Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач

Отаборились роты на привале. Дымок сизый самокруток. Командир отделения Иван Пепеляев сидел на сваленной ветром осине. К нему – Куклин. Устало вытянул ноги, едва не соскользнув наземь. Пепеляев поддержал комиссара за плечи.

Батальон достиг намеченного рубежа – километров десять отмахали с полной боевой выкладкой. Ребята распарились в переходе по заболоченной впадине.

Ветер завихрял сухой лист, натужно посвистывал в голых ветках берез. Тяжелая туча наползала, казалось, зацепит верхушки высоченных елей. Падали редкие снежинки.

– О чем думаешь, товарищ Пепеляев? – спросил Куклин.

– Думаю, товарищ комиссар, про сына. В день отъезда народился, четвертого октября…

– Великан? В отца небось?

– Не видел… – Сержант вздохнул. – Какая доля выпадет ему… Неужто, как мне, воевать?.. А, товарищ комиссар?

– Не должно б…

– А жизнь так хорошо налаживалась… Сколько мы полос вдоль железной дороги насадили – загляденье!.. Уже зайчишки завелись. Придется ли с ружьишком сходить на охоту?..

– А чего ж, вернемся и сходим… Жить еще лучше станем. Разгрохаем фашистов. Другие враги притихнут, уверен…

– Отец погиб на гражданской… Хлебнули горького – целая рота осталась… мал мала меньше. А кормилица – мать одна…

Поземка заструилась белыми ручейками через прогалину, и еще тоскливее трубил ветер в безлистом лесу.

– И как же это мы его до самой Москвы пустили? Как по-вашему, товарищ комиссар?

Не знает что сказать военный комиссар. И внезапность нападения. И отмобилизованность дивизий фашистов. И резервы танков и самолетов… Обо всем этом сто раз говорено на политбеседах, на собраниях. А вот у солдата скребут кошки на сердце. Где же найти ему ответ?..

– Будем мы в Берлине. Пропасть мне на этом месте!

Вышло это по-мальчишески, и оба согласно улыбнулись, сержант и военный комиссар.

Мачихин, сильно отталкиваясь палками, уходил к речке Чепцу. Михаил Куклин умел бегать на лыжах, но тягаться с быстроногим комиссаром бригады – дудки!..

Александр Ильич взял за правило в Зуевке раз в неделю с комиссарами батальонов тренироваться в ходьбе на лыжах. В длительных пробежках проверял он выносливость подчиненных, исподволь готовил их к дальним переходам.

Куклин нагнал Мачихина лишь на взлобке. Александр Ильич опирался на палки и с улыбкой наблюдал, как Михаил Сергеевич взбирался по склону к вершине.

– Лесенкой, лесенкой, комиссар! – подбадривал он громко.

Михаил Сергеевич отдышался и напомнил Мачихину о своем рапорте насчет отправки на фронт.

– Опять двадцать пять! – Комиссар бригады с силой воткнул лыжные палки в снег.

Насупился Куклин.

– За грибами с курсантами наведывались в Сходню, а теперь там фашистские солдаты. Понимаете, Александр Ильич, фаши-исты?!

– Понимаю! Понимаю, Миша… Думаю, на всех горячих войны хватит. Не торопись. Учись и учи других! – Комиссар бригады дотянулся кольцом палки до ветки, пригнул ее. Рдяно сияли ягоды рябины. Мачихин отломил кисть, поднес к носу.

– Непередаваемо!

Михаил Сергеевич притулил палки к дереву, быстрым движением рванул комиссара бригады за локоть и толкнул плечом. Мачихин вмиг очутился в снегу. Лыжи сорвались с ног и, заскользив, укатились вниз. Куклин смеялся ребячливо:

– Слабость стойки, товарищ старший батальонный комиссар!

– Одержим! Все приемчики, понимаешь… А субординация?..

– Мы десантники! – Куклин подал руку, помогая Александру Ильичу подняться.

Возвращались в Зуевку под завывание холодного ветра. Белая муть застилала небо. Мачихин бил лыжню без перемены. Куклин упрямо старался обогнать его, и две дорожки пролегали в снегу рядом.

Вот и первые дома городка. У избы под номером 24 по улице Урицкого Мачихин задержал Куклина – тут квартировал комиссар 4-го отдельного парашютно-десантного батальона.

– Два дыха в избе – и крой к десантникам! Гармонь не забудь! Служба не кончается…

Михаилу Сергеевичу хотелось побыть одному, написать письмо брату на фронт. И утомился за день. Не первую неделю занимаются обучением бойцов. Мачихин догадывался, о чем жалеет Куклин.

– Ребята подбились не меньше нашего. Сколько посадок в ТБ-три?.. Потом – марш с полной выкладкой. И про Москву думают так же, как мы с тобой. Не сомневаюсь. А завтра… Что же завтра? Это и гложет их душу. А где же комиссар?.. А комиссар вот он, с гармошкой, улыбающийся, уверенный в себе, сильный духом. Был в лесу за городом. Только что. На лыжах ходил. Не верите?.. Вот гроздь рябины. Как пахнет! Нашей землей пахнет, советской!

Мачихин вынул из-за пазухи ветку лесной рябины, понюхал ее еще раз и передал Куклину.

«Здравствуй, Петя!

После многолетнего перерыва совершил свой 13-й прыжок. Здесь мои бойцы овладевают этой специальностью. А после прыжка всякий человек становится смелее и решительнее. Скоро со своими орлами начну истреблять вшивых фрицев. Вятские ребятишки сейчас совсем неузнаваемые, и думаю, что станут они гвардейцами.

Вот сейчас немного жалею, что я старый холостяк, что у меня нет сына, но жить хочется и хочется верить, что я побываю не в одной операции и увижу нашу полную победу над ненавистным врагом.

Твой брат Михаил Куклин».

Накануне

Кругом огни,

огни,

огни…

Оплечь – ружейные

ремни.

Александр Блок

Шли напряженнейшие недели битвы за Москву.

Гитлеровцы стучались в ворота Первопрестольной. Разведывательный танк фашистов был подбит прямой наводкой зенитчиками в районе Химок.

В полукольце врагов Тула.

Под Каширой советские бойцы сдерживали рвущихся к Рязани мотоциклистов и танкистов неприятеля.

Передовые отряды захватчиков переправлялись через канал возле городка Дмитрова, севернее столицы…

Москву нещадно бомбили враги. Попадание на Арбате в Театр имени Вахтангова, в пристрой Большого театра, в здание МГК на Ильинке, в памятник Тимирязеву на бульваре…

«Большие здания в городе Куйбышеве заняты правительством, наркоматами, московскими учреждениями, – писала в Зуевку Анна Федоровна Фокина, жена помощника начальника оперативного отделения штаба МВДБ-1 Ивана Феоктистовича Шебалкова. – Работаю на 4-м подшипниковом. За станками полно москвичей – эвакуировались с заводом вместе. Живу в Линдовском городке. Мерзнем в бараке – дров нет… Как же это, Ваня, Москву-то?.. Нет силы, что ли?.. Напиши, Ваня!»

«Что ответить жене?» – Иван Феоктистович и рад бы на фронт укатить… Бывая в поселках, где размещались батальоны и роты бригад, Шебалков видел смелых, сильных ребят – двинуть бы их защищать Москву!.. Но командование соединения жало на боевую физическую тренированность личного состава.

– Учить! Закалять! – требовал комбриг Н.Е. Тарасов.

– Воспитывать! Окружать заботой! – настаивал комиссар бригады А.И. Мачихин.

– Коммунисты и комсомольцы, быть в первых рядах атакующих! – наставлял начальник политотдела бригады Ф.П. Дранищев.

Напряжение советского народа передавалось десантникам – они упорно грызли науку войны. Шествие врага по родной земле ожесточало бойцов и командиров. И вызывало недоумение: «Почему сидим в тылу?» Научились владеть винтовкой, бросать гранаты – давай бой! На помощь истекающим кровью под Москвой братьям по оружию!..

– Война назначила нас на должности управлять людьми. Вести вперед, к победе. Вести, возможно, через смерть. – Комиссар бригады Мачихин строго оглядывал политруков, комиссаров, сотрудников политического отдела. – Война проверяет нас жестокостью и огнем. И тут за ценой не стоят! Только победить! Придет и наш звездный час, товарищи. Достойны ли мы назначения быть впереди сражающихся с фашистами?.. Вот вам весь текущий вопрос, товарищи мои боевые!..

И шли комиссары, политотдельцы в роты, взводы. В походе – рядом с бойцами. Несли на плечах боевой груз. Волокли минометы и пулеметы. Потели. Задыхались. Бежали изо всех сил. До последнего. Вместе с бойцами. Наравне с бойцами.

О жизни в Зуевке вспоминает Петр Максимович Черепов, бывший укладчик парашютов 4-го отдельного парашютно-десантного батальона, ныне работник Соликамского целлюлозно-бумажного комбината:

«Наша 10-я рота размещалась недалеко от железнодорожной станции, в двухэтажном доме.

Меня направили на курсы инструкторов укладки парашютов. Там я подружился с Кошафом Тезединовым из 12-й роты. Строгая была учеба. После прыжков парашюты нужно сушить. А где?.. Комбат придумал: в районном клубе! Командование бригады разрешило. Вот сперва идет кино или выступает наша самодеятельность, а к полночи зал занимали мы. Почти до утра возишься, а с рассветом – опять занятия. Комбат Вдовин и комиссар Куклин часто выводили роты в поле, в лес, учили ходить по азимуту, строить еловые чумы, разводить бездымные костры, владеть холодным оружием. И всегда рядом с нами командиры. Батальонный комиссар Куклин, наверное, успевал побывать в каждом взводе, побеседовать с бойцами, рассказать о фронтовых новостях. Помню, как после принятия присяги Михаил Сергеевич Куклин поздравлял нас, призывал дорожить честью советского воина, быть верными сынами своей Родины…