Чекисты рассказывают. Книга 3-я - Шмелев Олег

— Пусть мальчик занимается тем, что любит. Хватит в доме военных, — оправдывала сына мать.

Казалось, роли между братьями были распределены. А так как у каждого был свой круг друзей, то из-за чего бы возникать ссорам? Однако в особняке не все было так благополучно, как казалось с первого взгляда.

Начало разлада было положено в тот день, когда Николай и Василий, возвращавшиеся из гимназии, столкнулись на перекрестке с еще не старым слепым человеком.

Мужчина стоял, неуверенно протянув вперед палочку, и не решался ступить на мостовую. Голоса мальчиков привлекли его внимание. Он повернулся в их сторону и рукой задел Василия.

Тот отшатнулся в сторону.

— Помогите, мальчики, — сказал слепой. — Что-то никак не перейду...

Последние слова он произнес с улыбкой.

Николай взял слепого под руку. Василий, хихикнув, наблюдал, как они перешли мостовую, потом слепой пожал мальчику руку выше кисти и о чем-то спросил его. Николай ответил. Они разговаривали, а Василий, которому надоело стоять, крикнул:

— Ну, пойдем же...

— Иди, я догоню сейчас, — махнул рукой брат.

Вечером Василий рассказывал в гостиной о том, как Николай переводил слепого через улицу. Он паясничал, и мать, ласковая, добрая женщина, даже прикрикнула на него:

— Перестань, таких людей нужно жалеть.

— Почему же жалеть? — вдруг отозвался Николай. — Это солдат, он просто не знал дорогу. Он мне сказал, что ослеп в японскую войну. Ему помочь надо...

— Подумаешь, — сказал Василий. — Может, он тебе врал, а ты и уши развесил! Калека он, а не солдат.

Николай покраснел. Ему было обидно за нового знакомого и противен весь этот разговор. Он хотел что-то сказать брату, но в разговор вступил Дмитрий.

— Ну, что вы ссоритесь, мальчики? Война всегда оставляет калек, да и убитых на войне немало. Ничего особенного. Помог калеке, ну и ладно. Хотя всех не пожалеешь...

Николай, ни на кого не глядя, вышел из гостиной.

— Строптив, — бросил ему вдогонку Дмитрий.

Может, именно эта сцена припомнится Николаю, когда он получит известие о гибели старшего брата? Может быть, вдруг вспомнил он спокойный голос и равнодушие, сквозившее в словах: «Война оставляет калек, да и убитых на войне немало...» Он не поехал на похороны, не увидел, как торжественно продвигалась к кладбищу похоронная процессия, как перед катафалком вели белую кавалерийскую лошадь в черной попоне. Не часто с фронтов первой мировой войны привозили погибших, чтобы похоронить дома, тело Дмитрия привезли. Он был верным своему долгу офицером, но слишком уж был предан старший брат той войне, которую возненавидел Николай.

...С солдатом мальчик подружился. Он убегал к нему вечерами. В низком, неприглядном домике неподалеку от железнодорожной станции слушал рассказы про бои русских и японцев. И, странное дело, военная служба представлялась теперь Николаю совершенно не такой, как он привык думать о ней после отцовских рассказов. Никогда не говорил отец о том, как наказывают солдат. Как офицер может избить солдата до потери сознания.

— Э, брат, служба — не мед, — говаривал новый знакомый. — В походе и офицерам достается, но солдатская доля тяжелей намного. Это какой командир еще будет... Вот твой отец, он небось хороший?

— Хороший, — кивал головой Николай.

— Так и о каждом из них думаешь. Но одно дело дома, другое — на войне. Почем зря гибнут солдаты.

— Как это — «почем зря»? — переспросил мальчик. — За царя и отечество гибнут...

— Да, если бы за отечество...

Солдат всегда разговаривал с мальчиком как со взрослым. Однажды он попросил Николая почитать ему вслух книжечку, принесенную одним знакомым.

— Только я хочу тебя вот о чем спросить: ты умеешь хранить тайну? — сказал он прежде, чем достал книжку.

— Конечно! — выпалил мальчик. Тайна! Уж у него ее никто не разведает.

— Я верю тебе, парень. Читай. Может, и сам что поймешь.

И Николай прочел о том, что война, которую царь вел с японцами, не нужна была народу. Слова волновали, они казались немыслимыми, но после рассказов солдата Николай чувствовал, что есть в тех словах правда.

С тех пор вечерние разговоры чередовались с чтением.

— Ты редко бываешь дома, — заметил как-то за ужином отец.

— Да у него дружок есть закадычный, — съехидничал Василий.

Николай метнул сердитый взгляд на брата. Тот смолк, но отец уже заинтересовался.

— Что за дружок? Скажи-ка.

— Один бывший солдат, — опять вставил Василий.

— Не тебя спрашивают, — прервал его отец. — Так ты у какого-то солдата бываешь, Николай?

— Никуда я не хожу. Просто гуляю на улице, весна ведь.

Объяснение, кажется, успокоило родителей. Но разговор возобновился, когда Николай снова задержался допоздна и, тихонько пробираясь к себе в комнату, столкнулся лицом к лицу с отцом.

— Иди спать. Поговорим утром.

— Так о чем вы разговаривали с солдатом? — за завтраком спросил отец.

— Так, обо всем. Про русско-японскую войну, например: он же ослеп на ней... О службе рассказывает. Разве не интересно? — Николай понял, что отговариваться бессмысленно, что отцу от Василия многое известно, и решил вести беседу как можно равнодушнее.

— А про что ты рассказывал мальчишкам? Думаешь, не знаю? Ты говорил про какую-то революцию, плохо отзывался о царе, мне один из вашего класса все передал. — Василий, видимо, решил насолить брату и навлечь на него гнев отца.

— Неправда! Ты врешь, — крикнул Николай, вдруг испугавшись.

— Нет, правда! И это все твой солдат. Я знаю! — Василия словно кто-то подгонял: он говорил, что солдата нужно сдать в полицию, что таким место только в тюрьме.

— Ты с ума сошел! Ничего не знаешь, а выдумываешь! Что тебе плохого сделал этот человек? — Николай так волновался, что даже не слышал своего голоса. Как он ненавидел в эту минуту брата! Как боялся, что с солдатом может стрястись беда!

Спустя некоторое время после ссоры в столовой Рагозиных кто-то донес на слепого солдата. Николай узнал об этом от одного из друзей по гимназии. Тот предупредил, что за домом солдата следят.

И хотя Николай не имел оснований считать Василия причастным к аресту слепого, он уже не мог относиться к брату по-прежнему, чувствовал в нем своего врага, и ни ласковость, ни его подлизывание не могли заставить Николая забыть их ссору. Прежде молчаливый, он еще больше замкнулся, много читал, допоздна просиживал за письменным столом. Это уже не была обида подростка. Вырабатывался характер юноши. Может быть, именно годы разногласий между братьями «слепили» такого Николая, которого запечатлел более поздний снимок: упрямые губы, резкий, исподлобья взгляд. Даже беглое знакомство с фотографией скажет, что перед нами человек, имеющий свою точку зрения, волевой и, наверное, по характеру нелегкий.

Разрыв готовился годами, и, когда братьев уже ничто не связывало, они разошлись разными дорогами.

В то время Дмитрий был на фронте, и с Николаем ему больше не суждено было встретиться. Николай окончил гимназию и уехал учиться дальше. Василий ушел добровольцем на войну. Стал офицером.

Но спустя время братья вновь встретились в родительском доме. Два молодых человека с вполне укрепившимися взглядами на жизнь. Разными взглядами...

Василий делал вид, что его вовсе не интересуют дела Николая. Николай тоже не рвался к общению. Правда, не нравилось, что Василий завел каких-то подозрительных знакомых. Чем он занимался, чем жил — то было Николаю неведомо. По разговорам матери лишь знал: дружки младшего брата из бывших офицеров.

Ссора вспыхнула как-то за ужином.

— Что думаешь дальше делать? — спросил Николай брата, глядя ему в глаза.

— А тебя это очень волнует? — вежливо огрызнулся тот.

— Ну, не так, чтобы очень, но хотел бы предупредить...

— О чем?

— Друзья твои не внушают доверия. А ты сразу среди них своим стал.

— За своими друзьями приглядывай! А мои — не твоя забота.

— Я предупредил, — сухо сказал Николай. — А там как знаешь.