Январь - Канила Дозловски

Четвертая парта в свою очередь была занята следующим: между двумя происходила бессодержательная беседа; носитель очков хранил молчание и держал голову низко опущенной, но стоило выпрямить шею, курносый тут же плевал ему в лицо (тфу!), рыжий безвеснушчатый замахивался и наносил звонкую пощёчину (тщ!), а короткостриженый клал руку ему на затылок и резко возвращал голову в исходное положение со словами “читай бля”. Беседа продолжалась до следующего раза. Механизм был отработан до автоматизма. Пока я не перестал считать, цикл повторился двенадцать раз.

тфу! – тщ! – читай бля.

тфу! – тщ! – читай бля.

И так ещё десять раз.

“Игра” могла продолжаться бесконечно долго, если бы тапок (что может быть тупее, чем кидать друг другу в затылок тапок?!) случайно не изменил траекторию. Видимо, один из рыжих приложил большие усилия, чем нужно, и тапок полетел на учительский стол. Он врезался в одну из гор бумаг и повалил её на пол. Сказать, что я был напугал – не сказать ничего. Моё маленькое сердце почти остановилось. “Что же сейчас начнётся?” – думал я – “первый день, и сразу такое”. Однако мое мнение о местной дисциплине было лучше, чем она того заслуживала. Учительница замерла; самый яркий представитель, тот, кого директор назвал Геной, встал, подошел к её столу и с полным спокойствием, будто так и надо, кинул тапок в провинившегося рыжего через весь класс. Учительница нервно продолжила писать, девочки даже не обратили на это внимание. Только носитель очков поднял голову посмотреть на представление и быстро опустил, когда Гена стал приближаться обратно к своему месту.

Мораль мне была абсолютно понятна. Прозвенел звонок.

Следующим по расписанию следовал урок труда. Мальчики с девочками разделились, и мы отправились в конец коридора первого этажа. Дверь в мастерские открыл высокий, под два метра ростом, мужчина в синей спецодежде с массивной спиной и огромными руками. Я сразу узнал в нём моего водителя-соседа. В этой уродливой грубой спецодежде он уже не выглядел так интеллигентно.

В кабинете труда сумасшествие не прекратилось, а вышло даже на новый уровень. Рыжие кидались теперь уже древесной стружкой, остальные, вооружившись молотками, забивали на скорость гвозди в деревянные столы. Я сел подальше от эпицентра событий, но украдкой наблюдал, чтобы успеть вернуться от чего-нибудь, летящего в мою сторону. Как вдруг я что-то услышал из-за открытой двери:

-Пс…пс… – показалось лицо моего соседа-учителя – пошли покурим.

–Я не курю – резко ответил я, как отец всегда учил меня отвечать на этот вопрос.

–Чай пьёшь?

–Да.

–Ну тогда пошли чаи погоняем.

Мы пошли дальше по коридору, по правую сторону была ещё одна комната без двери вовсе. В ней лежали доски и какие-то инструменты, в основном, сломанные, а напротив была высокая свежевыкрашенная в бурый цвет дверь с увесистым чёрным замком.

Сосед достал из внутреннего кармана спецовки связку ключей, повернул один из них в замке, толкнул дверь, и она распахнулась.

Во всей школе было довольно прохладно, но тут на меня дохнуло теплом.

-У вас здесь климат получше.

–Да, там все батареи в пол силы работают – сказал он, садясь в кресло, и ткнул пальцем в сторону выхода – и щели мыши повыгрызли. Никому ж не надо для себя сделать, чтоб и тепло было и ветер в уши не свистел. Нет, надо только деньги, деньги. А мне что? У меня денег нет, зато руки на месте и из того места растут, чтоб вот окна нормальные поставить – он провёл рукой, показывая на окна, – чтоб батареи работали не как попало, а НОР-МАЛЬ-НО!

Тем временем закипела вода в электрочайнике, сосед встал, достал с полки две кружки

-Тебе с сахаром?

–Без.

Мне он заварил чай, без сахара, но слишком крепкий, а себе – кофе, подозреваю, что тоже очень крепкий, такие здесь люди.

Я совсем согрелся, осмотрелся вокруг, и подумал, что здесь не просто тепло, а даже можно сказать уютно. На полу лежал синий ковёр, перед окном стоял стол, заваленный всяким, а напротив во всю стену примерно два с половиной метра занимал стеллаж с книгами вперемешку с инструментами и прочим (от рубанков и стамесок до рулона наждачной бумаги в мой рост). Вот и всё, что помещалось в эту маленькую, но уютную комнату. И два кресла, в которых сидели мы.

-Ну, рассказывай – он достал со стеллажа коробку печенья и макал их в чай, поглядывая то на меня, то в кружку.

–Что?

–Какими ты здесь судьбами. Матушка твоя что-то говорила, но я так ничего и не понял.

Мокрое печенье отвалилось прямо к кружку.

Я рассказал ему, как мы переехали, что меня это всё сильно отягощает, но жаловаться родителям не пристало. Рассказал про друзей гимназистов, как по ним скучаю и как сильно они отличаются от этих. И много ещё чего рассказал.

-Ясно. Ну, за друзей ты не переживай, знаешь, школьная дружба, она такая – обманчивая. На этих – он снова показал в сторону выхода – внимания не обращай, они как собаки дворовые, сам не будешь цепляться, не полезут. Добираться сюда со мной можешь, я каждое утро к восьми езжу, да и вообще заходи временами.

–Спасибо вам большое, Вячес… – я не успел договорить, как прозвенел звонок.

–Да ну ладно, просто Слава.

Вечером я вспоминал своего нового друга, если можно так сказать. Радовало, конечно, что появился человек, за которого я могу уцепиться в этом болоте, с которым можно поговорить и не сойти с ума. Некоторые вещи действительно удивляли. Во-первых, его книжная полка (хоть это и был стеллаж): там были многие лица, кого совсем не ожидаешь встретить, – и Толстой, и Достоевский с Чековым, даже “Великие ожидания” и что-то из Пруста. У меня нет никаких предубеждений о людях его профессии, но всё же такие книги встретить здесь! Во-вторых, он словно прочитал мои мысли и в отношении этого заведения, что они называют школой, и его публики. На несколько секунд даже ушло моё постоянное желание сбежать отсюда, куда угодно, только не быть в этом городе. Оно сменилось интересом, подогреваемым природным любопытством. Было принято решение следующим днём навестить Славу, в конце концов он сам приглашал на чай в любое время.

На всех уроках ситуация мало отличалась от предыдущего дня, разве