Zадача будет выполнена! Крымский котел - Николай Петрович Марчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, как и раньше, все, как всегда. Но ничего! Победа будет za нами! Враг будет разбит!
Пролог
Апрель 20… г. Окрестности Вашингтона.
США. Пункт временной дислокации Отдельной 10-й штурмовой дивизии.
Группа войск «V»
866-й день войны
– Товарищи бойцы, воины! Мы прошли долгий путь, мы проливали кровь, сражаясь за нашу Родину! Мы защищали наших жен, детей и матерей! Мы освобождали европейские столицы от гнета войск Западной коалиции, мы бились за правое дело! Еще немного, и враг будет разбит! – генерал, стоя на самодельной, сбитой из досок трибуне, кричал в громкоговоритель. – Те бойцы, которые поднимут знамя нашей дивизии над зданием Капитолия, будут награждены Звездами Героев России, их имена будут записаны в Пантеон воинской славы наравне с именами таких прославленных героев, как… – генерал зыркнул в бумажку-подсказку и скороговоркой выдал: – Алексей Берест, Михаил Егоров и Мелитон Кантария.
– Слышь, Псих, а я не понял, чего он первого и второго бойца назвал по имени и фамилии, а третьего и четвертого только по фамилии? – шепотом спросил у меня стоящий справа сержант с позывным «Бамут». – И, вообще, о ком это Рыжик сейчас говорит?
– Бамут, древний ты человек, одно хорошо – пулеметчик от бога! Карл Маркс и Фридрих Энгельс это не муж и жена, а четыре разных человека, – пошутил я. – Он назвал три имени и три фамилии. Мелитон Кантария – это один человек. Эти трое водрузили знамя Победы над Рейхстагом в 1945 году. Запомнил, дурья твоя башка?!
Стоять на жаре битый час было невыносимо, все-таки хорошо они в своей Америке устроились, их столица – чертов Вашингтон – находится на одной широте с Турцией, так что у них тут чаще всего жарко. А мы стоим как идиоты в полной боевой выкладке, увешанные оружием и закованные в штатную броню. Бойцы из моего отделения вообще-то в бронежилеты облачаются, только находясь на блоках или если нас приехали снимать журналюги, а в реальном бою броник больше мешает, чем помогает.
Ладно бы где-нибудь в тенечке сейчас лежали с пивком в руках, так нет, выстроили два батальона на разогретом от раннего весеннего солнца бетоне взлетной полосы и вещают уже битый час, что именно мы должны взять этот чертов Капитолий и водрузить над ним знамя нашей доблестной Краснознаменной 10-й штурмовой дивизии.
Ну конечно, мы, а кто еще? Первый и второй ДШБ тут без вариантов, только нас можно послать в самое пекло с четким приказом – притащить Люцифера и бросить его пред светлы очи начальства. И мы пойдем и выполним поставленную задачу!
Жариться на солнце было невыносимо, пот стекал по спине, оттуда по заднице, потом по ногам и скапливался в ботинках. Чертовы ботинки! Ну вот почему нельзя было обуть кроссачи? Они у меня черные, под цвет ботинок. Никто бы не заметил несоответствие, я стою в четвертом ряду, за спинами своих сослуживцев. Сейчас бы пивка холодного, подлечиться после вчерашнего!
– Псих! Псих! Подь сюды… – отвлек меня от грустных мыслей ротный. – Псих, епта, комбат сказал, что надо какую-нибудь речуху двинуть перед ротой, епта, чтобы они потом крикнули «ура!», епта. А я, епта, не знаю, что говорить, епта. Выручи, епта! Киношники хронику снимают, им по сюжету, епта, так надо. Звук потом наложат, епта, можешь говорить все, что хочешь, но чтоб без мата, епта, а то по губам потом прочитают, епта. А я не могу, сам понимаешь, епта!
– Михалыч, а че сразу я? Вон, Синице поручи! Фигли он свои звездочки просто так, что ли, на погоне носит? – кивнул я в сторону командира второго взвода.
– Псих, епта, не делай мне мозги, епта, ну какой из Синицы вояка, епта, он же щуплый доходяга! Иди, двигай речуху, в конце концов, кто из нас командир первого взвода и прославленный орденоносец, я или ты?!
Вот такая вот у нас необычная рота: ротный – прапорщик, один взводный – лейтенант, второй взводный, то есть я – сержант, третьего пока нет, вместо него ефрейтор Шинин.
Ворча под нос ругательства в адрес пожилого прапорщика, скинул с себя РПС с подсумками, бронежилет, шлем и автомат. Уложил все это на бетон и вышел из строя. Передо мной моя родная первая рота, слева и справа остальные части первого и второго ДШБ.
Выстроенные на бетонке три взвода первой роты первого десантного штурмового батальона особо внешним видом не поражали. Михалыч, конечно, постарался в первые ряды выставить особо подтянутых, высоких и обладающих хоть немного человеческими лицами воинов, но, честно говоря, вышло это у него не очень. Причем старшего прапорщика Петра Михайловича Конюхова никто бы за это не осудил, по той простой причине, что в нашей разведроте особых, плакатных красавцев как-то не водилось, не приживались они у нас. А если такие Алены Делоны попадались и приживались в роте, то очень скоро их морды разукрашивали кривые полосы шрамов.
Девяносто два человека! Разведчики-штурмовики. Элита прославленной «десятки». Нас за глаза называли «взломщиками», потому что только мы могли взломать вражескую оборону, найдя в ней малюсенькую брешь, в которую аккуратно бы влезли, а потом расширили до такой степени, чтобы следом могли пройти танки.
Нет, остальные три тысячи вояк, стоявших сейчас на разгоряченном бетоне и составляющих ударную силу «десятки», тоже были бойцы что надо, но первая разведрота была одна такая на всем белом свете, второй такой не было!
– Мужчины! – криво улыбнувшись, начал я, немного повысив голос. – Завтра нас кинут на штурм Вашингтона. Как только возьмем этот чертов городишко, так сразу война закончится, и можно будет возвращаться домой, к своим бабам и их волосаткам! Так давайте сделаем это как можно быстрее! А то меня эта война уже порядком зае… – тут я осекся, вспомнив, что материться нельзя, – надоела мне эта война! Чье отделение первым установит флаг нашей дивизии над Капитолием, тех ждут несколько приятных сюрпризов. Во-первых, Фарт простит им все карточные долги, он мне сам должен, поэтому я с ним договорюсь! – Где-то в последнем ряду третьего взвода раздался приглушенный вскрик обиды и возмущения. – Да-да, простит, – немного громче сказал я, обращаясь к третьему взводу. – Недаром же я два раза вытаскивал его на себе с поля боя. Во-вторых, помните, как в пригородах Парижа мы взяли один древний замок, в подвале которого были бочки с коньяком.
