Солнечная Полянка (сборник) - Астрид Линдгрен

Тогда Маттиас взял сестру за руку и повёл её в ворота. Он повёл её на волшебную Солнечную Полянку, где была вечная весна, где благоухали нежные берёзовые листочки, где пели и ликовали на деревьях тысячи крохотных пташек, где в весенних ручьях и канавах плавали берестяные лодочки и где на лугу стояла матушка и звала:

– Сюда, сюда, детки мои!

За спиной у них в ожидании зимней ночи застыл морозный лес. Глянула Анна через ворота на мрак и стужу.

– Почему ворота не закрыты? – дрожа спросила она.

– Ах, милая Анна, – ответил Маттиас, – если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить. Разве ты не помнишь?

– Да, ясное дело, помню, – отозвалась Анна. – Их никогда, никогда больше не отворить.

Маттиас и Анна глянули друг на друга и улыбнулись. А потом тихо и молча закрыли за собой ворота Солнечной Полянки.

«Звенит ли моя липа, поёт ли мой соловушка…»

Давным-давно, в пору бед и нищеты, в каждом приходе была своя богадельня. Это был дом, где под одной крышей ютились местные бедняки: разорившиеся хозяева, немощные старики, калеки и хворые, и дурачки, и сиротки, которых никто не брал на воспитание, – все они попадали в это скорбное пристанище.

В приходе Нурка тоже была богадельня, и девочка Ма́лин попала туда, когда ей было восемь лет. Папа и мама Малин умерли от чахотки, и хотя осиротевших детей обычно отдавали на воспитание, эту девочку никто не согласился взять, хотя на её содержание от прихода выдавались деньги; деньги деньгами, но, не ровён час, сиротка занесёт в дом заразу, – вот девочку и отправили в этот приют.

Дело было в начале весны, в субботу вечером, и все богадельщики глазели из окошка на дорогу, это было их единственное субботнее развлечение. Смотреть там, по правде сказать, было не на что. Проехала запоздалая телега, возвращающаяся из города; прошли мимо несколько деревенских мальчишек, отправляющихся на рыбалку, а потом показалась Малин со своим узелком; на неё все так и уставились.

«Бедняжка ты, Малин! – подумала про себя девочка, подымаясь на крыльцо. – Вот уж горе-то – жить в богадельне. Бедная Малин!»

Она отворила дверь и на пороге встретила Помпадуллу. Помпадулла была в богадельне за старшую и вела себя как начальница.

– Добро пожаловать в наш приют, – сказала Помпадулла. – Теснота у нас, видишь, такая, что дальше некуда. Да уж ладно! Ты много места не займёшь, вон какая худышка!

Малин, потупясь, молчала.

– Смотри, не вздумай тут бегать или скакать! У нас баловаться нельзя, – продолжала Помпадулла. – Это я тебе наперёд говорю.

По краям избы сидели обитатели богадельни и печально глядели на девочку.

«Кому уж тут захочется бегать и скакать, – подумала Малин. – Никому, наверно. А мне уж и подавно!»

Малин хорошо знала всех бедняков, которые жили здесь. Изо дня в день они с сумой обходили приход, выпрашивая Христа ради милостыню. Да, всех тут знала Малин. Вон сидит Страшила – такой урод, что детишки боятся его точно пугала, хотя на самом деле он – добрый и смирный человек и ни разу никого не обидел. А вот и Юкке Киис, которого Бог лишил разума, и ненасытный Ула из Юлы, которому ничего не стоит съесть в один присест десять кровяных лепёшек, вот Старичок-Летовичок на деревянной ноге и Хильда – Куриная Слепота с вечно слезящимися глазами, и Костылиха, и Милушка-Голубушка, и Анна Перкель, и самая главная из них – великая и могучая Помпадулла, которую приход назначил старостой в богадельне.

Остановившись у порога, Малин оглядела избу, увидела всю нищету и всё убожество богадельни и поняла, что вот здесь ей придётся жить, пока она не станет взрослой, потому что маленькую её никто не возьмёт в прислуги. Сердце у неё сжалось от тоски при одной этой мысли. А как проживёшь в таком месте, где нет нисколечко радости и красоты!

У себя дома она привыкла к бедности, но там всё же были и красота, и радость. Стоит только вспомнить, как весной за окном расцветала яблоня. И рощу с ландышами. И шкаф, расписанный розанами. И большой голубой подсвечник с сальной свечой. И румяные, с пылу с жару, лепёшки, которые мама подавала на стол. И свежевымытые полы на кухне, которые по субботам посыпали мелко рубленным можжевельником. Ах, как бывало красиво и радостно дома, пока не вошла в него болезнь! А здесь, в богадельне, всё было так гадко, что впору заплакать, а за окном виднелось одно только тощее картофельное поле – ни тебе яблоньки, ни рощи с ландышами.

«Бедная Малин! – подумала о себе девочка. – Будешь ты теперь самой маленькой богаделкой в приходе Нурка. Прости-прощай, радость и красота!»

Спать её уложили в уголке на полу, и она долго не могла уснуть, слушая сопение и храп остальных обитателей. Им полагалась одна кровать на двоих, и они отсыпались после дневных трудов и странствий. Страшила – с Милушкой-Голубушкой, Костылиха – с Анной Перкель. Одна Помпадулла жила отдельно в чердачной каморке и делила постель только с клопами.

Малин проснулась, когда утро ещё только занималось, и в предрассветных сумерках увидала на обоях целые полчища клопов. Они спешили спрятаться в укромных местах, чтобы на следующую ночь снова выползти из всех щелей и трещин и вволю попить кровушки у спящих бедняков.

«На месте клопов я бы тут не осталась жить, – подумала Малин. – Наверно, клопам не нужны красота и радость. С них довольно четырёх кроватей, на которых спят восемь бедняков. А тут ещё и на полу маленькая богаделочка завелась!»

Со своего места Малин увидела, что делается под кроватями. Всё, что беднякам удавалось выклянчить, обходя приход, они рассовывали по сундучкам и мешочкам и прятали под кровать; каждый отдельно хранил свой хлеб, свой горох и крупу, свой кусочек сальца, свою горсточку кофейных зёрен и котелок со старой кофейной гущей.

Не успели старики проснуться, как тут же принялись ссориться, кому после кого ставить на огонь свой кофейник, каждому хотелось быть первым. Все толклись вокруг очага, ворчали и хныкали, но тут явилась сама Помпадулла, всех распихала и первая поставила свой котелок с треногой на огонь.

– Сперва будем пить кофе мы с моей девчушкой, – заявила Помпадулла.

За ночь Помпадулла успела поразмыслить и поняла, что вдвоём с девочкой ей проще будет собирать подаяние. Уж теперь-то народ скорее расщедрится на милостыню, постыдится небось уморить голодом невинного ребёнка! Поэтому Помпадулла ласково погладила Малин по щёчке, дала ей на завтрак чашечку кофе с корочкой хлебца, и с этой минуты Малин раз и навсегда стала девочкой Помпадуллы.

Пока пили кофе, погрустневшая Малин с тоскою поглядывала по сторонам в надежде отыскать среди окружающего убожества и нищеты хоть что-нибудь красивое, но, сколько ни искала, так ничегошеньки и не углядела.

И вот они отправились с Помпадуллой в свой первый поход по крестьянским усадьбам. Они заходили на каждый двор, и Малин просила хлебушка. Она собрала богатое подаяние, так что Помпадулла осталась довольна своей девчоночкой и в награду поделилась с ней лучшими кусочками, а после хвасталась своей удачей перед другими обитателями богадельни, у которых не было такой девочки.

Но Малин была доброй девочкой и всякому старалась услужить, как родная дочка. Бывало, Хильда – Куриная Слепота никак не может своими распухшими от работы пальцами завязать башмаки, а Малин возьмёт да и завяжет; или у Милушки-Голубушки вдруг закатится куда-нибудь клубок, а Малин найдёт и подаст; а не то ещё Юкке Киис испугается голосов, которые звучат у него в голове, – кому же ещё, как не Малин, его утешить и успокоить! И только для самой себя Малин не находила утешения: ведь она не могла жить без красоты, а в богадельне ей нечем было утешиться.

Однажды, во время своих странствий, они пришли с Помпадуллой в пасторскую усадьбу. Хозяйка подала им Христа ради хлеб, а потом позвала на кухню и налила обеим похлёбки. И случилось в тот день для Малин самое важное: нежданно-негаданно она получила утешение, потому что встретилась с красотой, по которой изнывало её сердце. Она и думать о ней не думала, когда села за кухонный стол есть похлёбку, как вдруг через приоткрытую дверь горницы до неё долетели слова – до того прекрасные, что Малин вся задрожала. В горнице кто-то читал сказку пасторским детям, и чу́дные слова сквозь щёлку донеслись до Малин. Она раньше и не знала, что слова, оказывается, тоже бывают сладостными.

Эти слова освежали ей душу, как утренняя роса освежает лужайку. Увы! Малин думала, что сохранит их в сердце и вовеки уж не забудет, но не успели они с Помпадуллой вернуться в богадельню, как всё услышанное уже бесследно изгладилось из её памяти. Запомнился ей только совсем коротенький кусочек, где были самые красивые слова, и Малин без конца повторяла их про себя наизусть: