В ожидании Олимпийцев - Фредерик Пол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, Сэм!
Чтобы узнать меня, ему понадобилось какое-то время, так как перед баней он снял контактные линзы. Но после усиленной мимики лица расцвел улыбкой:
— Юл! — воскликнул он. — Как тесен мир! Я ужасно рад тебя видеть!
И протянул руку, чтобы взять меня под локоть, по-настоящему сердечно, как я и ожидал. Помимо всего прочего в Флавии Сэмюэлусе мне нравится то, что он меня любит.
А другая его черта, которая мне тоже страшно нравится в нем — это факт, что хоть мне он и конкурент, при всем при том является для меня живым и неисчерпаемым источником идей. Дело в том, что Сэм тоже пишет научные романы. Но, тем не менее, он не раз помогал мне разобраться в научной проблематике моих произведений. Посему, когда я услыхал от сицилийца имя Сэма, мне сразу же пришло в голову, что именно он более всего и пригодился бы мне в сложившихся обстоятельствах.
Сэму уже как минимум семьдесят лет. Он совершенно лысый, а на макушке у него большое коричневое старческое пятно. Кожа на горле обвисла, а веки сами падают на глаза. Но, разговаривая с ним по телефону, ни за что об этом не догадаешься. У Сэма энергичный, звучный голос двадцатилетнего юноши, равно как и ум: ум исключительно интеллигентного двадцатилетнего юноши. Он весьма легко приходит в восторг.
Это усложняет массу вещей, поскольку ум Сэма работает быстрее, чем следует. Поэтому с ним бывает очень трудно объясняться, так как он обычно забегает на три-четыре предложения перед собеседником. Случается, что то, о чем он говорит с тобой — это не ответ на твой последний вопрос, но на тот, о котором ты еще не успел и подумать.
Истина неприятная, но романы Сэма продаются лучше моих, и только его очаровательная личность — причина того, что я еще не возненавидел его за это. Над всеми нами Сэм имеет то преимущество, что он профессиональный астроном. Научные романы же пишет исключительно ради развлечения, в свое свободное время, которого много не бывает. Свою работу он посвятил, в основном, управлению полетом собственного космического зонда, что кружит над Дионой, планетой Эпсилона Эридана. Я могу согласиться с его успехами (и, следует признать, его талантами), поскольку он никогда не скупился для меня на идеи. Поэтому, когда мы уже согласовали, что возьмем общую каюту на водолете, я поставил вопрос напрямую. Ну ладно, почти напрямую:
— Сэм, — обратился я к нему, — меня беспокоит одна вещь. Когда Олимпийцы приземлятся, что это будет означать для всех нас?
Я знал, что направляю вопрос нужному лицу. Сэм знал про Олимпийцев больше всех на свете. Но от него не следовало ждать простого ответа. Он поднялся, обтягивая простыню, жестом отослал массажиста, весело поглядел на меня своими умными черными глазами, выглядывавшими из под кустистых мохнатых бровей и спадающих век.
— А что, тебе нужна идея для нового научного романа? — спросил он.
— Сотня подземных демонов! — выругался я мрачно и решил не ходить вокруг да около. — Сэм, я прошу тебя не в первый раз. Но теперь мне и вправду нужна помощь. — И я рассказал ему всю историю о романе, на который цензоры наложили запрет, про издателя, который тут же потребовал что-то взамен — или же моей крови, на выбор.
Он стал задумчиво жевать сустав большого пальца.
— А про что была эта твоя книжка? — спросил он, явно заинтересовавшись.
— Сэм, это сатира. «Ослиная олимпиада». Про то, как Олимпийцы прибывают на Землю с помощью телепортера, но сигнал при этом искажается, и один из них случайно превращается в осла. Там есть парочка неплохих шуток.
— А как же, Юл. Смеются уже двадцать с лишним веков.
— Нуууу... Я же и не говорил, что это совершенно оригинальная идея, а только...
Сэм покачал головой.
— Мне казалось, что ты умнее. А чего ты ожидал от цензоров: чтобы они позволили сорвать самое важное событие в истории человечества ради какого-то глупого научного романа?
— Он не такой уже и глупый...
— Глупо рисковать тем, что Олимпийцы смогут обидеться, — решительно перебил меня Сэм. — Лучше уж вообще о них ничего не писать.
— Но ведь все это только и делают!
— Их никто не превращал в ослов, — заметил мой приятель. — Придумки в научных романах тоже имеют свои границы. А когда пишешь про Олимпийцев, находишься с такой границей совсем рядом. Любая случайность может послужить поводом отказа от встречи с нами, и такой шанс для нас может уже не повториться никогда.
— Они этого не сделают...
— Ой, Юл, — сказал Сэм, скривившись. — Ну что ты можешь знать о том, что они сделают или не сделают? Так что цензоры приняли самое правильное решение. Кто знает, какие они, Олимпийцы?
— Ты знаешь, — сказал я. Он рассмеялся, хотя смех этот был чуточку деланным.
— Я бы очень хотел этого, Юл. Мы знаем о них лишь то, что это не обычная разумная древняя раса; у Олимпийцев имеются собственные моральные нормы. Честно говоря, что это за нормы, нам не известно. Допустим, что ты в своей книжке предполагал то, как Олимпийцы дадут нам кучу различных вещей, таких как лекарство против рака, новые наркотики или даже вечную жизнь...
— А какие именно наркотики они могли бы нам дать? — заинтересовался я.
— Молчи, пацан, и выбей у себя из головы подобные идеи. Дело в том, что для Олимпийцев твои безрассудные идейки могут быть аморальными и отвратительными. А ведь ставка слишком высокая! Для нас это единственный шанс, и нам нельзя его профукать.
— Но мне же нужен замысел, — простонал я.
— Нуу... — согласился он, — видимо так. Мне надо подумать над этим. Давай помоемся и пойдем отсюда.
Под душем, во время одевания, во время легкого обеда Сэм говорил только о приближающейся конференции в Александрии. Я слушал его с удовольствием. Помимо того, что ему всегда было что рассказать, у меня уже затеплилась надежда, что я-таки напишу новую книгу для Маркуса. Если мне кто и мог помочь, так это Сэм. Он всегда принимал вызов, никакая проблема не могла его смутить.
Несомненно, именно потому он первым разгрыз загадку этих многочисленных ИИ и УА Олимпийцев. Если принять, что бип это «1», ИИ — это «плюс», а УА — это «равняется», тогда бип ИИ бип УА бип бип означает попросту: «1 плюс 1 равняется 2».
Это было совершенно просто. Но нужно было обладать супермозгом Сэма, чтобы подставить под сигналы числа и объявить всему миру, что это банальнейшие арифметические задания — за исключением таинственного УУУУ.
бип ИИ бип ИИ бип ИИ бип УА УУУУ
Что должно было означать это УУУУ? Особый способ представления числа «четыре»?
Сэм, конечно же, догадался сразу. Как только он услышал сигналы, то сразу же послал телеграфом из своей библиотеки в Падуе решение:
«Сообщение требует ответа. “УУУУ” — это знак вопроса. Ответ такой — “4”».
И к звездам выслали следующее послание:
бип ИИ бип ИИ бип ИИ бип УА БИП БИП БИП БИП
Тем самым человечество сдало вступительный экзамен, и начался медленный процесс установления контакта.
Ответ Олимпийцев пришел только через четыре года; стало ясно, что они находились не очень близко. Стало ясно и то, что они не были дурачками, чтобы посылать сигналы с планеты, обращающейся вокруг земли, находящейся в двух световых годах от нас, потому что такой звезды попросту нет. Ответ пришел к нам из космоса, где наши телескопы и зонды ничего не нашли.
За эти четыре года Сэм увяз во всем этом по уши. Он первым доказал, что что существа со звезд специально выслали слабый сигнал, дабы удостовериться, что на него сумеют ответить представители расы, стоящей на соответствующем техническом уровне. Он был из числа тех нетерпеливых, которые уговорили власти Коллегиума начать передачу всякого рода математических формул, а потом и простых словосочетаний, чтобы посылать Олимпийцам хоть что-то, пока радиоволны доберутся до места пребывания межзвездных путешественников и вернутся с ответом.
Понятное дело, Сэм был не единственным. Он даже не стал руководителем исследований по разработке общего словаря. Помимо Сэма есть более лучшие языковеды и криптоаналитики.
Но это именно он, уже в самом начале, обратил внимание на то, что время ответа на наши сигналы неустанно сокращается. А это означало, что Олимпийцы летят к нам.
Вскоре началась передача мозаичных образов. Они поступали в виде последовательностей сигналов «бии» и «баа», причем каждая последовательность насчитывала 550564 группы. Кто-то довольно скоро вычислил, что это 742 в квадрате. Тогда последовательность представили в виде квадратной матрицы, меняя все «бии» на белые точки, а «баа» — на черные. На экране возникло изображение первого Олимпийца.
Эту картинку помнит каждый. Все на Земле, кроме совсем уж слепых, видели ее. Ее передавали все станции мира, но даже слепые слушали анатомические описания, даваемые комментаторами. Два хвоста. Мясистый, похожий на бороду клочок, свисающий с подбородка. Четыре ноги. Игольчатый гребень вдоль... скорее всего, позвоночника. На отростках скульных костей широко расставленные глаза.