Сага о Щупсах - Шарп Том

В начале XX века на землях Щупсов обнаружили уголь – в количествах куда больших, чем раньше, такими толстыми пластами и так близко, что даже Аделейд Щупс, единственная дочь с изворотливым деловым умом, действующая глава семьи, занявшая место ныне маразматичной и прикованной к постели Беатрис, не смогла устоять перед возможностью невероятно обогатиться. Военно-морские состязания с кайзеровской Германией только-только начались, и потребность в угле – строить и двигать дредноуты – оказалась огромной. По унылым долинам пролегла узкоколейка, товарные составы, груженные до краев, катились к заводам и верфям в шестидесяти милях к востоку и возвращались набитые жилистыми мужчинами-шахтерами.

Практически в мгновение ока Щупсы стали довольно богаты – и деньгами, и очевидным изобилием мужчин, способных услужить девушкам Щупс даже и без женитьбы. Но увы. Сомнительная репутация семейства и девять жутких собак – потомков дружелюбных бладхаундов, в этом поколении совершенно не дружелюбных, – отвадили всех мужчин, как вновь прибывших, так и иных. Девушки тоже не содействовали. По правде сказать, дочери Беатрис, все пять, являли слишком много физических черт своих предков, чтобы привлечь даже самого отчаявшегося мужчину. Шахтеры держались подальше от Щупс-холла и передвигались только группами – в одиночку мужчина становился легкой добычей. Хищные очи наблюдали из окон усадьбы, как рабочие по утрам выбираются из пустых угольных вагонеток, а вечером виснут на отъезжающих, забитых битком. Девушки Щупс ничего не могли с этим поделать.

Аделейд, однако, воплотившая в себе неукротимые черты предков, нашла способ воспользоваться и новыми богатствами Щупсов, и внезапным наплывом доступных мужчин. Она, во всяком случае, предвидела проблемы налогообложения, связанные с владением несметными богатствами. Чтобы не дать налоговым инспекторам установить реальный доход от шахты, она сама составила договор. Это был, мягко говоря, замечательный документ. Все доходы должны были выплачиваться в золотых соверенах ежемесячно, доставкой в Щупс-холл главным бухгалтером угледобывающей компании, которому приватно гарантировали пять процентов «черных» доходов. Она убедила Беатрис, которая по закону все еще оставалась главой семьи, подписать договор с угледобывающей компанией – в присутствии двух напуганных врачей, один из которых служил психиатром в местной больнице, и нотариуса. Поскольку Беатрис к тому времени была не в себе почти до полного маразма, Аделейд шикарно заплатила за это одолжение: подсунула солидную сумму взятки, чтобы врачи и нотариус подтвердили, что Беатрис – в своем уме.

Защитив богатства Щупсов, Аделейд занялась досадной проблемой обеспечения продолжения женской линии семьи. И в полном соответствии традициям предков решила, что похищение и насильное удержание в плену – единственный выход.

Приняв во внимание новые пути в имение Щупсов, появившиеся благодаря железной дороге, Аделейд решительно взялась за упрочение неприступности имения и устроила так, чтобы всякий плененный шахтер и далее пребывал плененным. После одной особенно успешной ночной вылазки, в результате которой двое ничего не подозревавших парней, безмятежно удивших рыбу в реке Моуздейл, проснулись несколько часов спустя связанными, как куриные тушки, под недреманным оком двух наиболее крупных дочерей Щупс, меры предосторожности лишь усилились. На воротах появился знак, предупреждающий любого, кто попытается пробраться в Щупс-холл: «ОСТОРОЖНО! БОЙЦОВЫЕ ИСПАНСКИЕ БЫКИ!» – и, разумеется, у сурового проселка, служившего подъездной аллеей к дому, на вольной привязи паслись два проворных опасных быка. После нескольких злоключений с активным участием поднятого на рога почтальона и полным исчезновением всей корреспонденции, адресованной Щупсам, в том числе и срочной, у ворот к стене приделали почтовый ящик.

Аделейд, желая еще большей защищенности от вторжений, а также гарантий, что никто, оказавшийся на ее землях, их не покинет, пошла еще дальше. По верху каменной изгороди разместили железные зубцы, а изнутри вдоль стены к таким же зубцам прикрепили сверхтолстую колючую проволоку. На деле подобные меры оказались чуть ли не контрпродуктивными. Многовековой репутации Щупсов для усмирения местных и без того хватало, и вся эта новая оборонительная мощь вызвала острое любопытство. Люди приезжали из Бритбери и еще более дальних мест поглядеть на зубцы и удивительных черных быков, после чего, знамо дело, отправлялись домой и распускали слухи, что семейство Щупсов явно не растеряло старинных традиций.

– Небось держат у себя какого-нибудь бедолагу, – таково было общее мнение в «Гербе Моузли». – Наверняка лютый малый, раз понатыкали зубцов да накрутили колючки. Кучу денег это все стоит. Эти-то, Щупсы, – богатые, им по карману. Бог его знает, где они тех быков-то добыли.

– В Испании, знать. У них на воротах написано.

Старик у камина заулыбался.

– Положим, так и есть, – сказал он. – А я вам скажу, что они их купили в Бэрнард-Кэсле. Такие же бойцовые быки, как я.

– Я б не рискнул там шастать, – сказал другой. – Эти их девять собак пугают меня до одури. Чисто волки, а не бладхаунды, ей-ей.

Эти слухи дошли до Аделейд. Они ее не волновали. Волновало ее богатство, какого никогда в семье не было, накопленное в последнее время, и то действие, кое оно производило на сестер. Двое невезучих рыбаков протянули в имении Щупсов один сезон, и удалась им всего только ложная беременность. Постоянное хождение под окнами ражих шахтеров нервировало и дам Щупс, и привязанных быков. Первые целыми днями алкали замужества. Вторые тоже алкали консуммации, только неведомо какой.

Через несколько лет нереализованных желаний Аделейд наконец позволила младшим Щупс шагнуть в открытый мир с достаточными средствами, чтобы обеспечить им доселе не освоенный образ жизни. Быков она при этом благоразумно оставила на привязи.

Освобожденные из заточения в Щупс-холле и от власти Аделейд девушки Щупс стремительно обрели мужей, не ведавших об истории Щупсов, и расселились по городам и имениям Южной Англии. К началу Первой мировой войны Аделейд вынудила главного бухгалтера жениться на себе, пригрозив сдать его с потрохами за ведение паленой бухгалтерии. Через год она родила – себе на радость и всем на удивление – дочку. К тому времени чокнутая тетка Беатрис преставилась, и Аделейд, желавшая как-то все это отметить, полностью преобразила интерьеры Щупс-холла, но фасад сохранила традиционно угрюмым. Меблировка, сильно отстававшая от времени, теперь его нагнала. Аделейд отремонтировала и обставила дом в самом современном стиле, предварительно выяснив, что все это переоснащение можно списать как деловые расходы. Лишь грубые деревянные столы и скамьи в кухне и комнате под названием «кабинет» остались прежними. Как раз в кабинете и велись все дела – Аделейд своих богатств никак не собиралась афишировать. Для пущей безопасности большую часть золота, на которое обменивались полученные барыши, она спрятала в могилу, выкопанную глубже необходимого и заваленную землей, под каменным полом древней часовни, о коей не известно было никому, кроме нее и преподобного Николаса Щупса, а того никогда не выпускали с территории, и он потому не считался. В любом случае, копка могилы для золота так сильно сорвала ему спину, а сам он был до того стар, что проводил почти все время в постели и уйти никуда не мог, даже если б ему позволили.

ХХ век наконец настиг семью – но не так, как этого можно было ожидать. Нужды промышленности во время Великой войны исчерпали весь уголь в шахте, которую уже дважды эвакуировали – из-за потопа и обрушения перекрытий. Но в целом война мало что изменила в житейском укладе Щупсов.

Первая катастрофа случилась, когда пришла «испанка» и унесла жизни 20 миллионов человек по всей Европе – больше, чем во время страшной войны. К тому времени преемник преп. Николаса умер от сердечного приступа и буквально унес тайну о фамильном сокровище с собой в могилу: золото было перезахоронено под его телом дочерью Аделейд. Позднее от той же инфлюэнцы скончались и Аделейд, и ее дочь, и ее муж, главный бухгалтер, при жизни ведший дела имения под руководством жены и деспотической дочери. Наследницей Аделейд и главой семьи Щупс стала вдова миссис Элайза Щупс, приехавшая в Щупс-холл после смерти мужа и благодарная генералу Людендорфу за то, что тот освободил ее от мужа, майора Щупса, во время наступления в марте 1918 года.