Доброволец. Записки русского пехотинца - Михаил «Норман»

– А ты едешь воевать за русских?

– Я да, за русских. Тут все просто: защищать свой народ – долг мужчины и воина.

Я киваю. Обсуждать тут, в общем-то, и вправду нечего.

– Если у кого чего-то не хватает из снаряжения, то милости прошу озаботиться этим прямо сейчас, – говорит Саша Любимов.

– ПНВ есть? – Тут же спрашивает старший группы, бывший десантник Алексей.

– ПНВ всего один, и он идет в персональном заказе. Извини.

Игорь, здоровенный, даже на фоне остальных, тоже не маленьких добровольцев, мужчина начинает с увлечением рыться в снаряжении. Меряет кевларовую каску и с неудовольствием откладывает в сторону: крепление, по его словам, опасное: может при попадании в шлем повредить горло.

– Возьми «бронник», – говорю я, – второй класс защиты на груди и пятый на спине. Хорошая штука.

– Да ну, – отмахивается тот, – у меня своих два: легкий и тяжелый.

Человек, с которым я говорю – профессиональный телохранитель с опытом нескольких загранкомандировок. Перерыв несколько коробок он, наконец, находит то, что ему нужно: оптический прицел с переходником. Довольно улыбаясь, прижимает его к груди, словно любимую игрушку.

– А ты взял бы лучше бронежилет, – советует он своему коллеге, по специальности механику-водителю БТР, – а то у тебя несерьезный, противоосколочный.

– Под броней вроде больше и не надо, – отвечает тот, с сомнением вертя в руках тяжелую «кирасу».

– Так то под броней. Мало ли, как оно повернется…

Да, повернуться может по всякому, на то и война, и каждый здесь это знает.

Мы загружаем многочисленные ящики, тюки и коробки в микроавтобус. По странному совпадению его номер оказался 282, над чем все невесело шутят. Наконец сборы закончены. Шестеро добровольцев выстраиваются в короткую шеренгу. Напротив них – с десяток провожающих. Здесь нет ни «кураторов из ФСБ», ни «политруков» с речами, ни оркестра. Просто несколько русских людей, которые точно знают, в чем их долг и потому не нуждаются в лишних словах. Солнце медленно опускается за дома, вечер прохладен и тих. Бойцы стоят молча. От идущих мимо прохожих их отличает только особенное, отстраненное, выражение глаз. Мыслями они уже далеко, на сотнях километров дороги, на беспокойной стреляющей границе и дальше, где тяжело ворочается война. Там бьется в кольце карателей Славянск, там, как 70 лет назад, рвутся к Донецку танки «евроинтеграторов» и на пути у них по-прежнему лишь русская храбрость.

– Спасибо большое вам всем, – наконец говорит Саша, – желаем удачи!

Прощаясь, мы крепко пожимаем отъезжающим руки. Белый микроавтобус, мигнув поворотником, выруливает на проспект и скрывается вдали. Вот и все. Впереди добровольцев ждут Москва, Ростов, Луганск и далее направление в боевые подразделения. Их ждет ад войны, но путь чести редко бывает легким.

СПб, 22 июня 2014

Мама, мы вернемся

Мы уезжали на войну глухой осенней ночью. Добровольцы суетились на погрузке, возле подвала, ставшего для многих из нас домом на всю прошлую неделю, пока отряд тренировался и проходил первичное слаживание. Таскали коробки и ящики, мешки и баулы: форма, медикаменты, консервы, снаряжение и еще куча всего, что понадобится ТАМ. Работали споро, лишь изредка обменивались парой слов, упихивая груз в казавшееся безразмерным нутро автобуса. Водитель с нашивкой армии Новороссии на рукаве куртки, курил возле кабины. Наконец управившись, мы расселись по местам. «Все здесь?» Командир, привстав, окинул взглядом салон. «Все». Вот заурчал двигатель, автобус качнулся, поплыли за окном темные громады спящих домов, голые тополя. В ночной тьме крутились и падали первые снежинки грядущей зимы. «Реви метель, рычи мотор, я еду в дальний путь. Таков мой страшный приговор, и мне не увильнуть…»1. Люди молчали. Каждый переживал эти первые мгновения пути, предавшись собственным мыслям. От Питера до Москвы, от Москвы до Изварино, а там… Что ждет нас там? Нет ответа. Лишь мрак и холод за окнами, да водитель в пол голоса обсуждает что-то со своим сменщиком.

Автобус вырулил на Пискаревский проспект и погнал, набирая скорость. Вот показалась знакомая гранитная ограда кладбища жертв блокады и тут я увидел ее. Женская фигура, вознесенная на постамент, казалась совершенно белой и, словно светилась изнутри. Она вышла из мрака, что чернее всех ночей, из города мертвых, замученных и убитых войной, чтобы проводить нас, уходящих на новую войну. Родина Мать: ее руки с гирляндой цветов вытянуты вперед, лицо опущено в вечной печали. Так уж заведено от века: нам уходить, ей – плакать. Не плачь, мама, мы вернемся, мы обязательно вернемся…

Холодный ветер, Дебальцево

Нас разбудили около пяти утра. Сна словно и не было. Бойцы поднимались с коек, будто прилегли на полчасика, надевали форму, теплые бушлаты, бронежилеты, разгрузки, подшлемники и каски – все подогнано и прилажено с вечера, боекомплект получен и распределен по подсумкам и ранцам. Поспешно разбирая оружие, грохотали вниз по лестнице подошвами высоких ботинок. На улице, перед зданием бывшей городской больницы, где базировался отряд, уже рычали в промозглой тьме ноябрьской ночи прогреваемые моторы. Начбой Фокстрот, стоя на крыльце раздавал людям рации – компактные «кенвуды» с гарнитурой. «По машинам!» – послышался крик командира, и мы полезли в кабины и кузова нашего транспорта: «Тойоты – тундры» и «Нивы» превращенной в пикап сибирскими умельцами.

Было холодно, в воздухе кружились редкие снежинки, машины вырулили со двора и покатили в желтом свете редких фонарей по пустынным улицам спящего города. В голову колонны пристроилась серебристая иномарка, где ехал комбат и трое бойцов батальонной разведки. Мы нырнули в тоннель под громадой Алчевского металлургического комбината, миновали его и, выскочив на шоссе, помчались прочь от города, на запад, туда, где уже который месяц шли позиционные бои у так называемого «Дебальцевского выступа». В сражающейся Новороссии наступало очередное утро.

Серой лентой убегает вдаль шоссе. Я, скорчившись, сижу в набитом бойцами и снаряжением кузове, стараясь укрыться от ледяного встречного ветра. Занимается хмурый рассвет. Мимо пролетают серые, пожухлые поля, терриконы шахт, унылые, похожие одна на другую деревеньки. Колонна минует блокпост с разноцветными флагами и зенитной спаркой, грозно глядящей из кузова «КАМАЗа». Казаки из охраны машут нам в след, и мы машем им. Вперед, вперед, нам нужно спешить.

Куда мы мчимся? Об этом знают лишь командир отряда и комбат, который сейчас указывает дорогу. Известно одно: недели подготовки и ожидания закончились, сегодня, наконец, предстоит настоящее дело.

Вчера весь отряд был построен. Командир, Аркадич, как всегда затянутый в «цифру», с кобурой на боку, строго оглядел шеренгу бойцов. Всякие здесь стояли люди, молодые и старые, с разными судьбами, разным жизненным опытом. Были украинцы, которым не по душе пришлась евромайданная «новая влада» и ее порядки, были люди с Харькова и Запорожья, с Одессы и Днепропетровска, были и те, чей дом оказался под пятой карателей на захваченных врагом землях Донбасса. Плечом к плечу с ними стояли россияне из Сибири и с Урала, из Питера и Москвы… Раньше «свидомые» смеялись: «монголокацапы, ваша родина – Магадан». Да, и Магадан тоже. Пусть нас не много, но здесь вся Россия от Ростова до того самого Магадана. Что, уже не так весело? Тут были испанцы – антифашисты, совсем молодые ребята, чьи деды сражались под республиканскими знаменами. Теперь они рядом с нами – наследниками интербригад, против тех, кто вновь пустил развеваться по ветру обветшавшие нацистские тряпки. Историческая память против исторической памяти. Вот стоит бывший украинский налоговый инспектор, а рядом с ним бывший послушник православного монастыря на Байкале, вот инженер-конструктор с одного из московских механических заводов, а сразу за ним историк, едва успевший защитить диплом. Иные имели хорошую военную подготовку, а то и приличный боевой опыт, другим же, как мне, только предстояло боевое крещение. Но всех роднило одно: сюда их привел собственный выбор, продиктованный личным представлением о добре и зле и о том, что значит жить по совести.

«Товарищи бойцы, – заговорил Аркадич своим зычным, чуть хрипловатым голосом, – я буду краток: завтра нашему отряду предстоит выдвинуться на фронт для участия в проведении боевой операции. Я хочу, чтобы каждый из вас сейчас решил, готов ли он идти в бой. – Он замолчал, выдерживая паузу. – Те, кто готов, шаг вперед!»

В течение пары ударов сердца стояла тишина, затем строй качнулся и шагнул. Мы все здесь – добровольцы. Мы бросили дома и семьи, приехали в мятежный, стреляющий край. Теперь настал момент истины, время исполнять принятый на себя долг.