Фантастес. Волшебная повесть для мужчин и женщин. - Джордж Макдональд

Незадолго до полудня я увидел впереди между деревьями тоненькую струйку голубого дыма и через минуту выбрался на прогалину, посередине которой стояла маленькая хижина. Углами ей служили четыре огромных дерева, чьи ветви переплетались между собой, образуя крышу, окутанную целым облаком листвы. «Надо же, оказывается, люди живут даже в таких лесах!» — удивлённо подумал я. Конечно, с виду это было не самое обычное человеческое жилище, однако я надеялся, что его обитатели всё–таки дадут мне поесть. Я решил обойти его кругом, чтобы отыскать вход, и тут же обнаружил распахнутую настежь дверь. На крыльце сидела женщина и деловито чистила к обеду овощи.

Я вмиг успокоился: уж очень по–домашнему всё это выглядело. Когда я подошёл поближе, она подняла голову, но ничуть не удивилась моему появлению и тут же, снова принявшись за овощи, негромко проговорила: — Вы дочку мою не видели?

— Наверное, видел, — ответил я. — Простите, но не дадите ли вы мне немного поесть? С самого утра ничего не ел.

— Это пожалуйста, — откликнулась она, не меняя тона, — только не говорите больше ни слова, пока не войдёте. Ясень смотрит за нами во все глаза.

С этими словами она поднялась и прошла в дом. Я двинулся следом. Теперь я увидел, что стенами хижины служили тонкие стволы деревьев, посаженных вплотную друг к другу. Внутри обнаружились грубо сработанные стулья и столы, с которых не была счищена даже древесная кора. Женщина захлопнула дверь и пододвинула мне стул.

— Должно быть, в ваших жилах течёт кровь фей, — сказала она, пристально вглядываясь в меня.

— Откуда вы знаете?

— Как бы вы иначе забрались так глубоко в наш лес? И потом, это всегда отражается на лице, а в вашем лице я, по–моему, уже кое–что вижу.

— Что?

— Неважно, — отмахнулась она. — Может, я и ошибаюсь.

— А почему вы здесь живёте?

— Потому что во мне тоже течёт кровь фей.

Тут я, в свою очередь, пристально вгляделся в её лицо, и мне показалось, что, несмотря на грубые очертания подбородка и тяжёлые, низко нависшие брови, в нём действительно есть что–то необычное; нет, не изящество, а некое неуловимое выражение, странно не соответствовавшее её невыразительным чертам. Кроме того, я заметил, что руки у неё были удивительно благородной формы, хотя кожа их совсем потемнела от работы, воды, солнца и ветра.

— Мне непременно нужно жить рядом с феями, хотя бы на самом краю их страны, чтобы хоть иногда есть их пищу, — сказала она. — Иначе я всё время чувствовала бы себя больной. Я вижу, вам тоже нужен здешний воздух и здешняя еда, хотя до сих пор ваше образование и любовь к рассуждениям особо не давали вам это ощутить. И потом, кто знает — может, вам феи вовсе не такие близкие родственники, как мне.

Я вспомнил слова вчерашней гости насчёт моих прабабушек. Тем временем хозяйка принесла мне кружку молока и ломоть хлеба, с кроткой улыбкой извинившись за такую скромную еду, хотя, откровенно говоря, мне и в голову не приходило жаловаться. Поев, я решил разузнать, почему они с дочерью так странно со мной разговаривали.

— Почему вы предостерегали меня насчёт Ясеня? — поинтересовался я.

Женщина встала и подошла к окошку. Я посмотрел ей вслед, но окошко было совсем крохотным, и со своего места я вообще ничего не мог в нём разглядеть. Я поднялся, заглянул ей через плечо, но успел увидеть только, что посреди поляны на опушке густой чащи возвышается огромный ясень; листва его казалась голубоватой на фоне чистой зелени других деревьев. В то же мгновение женщина поспешно оттолкнула меня назад, и на её лице отразился испуг и досадливое нетерпение. Она схватила какой–то старый фолиант и быстро заложила им окно, закрыв почти весь солнечный свет.

— Вообще–то, — успокаиваясь заговорила она, — днём особой опасности нет, потому что он крепко спит. Но сегодня в лесу явно происходит что–то необычное. Должно быть, нынче ночью у фей намечается торжество: слишком уж беспокойно шелестят деревья. Ведь даже во сне они всё видят и слышат, хоть и не могут проснуться.

— Но какая от него может быть опасность?

Вместо ответа она снова подошла к окну и осторожно выглянула.

— На западе собирается гроза, — проговорила она. — В такую скверную погоду феи могут и не показаться. И потом, чем быстрее стемнеет, тем быстрее проснётся Ясень.

Я спросил, откуда она узнала, что лес волнуется больше обычного.

— Ну, это и по деревьям видно, — отозвалась она, — и собака вон как жалобно поскуливает. У белого кролика глаза и уши совсем покраснели, да и резвится он так, точно знает, что вечером его непременно ждёт веселье.

Будь наша кошка дома, она тут же выгнула бы спину дугой: она всегда чувствует приближение гостей. Феи помоложе частенько донимают её розовыми шипами, вычёсывая искры у неё из хвоста. Да я и сама чувствую, когда они должны появиться — только по–другому.

В то же мгновение в дверь бешеным вихрем влетела серая кошка и молниеносно скрылась в какой–то дыре.

— Вот видите, я же говорила! — воскликнула женщина.

— Но при чём тут ясень?.. — снова попытался спросить я, однако тут дверь открылась, и вошла та самая девушка, которую я повстречал утром. Мать с дочерью улыбнулись друг другу, и девушка сразу же принялась хлопотать по хозяйству.

— Можно мне остаться у вас до вечера? — спросил я. — А потом я снова уйду.

— Это как вам угодно, — ответила мать. — Но, пожалуй, лучше вам остаться у нас до утра, а не уходить в лес ночью навстречу опасностям. А куда вы идёте?

— Сам не знаю, — признался я. — Но хочу увидеть всё, что только можно.

Потому и думаю выйти сразу после захода солнца.

— А вы хоть сколько–нибудь представляете себе, на что отваживаетесь? Если да, то смелости вам не занимать, но если нет, то это уже не смелость, а безрассудство. Вы уж простите меня, но, на первый взгляд, вы не слишком–то осведомлены о здешней стране и её обычаях… Однако, — задумчиво добавила она, — ни один человек не появляется здесь без причины, и причина эта непременно известна либо ему самому, либо тем, кому поручено о нём заботиться. Так что, пожалуйста, поступайте, как вам вздумается.

Я поклонился и присел к столу, потому что вдруг страшно устал.

Разговаривать мне больше не хотелось, и потому я попросил у хозяйки позволения полистать тот самый фолиант, который всё ещё загораживал дневной свет. Она тут же сняла его с подоконника и принесла мне, но при этом ещё раз взглянула на лес и задёрнула окно белой занавеской. Я сел напротив, возле стола, положил перед собой книгу и начал читать. В книге было множество чудесных историй о Волшебной стране фей, о старых добрых временах и рыцарях Круглого стола при короле Артуре. Я всё читал и читал, пока вокруг не начали сгущаться предвечерние тени (в лесу всегда темнеет быстрее, чем на лугу или в поле), и наконец добрался до вот такого отрывка:

«Случилось так, что во время своего похода сэр Галахад встретился с сэром Персивалем посреди большого леса. Сэр Галахад был облачён в блистающие серебряные доспехи. Несомненно, серебро всегда приятно для глаз, но тускнеет так быстро, что без усердия преданного оруженосца снаряжение любого рыцаря вмиг утратило бы свой ясный блеск. У сэра Галахада не было ни пажа, ни оруженосца, но его доспехи сияли, как полная луна, и восседал он на прекрасном белом коне в чёрной как смоль сбруе с чёрным чепраком, усеянным серебристыми лилиями. Сэр Персиваль ехал на лошади огненного цвета с тёмно–рыжей гривой и хвостом, но сбруя её была вся выпачкана грязью и тиной; а его собственные доспехи так густо покрылись ржавчиной, что даже самый искусный оружейник не смог бы вновь начистить их до блеска.

И когда лучи заходящего солнца, пробивавшиеся меж стволов, осветили двух рыцарей, один из них, казалось, сиял ослепительным светом, а другой пылал тёмным огнём. Ибо когда крест на рукояти меча пронзил его сердце, сэр Персиваль, поразив себя в бедро, убежал прочь от злой колдуньи и попал в глухую чащу. Рана его всё не исцелялась, и он горько стенал и каялся, вспоминая о своей ошибке. Тут навстречу ему из чащи вышла дева Ольха. Лик её был прекрасен, она одурманила рыцаря лживыми взорами и ласковыми речами и обманом увлекла его за собой туда…»

Тут за спиной я услышал сдавленный возглас хозяйки и мигом обернулся.

— Смотрите! — прошептала она. — Вот его пальцы!

Точно как в книге, лучи заходящего солнца прорезали облака, сгрудившиеся на западном краю неба, и на белой занавеске я увидел тень огромной уродливой руки с корявыми узловатыми пальцами, очень толстыми и цепкими.

— Видишь, мама, он почти проснулся. Сегодня он ещё ненасытнее, чем обычно.

— Тише, дочка! Не надо его сердить, он и без того на нас злится. Кто знает, когда нам снова придётся выйти в лес после захода солнца.

— Но вы и так в лесу, — удивился я. — Как же вы уберегаетесь от опасности?