Время моей жизни - Анна Лавриненко

Может быть, мы говорили о чем-то еще, но наутро я об этом не помнила. Я тогда спросила его:

– Мы ведь когда-нибудь будем в Лондоне?

Он не задумался ни на минуту:

– Конечно будем.

И я в который раз поняла, что люблю его больше жизни, а он об этом ни фига не знает. У него есть другие девчонки, много других девчонок, намного красивее меня, которым уже он говорит, что любит, и которые отвечают ему, что тоже. А я так… почти что никто… даже не просто друг… “знакомая девчонка”. Он ведь и не знает, что для меня он самый красивый на свете и что в толпе я всегда ищу глазами только его, что, засыпая, я думаю только о нем… Ни фига он этого не знает…

Зима подходила к концу. Мы не знали, радоваться этому или как.

С одной стороны – тепло, с другой – как-то тоскливо. Весна все-таки.

А значит, влюбленные парочки, шлепающие по лужам, довольные друг другом; мартовские коты, выползающие на улицу в поисках добычи; весенний авитаминоз, в конце концов. Все были подавлены и поглощены своими проблемами.

Мы репетировали каждый день, пытались придумать название для нашей группы, но так и не смогли. Так что пока мы были группой-без-названия.

Депрессовал каждый из нас. Привычное “мало выпили” уже не прокатывало, поэтому пили все больше. Вино, шампанское, коктейли, реже – пиво. Пили даже под партами на лекции. Это было прикольно, и, наверное, от ощущения опасности в голову давало чуть сильнее, чем обычно. На следующую лекцию мы уже не шли и продолжили пить у Ляли дома. За полчаса, закусывая арахисом, выпивали литр вермута с Лялей на двоих. Но, как поет Рома Зверь, “вермут ни фига не лечит”. И мы продолжали пить каждый день “за любовь” из горлышка или, на худой конец, из стакана. Парни из нашей группы иногда курили травку, но мы по такой теме не прикалывались. То есть, конечно, Ляля не прикалывалась. И, не говоря ни слова, запрещала мне.

Зато мы заворачивали табак для кальяна с разными вкусами в бумагу от

“Беломора” или зеленый чай туда же, но нас все равно ни фига не торчило. Может, и хорошо, что не торчило.

Непропорциональный фиолетовый заяц, нарисованный на стене рядом с нашим универом, говорил, что “завтра будет лучше”, мы в это верили и ждали, когда наступит завтра. Но завтра лучше почему-то не становилось. Зато закончилась зима.

Часть 2 . Весна

7

Когда Билли проснулся, часы показывали полпятого утра. Он протянул руку и тронул ее за плечо:

– У нас есть что-нибудь попить?

– Чего?

– Ну, там, пиво или хотя бы минералочка.

– Отстань, Билли, я сплю.

Сквозь сон она услышала, как Билли тяжело вздохнул. Билли. Билли совершенно невыносим, за исключением тех случаев, когда он спит.

Наверное, поэтому спит он мало, – предпочитает быть невыносимым. Она вздохнула вслед за ним и тут же снова заснула.

В следующий раз она проснулась от запаха яичницы, которую готовил, очевидно, Билли. От него ее чуть не стошнило (от запаха, а не от

Билли). Голова гудела, а во рту было сухо. Она предпочла даже не смотреть на себя в зеркало, поэтому лишь брызнула водой на лицо и поплелась на кухню. Как она и предполагала, Билли возился у плиты.

Она опустилась на стул.

– Во сколько мы вчера пришли? – почти шепотом спросила она.

Билли протянул ей стакан с водой.

– Почему это “мы”? Неужели ты не помнишь, что мы вернулись не вместе?

– Разве? – Она сделала глоток. – Фу, что за гадость?

– Аспирин, растворенный в воде. Тебе станет легче. Есть будешь?

– Не-а…

Она смотрела на Билли. И как это ему удается? Вроде бы вчера выпил не меньше, чем она, а с утра уже уплетает глазунью за обе щеки.

Билли внимательно смотрел на нее. Насмешки, как это бывало обычно, в его взгляде не было, скорее тревога.

– Ты как?

– О-о, лучше не спрашивай. Больше никогда не пойду к Коровину. После его пьянок мне жить не хочется.

– Полежи немного.

Она послушно встала и поплелась в комнату. Через несколько минут туда же пришел и Билли. Он сел рядом, и она положила голову ему на колени, Билли принялся гладить ее по волосам, и ей стало немного легче. Как же иногда здорово, что есть Билли. Жаль, что таким хорошим он бывает очень редко. И очень недолго. Очередным доказательством стало то, что уже минут через пятнадцать Билли встал и начал одеваться.

– Ты куда? – спросила она, наблюдая, как он расчесывается.

– Надо идти. У меня что-то вроде свидания.

– А-а, понятно. А почему так рано?

– Нужно домой еще заскочить. – Билли постарался побыстрее сменить тему, как делал всегда, когда разговор заходил о девушках. Он как-то растеряно встал у двери в комнату. – Ну, я пойду. Закрою сам.

– Иди, – сказала она и отвернулась к стенке.

Что-то легонько кольнуло, но через минуту она с радостью подумала, что все-таки хорошо, что Билли ей только друг.

Билли вышел на улицу. Погода стояла странная: уже не зима, но еще и не весна. Билли не хотелось никуда сейчас идти, но оставаться с ней он тоже больше не мог.

Ты думаешь, что можешь все, думал Билли, застегивая курточку и натягивая шарф до самых ушей, но на самом деле ты не можешь ничего.

Ничего от тебя не зависит. То есть то, что ты хотел бы изменить, никогда не будет способным измениться благодаря тебе. Например, хотел бы я не жить сейчас здесь, хотел бы я никогда не встречать ее или, может, лучше встретить, но чтобы только все было по-другому?

Нет, тогда уж лучше не встречать никогда. Это, наверное, наказание мне. За что-то. Я что-то такое сделал, может, даже не в этой жизни.

Но ведь все это зависело не от меня. Кто-то в небесной канцелярии допустил ошибку, что-то напутал… а может быть, наоборот, сделал все правильно? И именно так, а не иначе, все и должно быть. Так думал

Билли в тот день. Похожие мысли почти постоянно посещали его. Он всегда старался найти ответы. Если чего-то не знал, он смотрел в справочнике или искал в Интернете, но единственный вопрос, на который Билли не мог ответить: за что ему эта дурацкая любовь?

Ответа на это нигде не было.

Она казалась ему самой красивой девушкой на свете, даже в это утро, без косметики, бледная, с красными глазами и темными синяками под ними, с непонятно откуда взявшимся засосом на шее. Даже в такие минуты он не мог не любоваться ею. Странно, но когда они встретились первый раз, он даже не обратил на нее внимания. Он не подумал про нее ничего – равнодушно скользнул взглядом по ее лицу и сразу же забыл. Они разговорились чуть позже, поняли, что у них сходятся во многом вкусы и мнения, но и тогда он не думал о ней как о девушке своей мечты. Это случилось месяца через два.

В тот день была вечеринка. Одна из тех, на которых все напиваются и целуются друг с другом, одна из тех, после которых у нее бывает жуткое похмелье. Правда, тогда она была почти трезвая: немного веселая и немного грустная, Билли так никогда и не понял, отчего и что такого случилось у нее в тот день. Они вдвоем стояли на балконе и болтали. О всякой чепухе, о том, что первое придет в голову, она смеялась, а иногда просто задумывалась о чем-то и молчала, иногда не сразу реагировала на его реплики. Он запомнил даже, в чем она тогда была: широкие штаны черного цвета с двумя карманами по бокам, белая футболка без всяких рисунков, какие-то браслеты на левой руке, на правой – часы. Из-под футболки чуть-чуть было видно татуировку – рисунок на плече, но только чуть, – поэтому он дразнил, притягивал,

Билли хотелось задрать рукав футболки и посмотреть, что же все-таки там за рисунок, но он почему-то этого не сделал, хотя знал, что она на это только рассмеялась бы. Волосы ее были собраны в конский хвост, который смешно прыгал в разные стороны, когда она поворачивала голову.

На следующий день голова болела, но память что-то навязывала, что-то стучалось из подсознания: что-то вчера случилось, что-то важное. Он улыбнулся. С тех пор он всегда улыбался, думая о ней, даже когда ему было очень плохо.

8

Веб-дизайнер откинулся на спинку вертящегося стула. Устал. Глаза нестерпимо болели. Бросил взгляд на часы: почти пять утра. Черт, он опять просидел за компом всю ночь. В который раз повторил себе, что нельзя так много работать. Повторил и снова пропустил свои слова мимо ушей. Спать почему-то не хотелось. Он взглянул на три кружки с остатками кофе, стоявшие рядом на столе, – понятно почему. А завтра

– учиться. К какой-то там паре. Может быть, даже к первой. Он испуганно стал вспоминать день недели, – точно ли к первой? К первой им только в среду. Завтра четверг, – значит, ко второй. Нужно хоть немного поспать, до второй пары, он, может быть, и выспаться успеет, хотя даже если поспит сейчас чуть-чуть, завтра все равно будет не в форме. А завтра ему надо будет выглядеть… отлично… ведь завтра придет Она. Она всегда приходит по четвергам ко второй паре. Значит, надо опоздать, чтобы вдруг ненароком с ней не столкнуться. Хотя какая ему разница, что она о нем подумает, – не она же ему нравится, а он ей, – вот пусть и принимает его таким, какой он есть.