Предвкушение. Сладкая грусть. Сильные чувства. И немного смерти - Темий Чалин

– Справедливость.

– Я виновен.

– Вину доказать нужно.

– Решила в адвокаты податься?..

– Я пока что ещё девушка адвоката…

– Ясно. Мне подъехать?

– Да.

– Скоро буду.

– Хорошо. Жду.

Через малое время. Андрей выбегает из автомобиля, подходит к Рите и обымает её крепко. Не воспротивившись его объятиям, она показывает ему диск и поясняет, что на нём записано. Грибов же, пообещав рассказать ей как всё было на самом деле, умоляет не рвать отношения и позволить надежде умереть последней. Тем более, чистосердечное признание, хоть и бьющее порой по живому, облегчает понимание и сглаживает острые углы, – и ничего не поделаешь: горькая правда – не горький шоколад; и право на объяснение имеет каждый. А потому, невзирая на расщепление душевной пустоты, Марго соглашается выслушать его версию произошедшего…

Глава 2

Прошло около двух лет

Конец февраля. Воскресенье. Двадцатое число. Прямо сейчас лучистое лимонное солнышко, пробившись сквозь пепельное небо, небрежно заливает огромный, вернее сказать, лучший город Земли, благодаря чему у нас с вами появляется уникальная возможность взглянуть на одну спящую красавицу, названную Катей. Посмотрите на то, сколько печали поглотили в себя её усталые веки и давно нецелованные губы, на то, сколько напряжения в мышцах и ломких суставах. Послушайте, как неравномерно бьётся её сердце. То его слышно, то оно будто исчезает куда-то. Должно быть, ей снится покой, необходимый ей как воздух, но трезвон телефона в один миг неволит открыть глаза и, дотянувшись до трубки, она выясняет спросонья, что голос, доносящийся с другого конца провода, принадлежит ни кому-нибудь, а её лучшей подруге Вере Ардабьевой. Первое, о чём узнаёт Катя, дав согласие встретиться с ней в кафе, – так это о том, как Вера снова познакомилась с каким-то парнем и о том, как хорошо им было в постели друг с другом. Чуя, что приступ одиночества буквально в трёх шагах, наша куколка, попросив Веру перезвонить попозже, оканчивает разговор, встаёт с кровати и, дрожа от холода, уходит в ванную комнату, совмещённую с уборной.

Это известно каждому: Нежелание радоваться счастью кого-либо твёрдо считается завистью. Согласитесь, звучит избито. В самом деле, разве можно за кого-то радоваться, когда не хочется? Поверьте, нежелание совсем не означает неумение. Хуже всего врать самому себе…

Вслед за тем, умыв личико тёплой водой, Катя, по причине прохлады в доме, усаживается на унитаз, чтобы справить малую нужду. Однако, из-за спазмов, легко сходить в туалет не получается. Нервы шалят. И в остальном тоже всё не слава богу. Тело ватное, самочувствие гнусное, даже согревание носа в ладонях ни к чему, кроме как ползанью хворых мурашек, не приводит, – одним словом, дурное начало дня. Ещё этот внезапный звонок в дверь, заставивший вздрогнуть и всё расхотеть весьма некстати. «И кого только принесло в такую рань?», – выражает недовольство Катя, подходит к двери, а открыв её, тотчас же слышит из уст улыбчивого сектанта благое напутствие, произносимое с омерзительно-доброй интонацией.

– Себя убеждаете? – прерывает она его «громкую» речь.

– Что?.., – недоумевает фанатик.

– Катитесь к чёрту! – отвечает Катя, закрывает дверь и медленным шагом уходит к кухне, заявляя: – Господи, да что ж это такое?! Ни выспаться не дадут, ни в туалет сходить!

К её огорчению, напасти на этом не заканчиваются. Снова звонит телефон. Определитель диктует номер Веры. Брать трубку или нет? Сложный вопрос. Вроде и с подругой поговорить нужно, а вроде дело совсем не в ней, а в самих телефонных переливах, чешущих душу. И причём непросто душу, а медовую чуткую и оцарапанную.

Тем не менее:

– Аллё! – отвечает Катя так, будто горло сжало в тиски.

– Родная моя, ты плачешь? – переживает Ардабьева.

– Да…

– Что случилось?

– Не знаю, хочется так, – плаксиво, и со смехом, отвечает Катя. – Ладно, Вер, пойду я, преображаться, а то голова как после ядерной атаки.

– Вас бомбили, но вы остались живы? – трунит Вера.

– Угадала.

– Иди, конечно, Васёк, но учти: я с тебя с живой не слезу, пока ты мне не расскажешь, что с тобой произошло.

– Я поняла уже, заказываю гильотину.

– В комплекте с палачом?

– Да.

– Умирать нынче дорого.

– Я решу этот вопрос.

– Эгоистка!

– На том свете лучше.

– Чтоб ты на мосту там провалилась.

– Сучка ты, крашена! – шутит Катя.

– Кто бы говорил! – смеётся Вера.

– Мне же надо было что-то сказать.

– Спасибо, обласкала!

– Пустяки.

– Сейчас договоришься, и я тебя убью!

– Это мысль, а как ты меня убьешь?..

– Для тебя это так важно?

– Очень.

– Как тебя убить?

– Аккуратненько!

– В гробу красавицей быть хочешь?

– Ну да, конечно, справишься?

– Оформлю тебя по полной программе, а там как получится, – отвечает Ардабьева, – Уж не обессудь!

– Спасибо тебе, Верунь, за настроение, – посмеявшись, говорит Катя, – Извини, утро трудное, накатило на меня что-то.

– Всё хорошо, где встретимся?

– У метро.

– Договорились.

– Что с погодой?

– Мороз.

– Ясно, опять шапку надевать.

– Красивого лица ничем не испортишь.

– Я тебя обожаю.

Спустя некоторое время. Ожидая Веру недалеко от вестибюля станции метро «Баррикадная», Катя, задумавшись, неторопливо покуривает сигаретку. Ко всему ещё, мороз щекочет её щёчки и снежные хрупкие кристаллики, падая с неба, умильно тают на её ресницах и вылезших из-под шапки волосах. Поразительно, что все они, с точки зрения искусства, абсолютно разные по форме. Каждый со своим рисунком. Будто народный умелец обработал их, решив остаться неизвестным. Как знать, быть может, его тайна и была одной из тех самых особенностей, о коих не говорят вслух, но упиваются мыслью о них…

Таким образом, опоздав на приличное время, Ардабьева, представляющая собой худощавую скромную брюнеточку, приносит Кате свои извинения, чмокает её в губы и уходит с ней к кафе «Шоколадница», расположенное напротив зоопарка. Идти, от силы, минут пять. За этот короткий промежуток можно и посуду успеть помыть, и влюбиться, и от поцелуя опьянеть…

В результате, зайдя в то самое кафе и выбрав место в некурящем зале, они садятся за столик и делают заказ. «Мне блинчики с сёмгой, кофе свежезаваренный и всё, пожалуй», – говорит Вера. «А… а я пока ещё не определилась», – объясняет Катя, улыбнувшись после сказанных ею слов. Придерживаясь правил профессионального этикета, официант оставляет ей одно меню и, уточнив у Веры всё ли записано правильно, уходит.

Засим:

– Ну, рассказывай, как познакомились? – спрашивает Катя Ардабьеву.

– Андрей Грибов – известный адвокат, а, по совместительству, коллега и лучший друг моего брата – посоветовал мне позвонить одной гадалке, которую сам очень давно знает. Я обратилась к ней, и она сказала, когда я примерно встречу своего ненаглядного. Даже имя его назвала, представляешь, – отвечает подруга.

– Ничего себе, а как мне связаться с ней?

– Минутку, – Ардабьева достаёт бумажку с номером гадалки и пододвигает её Кате. – Держи. Позвонишь, скажешь, что от меня. Зовут Агафья. Живёт она, правда, далеко: посёлок «Виноградово».

– Благодарю, расстояние – не проблема.

– Пожалуйста. Слушай, ты меня пугаешь. Может всё-таки, расскажешь, наконец, что с тобой? (Слышится мелодия звонка).

– Да тошнит меня уже, Вер! От медвежьих услуг и всяких однообразий. Только и всего, – говорит Катя, вытаскивает из сумочки сотовый, а, посмотрев на его дисплей, строит плаксивую гримасу, фыркает, имитируя рукой лапу разъярённой кошки и, в грубой форме, отвечает на входящий вызов: Тебе чего?

– У тебя вообще совесть есть?.., – спрашивает её личный водитель и охранник в одном лице.

– Умоляю, не выноси мне мозг. Я встретилась с Верой. Приезжать за мной не нужно. Тебе всё понятно?

– Понятно, мне уволиться?

– Будь добр, просто отвали.

– Не могу: служба!

– Всё, Максим, я вешаю трубку.

– Кать!

– Что?!

– Где ты, дьявол тебя побери?!

– Пошёл на х*й! – выпаливает она, отключает сотовый и кидает его обратно в сумочку.