Третий - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Расскажите о себе — и о Лайме,— попросил я.
— Послушайте,— сказал он,— мне позарез нужно выпить еще, но нельзя же все время вводить в расход постороннего человека. Не могли бы вы разменять один-два фунта на австрийские деньги?
— Пусть вас это не беспокоит,— ответил я и позвал официанта.— Угостите меня, когда возьму отпуск и приеду в Лондон. Вы хотели рассказать, как познакомились с Лаймом.
Мартинс вертел рюмку шоколадного ликера, не сводя с него глаз, словно с магического кристалла.
— Это было давно,— сказал он.— Вряд ли кто знает Гарри так, как я.
Тут мне вспомнилась хранящаяся в моем кабинете толстая папка с докладами сотрудников, все они утверждали одно и то же. Сотрудникам своим я верю: подбирал их я очень тщательно.
— Как давно?
— Двадцать лет назад — даже немного побольше. Познакомился я с ним в колледже, на первом курсе. Мне и сейчас видится этот колледж. Видится доска объявлений. И слышится звон колокола. Гарри был курсом старше меня и знал все ходы и выходы. Я многое у него перенял.
Торопливо отпив из рюмки, Мартинс снова завертел свой магический кристалл, словно хотел отчетливее разглядеть то, что там виднелось.
— Даже странно. Так ясно не помню знакомства ни с одной из женщин.
— Добивался он в колледже успехов?
— Не тех, что от него ждали. И каких только ухищрений не придумывал. Он прекрасно умел все распланировать. По истории, по английскому я успевал гораздо лучше, чем Гарри, но оказывался полным балбесом, когда доходило до выполнения его замыслов.— Мартинс рассмеялся: под влиянием выпивки и разговора у него начинало проходить потрясение.— Попадался всегда я.
— И Лайма это вполне устраивало.
— Что вы имеете в виду, черт возьми? — вскипел он. Начиналась хмельная раздражительность.
— А разве не так?
— То была моя вина, а не его. При желании Гарри мог бы подыскать кого-то и поумнее, но я ему нравился. Он упорно нянчился со мной.
— Когда вы виделись с ним в последний раз?
— Полгода назад. Гарри приезжал в Лондон на конгресс медиков. Он ведь по образованию врач, хотя никогда не практиковал. Это в его духе. Убедиться, что способен достичь цели, а потом потерять к ней интерес. Но он говорил, что профессия врача часто оказывалась ему на руку.
И это тоже было правдой. Странно, как Лайм, которого знал он, походил на того, что знал я: только он видел Лайма под другим углом или в ином свете.
— Одним из качеств, которые мне нравились в Гарри,— сказал Мартинс,— был юмор.— И улыбнулся так, что показался лет на пять моложе.— Я фигляр. Люблю валять дурака. Но Гарри был по-настоящему остроумен. Знаете, он мог бы писать прекрасную легкую музыку, если бы как следует брался за дело.
Мартинс просвистал мелодию — мне она показалась смутно знакомой.
— Гарри написал эту вещицу при мне. Минуты за две, на обложке тетради. И всегда потом насвистывал, что-то обдумывая. Она была его позывным.— Мартинс засвистал ее снова, и я вспомнил, кто автор — разумеется, не Гарри. Мне хотелось сказать об этом, но к чему? Досвистав, Мартинс глянул в свою рюмку, допил, что там оставалось, и сказал:
— Очень жаль, что он погиб таким образом.
— Ему посчастливилось как никогда,— сказал я. До Мартинса не сразу дошло: он слегка опьянел.
— Посчастливилось?
— Вот именно.
— Потому, что не ощущал боли?
— Тут ему тоже повезло.
Тон мой задел Мартинса больше, чем слова. Он негромко спросил с угрозой — я видел, как его правая рука сжалась в кулак:
— К чему вы клоните?
Нет ни малейшего смысла выказывать физическую храбрость во всех ситуациях. Я отодвинулся со стулом назад, подальше от его кулака.
— Клоню к тому, что у меня в полицейском управлении его дело закончено. Не попади Лайм под машину, он получил бы срок — и очень большой.
— За что?
— Он был один из гнуснейших мошенников в этом городе.
Мой собеседник прикинул расстояние между нами и понял, что меня не достать. Ролло хотелось пустить в ход кулаки, но Мартинс был сдержанным, осторожным. Я стал понимать, что Мартинс опасен. И усомнился в своей первоначальной оценке: Мартинс не казался таким простофилей, какого представлял собой Ролло.
— Вы служите в полиции? — спросил он.
— Да.
— Терпеть не могу полицейских. Все они либо продажные, либо тупые.
— Об этом и пишете в своих книгах?
Мартинс постепенно передвигался вместе со стулом вокруг столика, чтобы загородить мне выход. Я переглянулся с официантом, и тот понял меня без слов. Есть смысл проводить беседы всегда в одном и том же баре.
Притворно улыбаясь, Мартинс ехидно сказал:
— В книгах мне приходится называть их шерифами.
— Бывали в Америке? — разговор становился пустым.
— Нет. Это допрос?
— Просто любопытство.
— Дело в том, что если Гарри был мошенником, значит, преступник и я. Мы всегда орудовали вместе.
— Мне кажется, Лайм собирался втянуть вас в свою организацию. И не удивлюсь, если вам была уготована роль козла отпущения. Таким был его метод в колледже — судя по вашим словам. Ведь директору кое-что становилось известно.
— Для вас главное закрыть дело, не так ли? Очевидно, велась мелкая торговля бензином, пришить обвинение было некому, и вы свалили все на покойного. Вполне в полицейском духе. Вы, я полагаю, настоящий полицейский?
— Да, из Скотленд-Ярда, однако в армии мне присвоили звание полковника.
Мартинс уже находился между мной и дверью, я не мог выйти из-за стола, не приблизившись к нему, потасовок я не люблю, и, кроме того, он выше меня на шесть дюймов.
— Торговля велась не бензином,— сказал я.
— Автопокрышками, сигаретами... Почему бы вам не схватить для разнообразия несколько убийц?
— Можно сказать, что Лайм не чурался и убийств.
Мартинс одной рукой опрокинул столик, а другой попытался ударить меня, но спьяну промахнулся. Второй попытки он сделать не успел — мой шофер обхватил его сзади. Я сказал:
— Полегче с ним. Это всего-навсего перепивший писатель.
— Прошу вас, успокойтесь, сэр.— У моего шофера было преувеличенное чувство почтения к представителям того класса, из которого выходят офицеры. Возможно, он назвал бы «сэром» и Лайма.
— Послушайте, черт возьми, Каллаган, или как вас там...
— Каллоуэй. Я англичанин, а не ирландец.
— Я выставлю вас самым большим ослом в Вене. На этого покойника вам не удастся свалить нераскрытые дела.
— Понятно. Хотите найти настоящего преступника? Такое бывает только в ваших книжках.
— Пусть он отпустит меня, Каллаган. Обещаю выставить вас ослом. Получив синяк, вы несколько дней отлежитесь в постели, и все. Когда же я разделаюсь с вами, вам придется удирать из Вены.
Я достал фунта на два бонов и сунул ему в нагрудный карман.
— На сегодняшний вечер этого будет достаточно. Непременно закажите себе билет на завтрашний самолет в Лондон.
— Вы не имеете права выдворять меня.
— Да, но в этом городе, как и в других, нужны деньги. Если обменяете фунты на черном рынке, я в течение суток арестую вас. Пусти его.
Ролло Мартинс отряхнулся:
— Спасибо за угощение.
— Не стоит благодарности.
— Рад, что не стоит. Видимо, оно идет по графе служебных расходов?
— Да.
— Встретимся через недельку-другую, когда я соберу сведения.
Было видно, что Мартинс не в себе, и поэтому я не принял его всерьез.
— Могу приехать завтра в аэропорт, проводить вас.
— Не тратьте попусту времени. Меня там не будет.
— Пейн проводит вас в отель Захера.
Мартинс шагнул в сторону, словно уступая дорогу официанту, и бросился на меня, но я успел отскочить, хотя и споткнулся о поваленный столик. Чтобы не дать ему броситься снова, Пейн ударил его в подбородок. Мартинс грохнулся в проход между столиками.
— Вы, кажется, обещали не драться,— заметил я. Он отер рукавом кровь с губы и сказал:
— О нет, я обещал выставить вас ослом, но не говорил, что заодно не поставлю вам фонаря.
У меня был тяжелый день, и я устал от Ролло Мартинса. Сказав Пейну: «Доведи его до отеля, чтобы с ним ничего не случилось. Если будет вести себя тихо, больше не бей»,— я отвернулся от обоих и направился к внутреннему бару (потому что заслуживал еще рюмки). Пейн почтительно сказал человеку, которого только что сбил с ног.
— Пойдемте, сэр. Это здесь, за углом.
3
О дальнейших событиях я узнал не от Пейна, а от Мартинса, долгое время спустя, восстанавливая цепь событий, которые действительно — хотя и не в том смысле, как рассчитывал он,— подтвердили, что я дурак. Пейн лишь подвел его к столу портье и объяснил: «Этот джентльмен прилетел из Лондона. Полковник Каллоуэй говорит, что он должен получить комнату». После этого сказал Мартинсу: «Всего доброго, сэр», и ушел. Видимо, его смущала разбитая губа Мартинса.