Опасность на каждом шагу - Джеймс Паттерсон

У меня отличные дети. Правда, они удивительные. Как и все мы в последнее время, они через многое прошли и в результате так вознеслись над этой жизнью, что порой мне и самому с трудом в это верится.

Но иногда меня все-таки бесит, что им пришлось через все это пройти.

В конце второго коридора, у палаты пятьсот тринадцать, нас ждала женщина в кресле-каталке. На сорокакилограммовом тельце — платье в цветочек, на безволосой голове — бейсболка «Янки».

— Мама! — завопили детишки, и топот двадцати ног нарушил тишину больничных коридоров.

2

Моя жена так исхудала, что едва ли хватило места всем, чтобы обнять ее двадцатью руками, но дети как-то умудрились все прижаться к ней. А потом подошел я и обнял всех сразу. Жену держали на морфине, кодеине и перкосете, но только однажды я видел, что ей совсем не больно. Это было то самое мгновение, когда мы вошли в палату и все ее утята прижались к ней.

— Майкл, — прошептала мне Мэйв, — спасибо. Спасибо! Они прекрасные.

— Ты тоже, — ответил я шепотом. — Ну-ка скажи, в этот раз ты ведь не додумалась снова прыгнуть из постели сама?

Каждый день, когда мы приходили к ней, она надевала нарядное платье, прятала капельницу с обезболивающими, и на ее лице всегда была улыбка.

— Если бы ты не любил прекрасных женщин, мистер Беннетт, — жена изо всех сил пыталась не закрыть подернутые дымкой глаза, — ты бы женился на ком-нибудь другом.

Год назад, утром Нового года, Мэйв впервые пожаловалась на боль в животе. Мы решили, что это от праздничного переедания, но когда за две недели боль не прошла, ее врач решил на всякий случай сделать лапароскопию. Он обнаружил образования в обоих яичниках, а биопсия принесла совсем плохие новости. Злокачественная опухоль. Неделю спустя биопсия лимфатических узлов в животе принесла худшие новости из всех. Рак распространялся по телу и не собирался останавливаться.

— Давай я хоть раз помогу тебе, Мэйв, — прошептал я, когда она начала подниматься с кресла.

— Хочешь, чтобы я тебе засветила? — спросила Мэйв, и глаза ее вспыхнули. — Мистер Крутой Следователь!

Мэйв сражалась за свою жизнь и достоинство с яростью банши. Она встретила болезнь так же, как в пятидесятых Джейк Ламотта, вышедший на ринг с Шугаром Рэем Робинсоном, — тогда он дрался с невероятной, божественной жестокостью.

Она сама была медсестрой и задействовала для борьбы все связи, каждую каплю опыта и знаний, приобретенных на работе. Она прошла через столько сеансов химической и лучевой терапии, что ее сердце чуть не остановилось. Но даже после критических доз, после всего, что только можно было сделать, томограф показал растущие опухоли в обоих легких, печени и поджелудочной.

Когда Мэйв поднялась на подгибающихся ногах-спичках и встала за креслом, держась за его спинку, у меня в голове прозвучали слова Ламотты. «Ты никогда не свалишь меня, Рэй, — согласно слухам, сказал он, когда Робинсон отправил его в технический нокаут. — Ты никогда не свалишь меня».

3

Мэйв села в постели и взяла белую табличку, лежавшую рядом с подушкой.

— Дети, я приготовила для вас кое-что, — сказала она мягко. — Похоже, мне придется застрять в этой дурацкой больнице еще ненадолго, поэтому я составила список дел для всех.

— Ну ма-ма… — протянул кто-то из старших.

— Знаю, знаю. Работа по дому. Кто ее любит? Но вот что я думаю: если вы дружно возьметесь за дело, то сможете держать квартиру в порядке, пока я не вернусь домой. Все ясно, команда? Начнем. Хулия, ты отвечаешь головой за купание младших, а также одеваешь их по утрам.

Брайан, ты директор по развлечениям, хорошо? Настольные игры, видеоигры, прятки, догонялки. Все, что хочешь, кроме телевизора. Ты должен найти занятие для всех.

Джейн, ты будешь проверять домашнюю работу. Возьми в помощники нашего гения Эдди. Рикки, нарекаю тебя шеф-поваром дома Беннеттов. Запомни, варенье и арахисовое масло можно всем, кроме Эдди и Шоны — им бутерброды с колбасой.

Так, едем дальше. Фиона и Бриджит накрывают на стол и убирают со стола. Можете распределить обязанности, разберетесь…

— А я? — пискнул Трент. — Какая у меня работа? Ты не сказала!

— А ты, Трент Беннетт, будешь ответственным за обувь, — ответила Мэйв. — А то эти растеряхи вечно ноют: «Где мои ботинки? Где мои туфли?» Так вот, твоя работа — собирать все десять пар и ставить их у кроватей. Свои тоже не забудь.

— Не забуду! — сказал пятилетний Трент, важно кивая.

— Шона и Крисси, для вас тоже есть дело.

— Ура! — сказала Крисси и грациозно повернулась на носочке. Месяц назад она получила на день рождения диск «Барби на Лебедином озере», и теперь каждое ее слово сопровождалось импровизированными балетными па.

— Знаешь, где стоит миска Сокки?

Сокки — это бродячий серо-белый кот, которого Мэйв нашла в мусорном баке возле нашего дома на Вест-Энд-авеню. У жены был нюх на обездоленных и обиженных. Я понял это в тот день, когда она согласилась выйти за меня.

Шона торжественно кивнула. В свои четыре года она была самой тихой, послушной и спокойной из всего нашего выводка, и мы с Мэйв часто смеялись над спорами о природе и воспитании. Вся наша великолепная десятка вышла из материнской утробы с готовым характером. Родитель может улучшить, а может, конечно, и загубить какие-то качества, но изменить характер? Сделать тихоню болтуном, а тусовщика ботаником? Ну-ну. Попробуйте.

— Итак, твоя задача — проверять, есть ли у Сокки в миске вода. Ах да, слушайте сюда, банда, — продолжала Мэйв, осторожно сползая со своих подушек. Ей было больно даже сидеть в одном положении. — Хочу сказать пару слов, пока не забыла. Мы всегда отмечаем наши дни рождения. Не важно, четыре вам года, четырнадцать или сорок, сидите вы дома или путешествуете по свету. Всегда держитесь друг за друга, хорошо? И до тех пор, пока вы живете под одной крышей, хотя бы раз в день собирайтесь вместе за столом. Даже если вы будете есть дурацкие хот-доги перед этим проклятым теликом — главное, чтобы вы были вместе. Я всегда с вами, ясно? И вы должны вести себя, как я, даже если меня нет рядом. Все понятно? Трент, ты слышал, что я сказала?

— Можно есть хот-доги перед теликом, — широко улыбнулся Трент. — Я люблю хот-доги и телик.

Все засмеялись.

— А я люблю тебя, — ответила Мэйв. Я увидел, что ее веки опускаются. — Я так горжусь вами. И тобой, Майкл, мой бравый полицейский.

Мэйв стояла на краю могилы с таким мужеством, которого я никогда не видел, и это она гордилась нами? Мной? Меня как будто окатили ведром ледяной воды. Хотелось завыть, пробить кулаками окно, телевизор, грязное свинцовое небо над больницей. Вместо этого я вышел вперед из толпы детей, снял с жены бейсболку и нежно поцеловал ее в лоб.

— Так, маме надо отдохнуть, — объявил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал трещину в сердце. — Пора идти. Вперед, команда.

4

В три сорок пять Чистоплюй подошел по Пятой авеню к собору Святого Патрика, поднялся по каменным ступеням и вошел внутрь.

Он фыркнул, глядя на добропорядочных граждан, преклонивших колени в молитве. Ну да, подумалось ему, Большой Человек там, наверху, наверняка оценит набожность, исходящую из самого центра современной Гоморры.

Чопорная старуха с рыхлым лицом опередила его в очереди в первую исповедальню у южной стены. «Это какие же грехи она пришла замаливать? — размышлял Чистоплюй, пристраиваясь рядом с ней. — Прости меня, Господи, ибо я купила дешевую шоколадку внукам…»

Подстриженный по последней моде сорокалетний священник появился ровно через минуту. Отец Патрик Макки тщетно пытался не оглядываться на Чистоплюя, однако краем глаза заметил его ледяную улыбку.

Старуха выбиралась со скамьи дольше, чем исповедовалась. Чистоплюй чуть не сбил ее с ног, проталкиваясь к кабинке.

— Слушаю тебя, сын мой, — раздался голос из-за ширмы.

— Северо-восточный угол Пятьдесят первой и Мэдисон, — ответил Чистоплюй. — Двадцать минут, Страдалец. Если не придешь, могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.

Через полчаса отец Макки, успевший переодеться из рясы в джинсы и ярко-синюю спортивную куртку, открыл пассажирскую дверь фургона Чистоплюя. И вынул из-за пазухи картонный тубус.

— Достал-таки! — воскликнул Чистоплюй. — Молодчина, Страдалец, выручил.

Священник кивнул и опасливо оглянулся на здание церкви:

— Поехали.

Через десять минут они остановились на пустой стоянке у заброшенной вертолетной площадки. Отсюда Ист-Ривер казалась потоком грязи; Чистоплюй с трудом удержался, чтобы не сострить по поводу ядовитых испарений от реки, пока открывал крышку тубуса, который принес священник.

Бумаги от старости потрескались и пожелтели по краям, как пергамент. Палец Чистоплюя остановился в центре второго листа.