Повелитель земного предела (Крестный сын Мерлина - 1) - Уорнер Мунн

То тут, то там среди тучных равнин наталкивались мы на великолепных коней и кобыл, и к тому времени, когда войско Артура достаточно окрепло для того, чтобы встретиться в решительном сражении с превосходящими его силами саксов, три сотни наших всадников смели на своем пути стену из вражеских щитов. Саксы бежали, оставив нас хозяевами поля в первом же крупном сражении, и вслед им бросились катафрахтарии, которые рубили и топтали врага столь доблестно, что из оставшихся в живых воинов Артур сформировал впоследствии свой благородный отряд рыцарей.

Их кожаные доспехи с бронзовыми заклепками были заменены латами; для них выращивали более сильных коней, способных нести дополнительную тяжесть; и наконец - в то время как Артур праздновал триумф за триумфом, а полководцы и короли называли его амерадаром (императором) - появился на свет Круглый Стол и высокое собрание в Иска Силлуруме.

Так от битвы к битве продвигались мы вперед; наша слава росла, уверенность в собственных силах крепла и все новые солдаты пополняли наши ряды. Ночами мы бесшумно шли вдоль вражеских берегов в плетеных из ивняка и обтянутых кожей рыбачьих челнах, проскальзывали мимо стоящих на якоре длинных саксонских кораблей - и так продвигались вперед до тех пор, пока едва различимые глазу сигнальные костры на вершинах далеких холмов не обозначили границ освобожденной Британии.

Легион наш увеличился почти вдвое, и солдаты, угрожающе ворча, ждали только приказа уничтожить остатки саксов. А тут еще подоспело неожиданное подкрепление из Арморики - наши соотечественники через моря пришли к нам на помощь на своих круглых кораблях и галерах.

Мерлин обратился к ним с призывом о помощи - я они благородно откликнулись.

В то время у нас был всего один военный корабль, "Придвен" - огромная парусная галера, построенная наудачу по найденным в одной древней книге чертежам, чтобы таранить и переворачивать вражеские суда. На протяжении многих веков ничего подобного не появлялось в британских водах. Корабль этот, вооруженный баллистами и стрелометами, приводился в движение веслами и парусами; с его бортов нависали галереи - средство против абордажа, - и "Придвен" возвышался над неповоротливыми круглыми кораблями и низкими галерами, словно гордый петух среди своего семейства: всеобщий защитник и покровитель.

Варвары уже выступили против нас из Уэссекса, а вражеский флот с тыла подошел к наземным войскам.

Мы встретились у горы Бадон и провели весь день и большую часть длинной лунной ночи в кровавой резне, в то время как на воде союзный флот покрыл себя славой.

Арморикские, ибернийские и саксонские галеры трещали по всем швам и полыхали огнем, взметавшимся до небес. В самой гуще судов, разбрасывая зажигательные снаряды и давя врагов форштевнем, двигался "Придвен" - наша плавучая крепость.

А потом для нас наступил мир; пришло время жить спокойно, любить и отдыхать, а для некоторых - время вынашивать планы предательства.

Мерлин задумал женить Артура на Гвенивере, дочери благородного полководца Лаодегана из Кармелиды. Переодетый Артур отправился туда, чтобы перед сватовством взглянуть на невесту, и прибыл в город как раз вовремя. Стены Кармелида были осаждены воинственными горными разбойниками - но закованные в латы рыцари Артура разбили неприятеля наголову и отогнали далеко от города.

Войдя в Кармелид, Мерлин от лица Артура потребовал награды для спасителя города: руку Гвениверы.

Кое-кто потом болтал, что Мерлин сам устроил и нападение разбойников, и чудесное освобождение Кармелида, но я об этом ничего не знаю, ибо в то время находился далеко от тех мест. Однако я признаю Мерлина способным на подобный поступок: ум его часто выбирал окольные тропинки; человек этот был не из тех, кто идет напрямик, если путь к цели можно украсить каким-нибудь зрелищным эффектом.

Однако на сей раз (если предположить, что эти сплетни правдивы) любовь Мерлина к показным трюкам сгубила и его самого, и Артура, и Гвениверу - и Британию. Ведь к тому времени Гвенивера уже любила некоего юношу по имени Ланселок, и он отвечал ей взаимностью.

Артур уже начал стареть; Гвенивера и Ланселок были значительно моложе него, и союз их казался вполне естественным - но разве мог честолюбивый отец отказать великому Пендрагону, спасителю города? Лаодеган повелел, Гвенивера как подобает послушной дочери повиновалась, - и начало злу было положено.

"Запретный плод слаще всех" - гласит древнее изречение. О том, что творится в императорской постели знали все вокруг, лишь благородный Артур, смелая и чистая душа, оставался в неведении долгие годы.

Но наконец некие Агривэйн и Медрод, родственники короля, которые стремились к власти, полагая, что достичь ее проще всего унизив властителя, принялись шпионить, наушничать и изливать яд на все дорогое сердцу Артура и с этим рухнули все наши надежды на будущее Британии.

Ланселок, Агривэйн и Медрод с родичами, вассалами и друзьями бежали в Уэссекс, спасаясь от гнева своего правителя.

Здесь они объединились с остатками саксонских сил и послали за море весть о том, что отныне пираты могут без опаски подходить к берегам Британии и безнаказанно убивать, насиловать и грабить, ибо король Артур поражен в самое сердце, а Рим давно забыл о своей потерянной колонии.

Так Шестой Легион снова выступил в поход, а саксы двинулись ему навстречу. Две огромные армии шли к роковому полю Камлан - и к погибели всей нашей славы!

АРТУР, МЕРЛИН И ВИВИАН

Не стану докучать моему Императору описанием этой катастрофы, ибо, несомненно, о печальных событиях того проклятого дня тебе рассказывали столь подробно, что ты имеешь куда более ясное представление о битве, нежели я сам. В конце концов, я был всего лишь центурионом, не посвященным в общий план сражения. Однако все наши планы расстроил густой холодный туман, спустившийся на поле в самом начале битвы: очень скоро наше войско рассыпалось на небольшие отряды, которые охотились за такими же разрозненными группами противника, убивая и принимая смерть в многочисленных ожесточенных схватках.

Потом, по мере угасания дня лязг оружия начал постепенно стихать. Потеряв свою центурию, я долго блуждал в тумане один - и наконец спешился с коня, которого ранее поймал скачущим без седока по полю битвы, и повел его вдоль берега, в то время как набегавшие на песок волны шепотом пели скорбный реквием всем моим надеждам. Казалось, сырой непроницаемый туман обволакивал и мою душу.

Небольшое солоноватое озеро, в котором я намеревался напоить коня, отделяла от мора узкая полоска суши - и, услышав плеск мелких волн среди зарослей осоки, обступающих сравнительно пресную воду, я свернул налево. Ни звука не раздавалось вокруг, лишь изредка вскрикивала морская птица, летящая вслепую сквозь туман.