки рассеянности и расслабленности, словно мысли человека на портрете витали сейчас где-то далеко-далеко. Подобные перевоплощения ни разу не случались в те минуты, когда Ребекка смотрела на картину, но каждый раз, возвращаясь к ней после определенного перерыва, Ребекка первым делом проверяла, какое на данный момент выражение преобладает на лице у монаха. Эти таинственные превращения давно уже не казались ей чем-то необычайным, и подмечала она их каждый раз лишь затем, чтобы понять, в каком он пребывает сейчас настроении.

Несколько раз бывало и так, что стоило ей отвернуться от портрета всего на пару минут, как, вновь обратившись к нему, она обнаруживала, что именно эти мгновения и произошла очередная метаморфоза. В первый раз, когда такое случилось, а было это как раз во время ее самой первой встречи с монахом, Ребекка опрометью убежала из комнаты; заплакав и испугавшись, она торопливо прильнула к своей ничего не понимающей нянюшке. И прошло довольно много времени, прежде чем девочка, набравшись смелости, вновь вошла в запыленную комнату, расположенную в ныне нежилой Восточной башне замка. И стоило ей один раз расхрабриться, как любопытство принялось одерживать и новые победы над ужасом. В это второе посещение монах милостиво, хотя и несколько рассеянно, улыбался, словно желая подбодрить трепещущую малышку. После чего каждый новый визит в комнату в Восточной башне оборачивался для нее гремучей смесью радости и страха. В бесплодной и унылой жизни, которую вели в замке, лишь эта картина таила в себе подлинное волшебство.

Тайны магических превращений, которые претерпевало лицо монаха, и самой по себе было бы достаточно для того, чтобы Ребекка прониклась ужасом и восторгом, но второе необыкновенное обстоятельство, открывшееся девочке какое-то время спустя, взволновало ее куда сильнее, чем первое. Поначалу фигуры на доске были неизменно расставлены в четыре ряда — соответственно по два возле каждого из противоположных краев. Но однажды Ребекка обнаружила, что красный пехотинец продвинулся вперед, а по лицу монаха было ясно видно, что он с нетерпением ждет ответного хода. С тех пор расположение и красных, и черных фигур на доске постоянно менялось, причем явно разыгрывалась какая-то партия. Некоторые фигуры даже исчезали с игрового поля, хотя и выстраивались на столе рядом с ним в боковой дорожке. У нее на глазах разыгрывалась партия или даже, быть может, несколько партий. Самым же странным был тот факт, что и самой Ребекке порой казалось, будто она принимает участие в этой игре.

Едва избавившись от первого страха перед неизведанным или непостижимым, Ребекка постаралась разузнать как можно больше о том, что было изображено на картине. В поисках необходимых сведений она обратилась к Рэдду, своему домашнему наставнику, бывшему одновременно постельничим ее отца. Сам Бальдемар ни за что не удосужился бы озаботиться предметами столь низменными, как какой-то монах, или какая-то настольная игра, или даже какая-то девчушка, но даже если бы это было не так, Ребекка все равно сначала обратилась бы не к отцу, а к кому-нибудь другому. Постельничий был для нее и учителем и воспитателем, он всегда относился к своей маленькой питомице с нежностью и заботой. Мать Ребекки умерла, когда девочке было всего пять лет, и с тех пор Рэдд, в той мере, в какой это ему удавалось, заменял ей и отца и мать.

Однако, обратившись к Рэдду с расспросами, Ребекка не выдала подлинной причины своего любопытства. Потому что при всей своей заботливости и благожелательности Рэдд терпеть не мог мифов и легенд, в которых говорилось о магах и колдунах и об их деяниях, а все это чрезвычайно интересовало и волновало девочку. Вместо того чтобы рассказать наставнику о своем открытии, Ребекка принялась расспрашивать его о монахах и об игре, значения которой она не понимала, и тот воспринял все это как проявление естественного детского любопытства.

Таким образом, Ребекка узнала, что монахи живут небольшими общинами или в отдаленных областях ее родной страны, а именно на скалистых участках южного побережья или в горах, расположенных на севере и на западе. Обитатели этих уединенных скитов сознательно и добровольно посвящают жизнь служению Паутине, порой отказываются от причитающихся им по праву рождения власти и богатства и коротают дни в кротости и благолепных размышлениях. Хотя услышанное не больно-то соответствовало характеру человека, изображенного на портрете (некоторые из его гримас ни в коем случае нельзя было признать проявлением кротости), Ребекка ничем не возразила учителю, затаив невольные сомнения в глубине души.

— А что, плащи у них обязательно бурые? — поинтересовалась она напоследок.

— В большинстве случаев, но далеко не всегда, — ответил Рэдд. — Бурой тканью проще всего разжиться, но мне случалось видеть монахов, одетых в белое.

— Где? — взволнованно воскликнула Ребекка. — Покажи!

Постельничий, улыбнувшись, скрылся в своей небольшой, но постоянно пребывающей в хаотическом беспорядке библиотеке. В конце концов, он нашел нужную книжку.

— Ага, вот и она, — удовлетворенно произнес он, сдувая пыль с книги, после чего сразу же раскашлялся. — Давай посмотрим.

Он принялся перелистывать тяжелые страницы, тогда как Ребекка заглядывала ему через плечо. Книга содержала многие сотни строк, мелким, но каллиграфическим почерком выведенные черными чернилами. Некоторые буквы были расписаны алой и золотой красками и казались очень красивыми. То там, то здесь всю страницу занимала черно-белая или цветная иллюстрация, посвященная какому-нибудь важному событию. Наконец Рэдд нашел картинку, которую искал.

— Вот, погляди. Видишь?

Ребекка кивнула. Она была и заинтригована, и разочарована одновременно. Люди, изображенные на иллюстрации, носили точно такие же плащи, что и монах на картине, только плащи эти были белого цвета и капюшоны опущены так, что совсем не видно лиц. Каждая линия была прекрасно прорисована, страницу пересекало какое-то шествие, но при всем при том в иллюстрации не чувствовалось той жизни, которая была присуща картине, висящей в Восточной башне. В ней не было никакого волшебства.