Северная ведьма. Книга первая. Потомок - Николай Щербаков

А между собой их свела некрасивая история. Обычная для их возраста, но не красивая. Девчонку не поделили. Виктор тогда первый раз привёл Тамару в училище на танцы. А Тамара девчонка видная. Многие курсанты с неё глаз не сводили. Виктор от неё не отходил. С одной стороны гордился, что при нём такая красавица, а с другой опасался – уведут ведь. Познакомились они недавно, ещё плохо друг друга знали. И надо же. Стоило отойти покурить, возвращается, а она со старшекурсником танцует. Танец кончился, а партнёр её не отпускает. Прямо вот руками держит и что-то ей, видно, интересное рассказывает. А чего не рассказывать, если «старик» уже годичную практику прошёл, за границей был. Если язык подвешен, то заморочить девчонке голову есть чем. Начинается новый танец, и они снова пошли танцевать. Виктор в панике. На «гражданке» он бы сейчас быстро организовал вывод неприятеля в тёмный угол для выяснения правил поведения. И там уж чьи «правила» бы оказались сильнее, тот и прав. А здесь, в мореходном училище свой неписаный кодекс чести. Из-за девчонки моряки будут выяснять отношения? Или того хуже – драться? Да абсурд. И когда они пошли танцевать в третий раз, Виктор не выдержал и подошёл к ним. Лучше бы не подходил. Ему и сейчас вспоминать тяжело этот позор. На него удивленно смотрели оба. А когда Витя промямлил, что, мол, это он привёл девушку и нехорошо не учитывать этого, «старик» спокойно передал ему девушку. Мол, пожалуйста, потанцуй, но, многозначительно улыбнулся Тамаре и заметил, что они не договорили. И какие после этого танцы? Какое настроение? Виктор тогда стал делать независимый вид, мол, его это особенно не тронуло. Даже пригласил на танец другую девушку. А Тамара исчезла. И ушла она с танцев одна или с провожатым, Виктор и сейчас не знает. «Старик», а это был Игорь Саенко, после этого случая не общался с Виктором, только иронично подмигивал ему при встрече. Это был последний год учёбы Игоря, скоро он защитился и уехал по месту распределения. А у Виктора с Тамарой закрутился, закружился жаркий роман, в котором были и не значительные ссоры и стремительные перемирия, после которых Виктор несколько дней прокрадывался под утро в «экипаж» и на занятиях не редко засыпал. Перед окончанием училища заговорили о свадьбе, и Виктор на выходные дни отправился в родной городок к родителям, посоветоваться. Вернулся и твердо, рассудительно сообщил Тамаре, что правильно будет поступить так, как он сейчас скажет. А сказал он, что им надо, во первых, проверить свои чувства, во вторых ему надо подзаработать денег на свадьбу. Сидели они с Тамарой в скверике рядом с училищем. Тамара тогда отстранилась и долго внимательно глядела ему в глаза. Такой серьёзной он её ещё не видел.

– Я от тебя такой рассудительности не ожидала. Не замечалось за тобой такого. И я, не будь этого разговора, поехала бы за тобой, и не расписавшись. Но раз уж тебе ещё надо наши чувства проверять, то, что же, давай, проверим.

И когда провожала Виктора, всплакнула у вагона. Обняла и долго не отпускала, пока вагон не тронулся. А когда уже шла за уходящим вагоном по перрону, странные слова сказала.

– Виля, а чьи ты чувства проверять хотел, свои или мои?

– Да брось ты, – ответил Виктор, – пошутил я.

– А я не шучу.

Тамара, остановилась и, отвернувшись, тихо пошла в вокзал. С тяжёлым сердцем тогда уехал он.

Ещё до того, как закрепили последние швартовы и спустили трап на причал, закончился снежный заряд, и всё вокруг вновь засверкало в лучах прожекторов. И будто стало светлее и торжественнее. Рабочий день начинался, и по причалам затопали засыпанные пушистым снегом фигуры. Люди проходили мимо, оживлено разговаривали между собой, иногда задирали голову и смотрели на высокий борт «Мурома». Порт жил своей морской жизнью. Все, всё знали. И не только о том, кто пришёл из рейса и кто уходит, но и что на промыслах делается. И о том, что вот этот БМРТ вчера пришёл из южной Атлантики, не для кого секретом не было.

И Виктору казалось, что все эти люди, проходившие мимо их борта должны знать, что вот он, молодой, симпатичный штурман, полгода бороздивший дальние моря и пришедший к ним с другой стороны земного шарика очень рад их всех видеть. И неплохо было бы сейчас, сойдя на берег, через каждые несколько метров встречать родных и близких и просто знакомых. И чтобы все они, если и не бросались к нему с объятиями, то, во всяком случае, приветствовали его, расспрашивали и вообще демонстрировали бы, что очень даже заметили его, Виктора, долгое отсутствие на родной земле. На какое-то время он забыл об Игоре. И уже стоя на причале у спущенного трапа, разговаривая с уходящими в город моряками, вспомнил о случившемся. Стал искать глазами буксир. Спросил одного, другого. Ему сказали, что буксир там, дальше, через пару корпусов стоит у этого же причала. С удовольствием, скользя по ледяным, занесенным пушистым снегом причальным брусьям Виктор быстрым шагом, почти бегом, поспешил в ту сторону. Работяга буксир в любую минуту мог уйти. Так и случилось. Буксир уже отваливал от причала, когда Виктор подбежал к тому месту, где он стоял. А тот, кто был ему нужен, шёл по берегу ему навстречу. Уже не в тулупе, а в тёплой на меху куртке с капюшоном и в той самой «Петиной» мичманке с большим плетёным крабом. Виктор остановился. Растерялся. Не знал, как приветствовать первого, встреченного им на твёрдой земле знакомого человека. Стоял, чуть расставив руки, и улыбался. А тот вдруг отколол совсем уж странное коленце. Не остановился, а, проходя мимо, хлопнул его по отставленной руке своей, в тёплой кожаной перчатке и, как будто и не было у них встречи на рейде, громко сказал:

– С приходом, мореман! Ну, как там мулаточки, негритяночки?

А уж пройдя несколько шагов, оглянулся и махнул рукой, как будто честь отдал – будь здоров! Вот тебе на! С горечью пришлось признать, что не все в восторге от встречи с моряком, вернувшимся к родным берегам. Люди жили, живут и заняты только своими житейскими делами. Подступило недавно пережитое чувство одиночества.

Это было в часы прихода его БМРТ в порт. Уже с рейда была видна толпа встречающих на причале. И из ста человек экипажа не встречали, как ему тогда показалось, его одного. А на причале собрались родные и друзья, официальные лица и просто работавшие в это время в порту люди. Так уж повелось, что и проводы и встречи судов, это статья особая, особый ритуал портовых городов. И как часты бы они не были, это всегда событие. Для родных и близких, встречающих моряка и для самого моряка истосковавшегося и по родным и по берегу. Ведь, пожалуй, только моряки и их жены и подруги, для которых расставание на долгие сроки это не эпизодическое явление, а сама жизнь, знают, что такое встреча. В эти встречи бывают по-особому мягкими губы и горячими тела подруг. Бесстыдными глаза и жадными руки. Виктору пока ещё не суждено было испытать такого в этот приход. Но отсутствие полноценной встречи с берегом он почувствовал. Это ощущалось во всем происходящим вокруг него. Весь экипаж, бывший во время рейса чем-то единым, почти семьёй, за сутки, двое до прихода в порт начал распадаться. Начались сборы. Стирали, гладили, стриглись, брились и подравнивали отпущенные за рейс красавицы бороды. Продержаться они, эти бороды день-два, только чтобы показаться, покрасоваться, а потом сбреют их до следующего рейса. Каждый был занят только собой. Отделившись от экипажа, все стали вновь частицами тех семей, которые ждали их на берегу. И если для Виктора этот приход был возвращением на «берег», на Родину, то для большинства это была сугубо личная встреча с любимыми и родными. И как только закончилась долгая, нудная, неизбежная возня с пограничниками и таможней, люди просто бросились навстречу друг другу. Трап был узок для общения. На нем столкнулись одни, рвущиеся на берег, и наиболее нетерпеливые встречающие, кинувшиеся на корабль. И был разрушен свойственный морской жизни размеренный судовой порядок. Всё вокруг Виктора напоминало скорее вокзал, наполненный встречающими и приезжающими. Одни помещения и каюты опустели, покинутые ушедшими на берег жильцами, другие наполнились незнакомыми людьми, смеющимися, громко разговаривающими. И Виктор, возбужденный приходом в порт, вдруг был оглушен странным состоянием неучастия. Оказался у себя на родном пароходе лишним, без определенной роли человеком. Он не был задействован на вахте и никому не нужен на этом празднике встреч. Друг, радионавигатор, поняв состояние Виктора, затащил его в свою каюту, где пришедшие встречать его жена и друзья открыли шампанское и, рассевшись с трудом в тесной каюте, спешили рассказать друг другу о событиях, произошедших за время разлуки. Виктор, зажатый на диване двумя крупными мужиками, залпом выпил граненый стакан шампанского, закашлялся, выбрался в коридор и уже не вернулся. Ушел, закрылся у себя в каюте, улегся, не раздеваясь, на своём маленьком диванчике и, под шум топающих за дверью, громко разговаривающих незнакомых людей, заснул.