Том 1. Тяжёлые сны - Федор Сологуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В романе Сологуба есть все: и демоническая красавица, и добродетельная героиня-спасительница, бессильная, однако, спасти, и отцы-садисты, и матери, подталкивающие своих дочерей на край пропасти, есть воинствующие мракобесы и просто бесы, и попытка героя воскреснуть к живой жизни через очищающее убийство… Нет лишь одного, да и, пожалуй, не может быть: действительного воскрешения героя. «Жало смерти – грех; а сила греха – закон», – этим мрачным аккордом обрывается сложная полифония романа…
Можно рассматривать «Тяжелые сны» Сологуба не только как первое большое и значительное по философской постановке проблемы произведение. Это – еще и своеобразный «черновик» его последующих романов, прежде всего – «Мелкого беса», а затем и «Навьих чар». Тут, безусловно, существуют определенная преемственность и разветвленная цепь лейтмотивов.
«Мелкий бес» сделал Сологуба всероссийски знаменитым писателем. Сегодня можно с уверенностью сказать: даже если бы это было его единственное произведение, – имя автора по праву осталось бы в истории литературы.
Писался роман с 1892 года, опубликован был в 1905 году, теперь уже – не в «Северном вестнике», а в журнале «Вопросы жизни». Название журнала, кстати, как нельзя более подходит к проблемному содержанию романа– в нем именно ставятся «вопросы жизни», мучительные и едва ли разрешимые.
Внешний антураж – все тот же: уездный городок с его патологической нормальностью… Главный герой – или, точнее, антигерой романа – учитель Передонов. Опять учитель… Что же представляет собой он, призванный как будто бы «сеять разумное, доброе, вечное»? Это – жестокий «наслажденец», недочеловек, возомнивший себя сверхчеловеком. Подобно тому древнему философу, который ни дня не мог прожить без строчки, Передонов ни дня не может прожить без высеченного мальчика. Ему просто необходимо кого-нибудь мучить – если уж мальчика нет под рукою, то хотя бы – кота, гладя его против шерсти и кидаясь в него репьями (репьи он заранее заботливо собирает в карман). Несчастного кота он, впрочем, немного побаивается, подозревая, что на самом-то деле – это приставленный к нему соглядатай. Из одного этого можно заключить, что Передонов – безумен, и чем дальше, тем безумие его становится все очевиднее. Чего стоит одно подозрение Передонова, что приятель Володин замышляет «подменить» его собою, и потому Передонов «метит» себя, рисуя на груди, животе, локтях и т. д. чернилами букву «П». «Враги» мерещатся ему всюду, особенно злоумышляет против него таинственная и зловещая недотыкомка, прикидывающаяся то серым столбом пыли, а то и просто – зеленым банным веником («Позеленела!» – в ужасе думает Передонов). За обоями «кто-то прячется – может, та же недотыкомка? – или подосланный злодей?» – и безумный учитель, специально купив для этой цели шило, кидается на «невидимого злодея», пронзая обои насквозь… Ликуя, пляшет он, свершив «подвиг», а на вопрос жены Варвары, в чем причина такого ликования, отвечает: «Клопа убил!» Позвольте, но что же смутно и карикатурно напоминает эта сцена? Не так ли Гамлет ударом шпаги пронзает Полония, прячущегося за ширмой, объясняя сбежавшимся на шум, что убил крысу? И возникает сомнение: полно, «уж не пародия ли он?» Пушкинский вопрос тем более уместен, что в сценах карточной игры Передонова с гостями откровенно пародируется и «Пиковая дама», правда, Герман сходит с ума после фатального проигрыша, а Передонов – уже безумен: приступая к игре, гости с изумлением видят, что у всех фигур в колоде выколоты глаза. «Это чтоб они не подглядывали!» – объясняет Передонов… Впрочем, такой меры кажется недостаточно – и тогда, одержимый манией преследования, он сам начинает… писать доносы на карточные фигуры, пока те не начали доносить на него. И что интересно, жандармский офицер хранит его доносы «на всякий случай», хотя, казалось бы, ясно, что сочинитель доносов нуждается в услугах психиатра.
Тем не менее окружающие безумия Передонова не желают замечать. Женщины ведут за него борьбу, как за весьма завидного жениха, в этой войне мышей и лягушек побеждает Варвара, правда, обманом, обещая Передонову, что ее тетка, петербургская влиятельная княгиня, после венца непременно даст ему хорошее место. При помощи подложных писем «от княгини» она достигает своей цели и становится-таки законной супругой помешанного учителя. Пиррова победа!
А недотыкомка все не унимается, а враги все злоумышляют, клевещут, а кот все бегает ябедничать к жандармскому офицеру, а приятель Володин прикидывается бараном и блеет; а может, он и есть баран, заодно с котом приставленный следить за Передоновым и в конечном счете «подменить»-таки его?
Еще одна пародийная перекличка, на этот раз – с Гоголем: безумный Передонов объезжает отцов города, доказывая свою благонадежность и ища покровительства. Невольно вспоминаются сцены, когда то же в «Мертвых душах» проделывает Чичиков. Можно узнать и Ноздрева, и Собакевича, и Манилова, но показанных как бы в кривом зеркале.
А сам Передонов? Полно, да не мертвая ли душа он, отравляющая все вокруг трупным ядом? Недаром имя его становится нарицательным, и после появления романа критика заговорила о таком явлении российской тогдашней действительности, как «передоновщина»…
Слава романа оказалась несомненной, но скандальной. Чего только не наслушался Сологуб от критики: его обвиняли и в «эротомании», и в «садизме»… Кривое зеркало бесило – но нельзя было не признать, что ведь – и рожа крива? Сологуб, при всей игре своей изящно-мрачной художественной фантазии, не выдумал эту действительность. Диагноз был поставлен точно: «передоновщина» – идейная гангрена.
Но не будем пересказывать роман Сологуба. Как всякое истинно художественное произведение, его надо внимательнейшим образом прочитать – прежде чем поставить на полку – ну хоть бы рядом с «Бесами» Достоевского. Роман такого соседства заслуживает. Но вот именно прочитать-то нам их и не удавалось – и «Бесы», и «Мелкий бес» – вся эта драгоценная «нечисть» нашей литературы долгие годы была под запретом. «Бесов» мы, по сути, получили возможность прочесть только на волнах «перестройки». А «Мелкий бес», многократно переиздававшийся до революции, после нее был издан только в 1933 году («Асаёегша»), причем его обработали, как мухомор, – выварили в крепчайшем кипятке социологизированного предисловия, в котором Сологуб предстал как социальный разоблачитель, а отнюдь не как «подвальный Шопенгауэр», имеющий пагубную привычку мыслить. После этого наступило глухое продолжительное молчание, и лишь в 1958 году Кемеровское издательство выпустило «Мелкого беса» из колбы длительного заточения.
* * *Итак, Сологуб – на вершине славы. «Мелкий бес» дает довольно крупные доходы, он без конца переиздается, в театрах идут его бесчисленные инсценировки; пользуются успехом и другие пьесы Сологуба. Премьера «Победы смерти» в театре Комиссаржевской завершилась тем, что автора увенчали лавровым венком. Большим успехом пользуются также сатирические стихи и «политические сказочки» Сологуба. Оказывается, этот «отшельник», демонстративно прикрывающий глаза в салонах, может-таки, внезапно их приоткрыв, во мгновение ока разглядеть такое в лице и повадках глупой и жестокой бабищи-современности, что другому и не снилось! Яда у автора «политических сказочек» хватит на десятерых, убийственной меткости – также… Но это, понятно, все мелочи. Главное же – задуман новый и, как он считал, самый значительный в его творчестве роман «Навьи чары», разраставшийся по мере выхода его частей: «Творимая легенда» (1907), «Капли крови» (1908), «КоролеваОртруда» (1909), «Дым и пепел» (1912). В двадцатитомное собрание сочинений, осуществленное в 1913–1914 гг. издательством «Сирин», это романтико-фантастическое произведение, наполненное глубоким философским смыслом, Сологуб включил в переработанном виде: внес существенные изменения в текст, слил первые две части в одну и дал своему детищу новое название – «Творимая легенда».
В его напряженную творческую работу то и дело вмешиваются горестные события личной жизни. В 1907 году мучительно погибает от наследственной чахотки любимая сестра Ольга – «милая спутница», памяти которой он посвятит третье издание «Тяжелых снов». «В ы не можете знать, – пишет он, ища утешения у друзей, – как велика моя потеря, как мне тяжело, и пустынно… с сестрой связана вся моя жизнь, и теперь я словно рассыпался и взвеялся в воздухе». К этой беде добавилась новая: незадолго до печального дня Сологубу нежданно было предложено подать в отставку. Это после двадцати пяти лет добросовестной службы! Вот уж поистине, как написал он Г. И. Чулкову, «мелкий бес стережет черные дни и приходит пакостить».
Что ж, отставка так отставка. В конце концов, теперь писатель может целиком сосредоточиться на своем творчестве. Мало кому удавалось в России жить только литературным трудом, но Сологуб такую возможность обрел благодаря популярности «Мелкого беса» и других своих прозаических, поэтических и драматургических прозведений.