Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

— Он же тебя оскорбил… а ты… не ответил…

Я молча отодвинул поднос с едой. Особенности пищеварения моего непрошеного соседа активно воздействовали на мои органы обоняния и, возможно, зрения; мне вдруг показалось, что воздух вокруг нашего столика начал сгущаться. «Всё, — подумал я, стараясь дышать через рот, — позавтракал».

— Ну? — сдавленно произнес я.

Петрович, чавкая, пережевывал кашу. Губами при этом он выделывал нечто странное — складывалось такое впечатление, что эта часть лица живет сама по себе, отдельно от всего остального: носа, ушей, глаз…

— Что, ну? — роняя гречку изо рта, спросил он. — Нужно было ответить!

— Подставить другой стакан? — спросил я, внимательно глядя на крупинку, прилипшую к подбородку Петровича.

— Что? — Петрович перестал жевать.

— Ничего…

— Нужно было послать его подальше… — Петрович отодвинул пустую тарелку и придвинул следующую. Делая вид, что оглядываюсь по сторонам, я отвернулся и сделал отчаянную попытку вдохнуть как можно больше кислорода: мне уже стало казаться, что соседние столики начинают искажаться в струящемся воздухе.

— Или послать… Или дать ему по морде… Или по яйцам… — советовал Петрович, вытирая тыльной стороной ладони рот.

— Зачем? — спросил я и увидел Гапонова, который уходил из столовой, оглядываясь на меня.

— Вот дурак… Все будут думать теперь, что ты слабак, понял? Уважать перестанут… Заставят носки стирать…

— Нет, — подумав, произнес я, — носки стирать я не хочу.

— Будешь! — убежденно сказал Петрович. — Обязательно будешь, если не отмудохаешь теперь его.

— Кого?

— Гапона, тормоз! — Петрович посмотрел на меня круглыми глазами. — Тебе нужно отфуярить его, как мамонта, понял?

— Да, — сказал я. — Понял…

Человек, которому ставят клизму — трогателен и беззащитен. Господин Эсмарх, придумавший свою простую, но незаменимую в деле промывания кишечника одноименную кружку, при её испытаниях насмотрелся и, наверняка, нанюхался всякого. Медсестра Наташа за свою пятилетнюю медицинскую карьеру насмотрелась не меньше, чем г-н Эсмарх. Она как раз собралась промыть кишечник пациенту перед завтрашним рентгеновским снимком. Сделала необходимые манипуляции: сунула шланг с краником в задний проход, кружку вручила пациенту, чтобы он держал её на вытянутой руке как можно повыше, а сама ненадолго вышла. Фамилия пациента была Гапонов, и он добросовестно держал кружку Эсмарха, контролируя поступление жидкости в организм. И тут вошел я.

Бить его при добрых поварихах и медсестрах я не стал. Просто дождался вечера. Я знал, что Гапонова ожидает клизма перед сном. Знал я и то, что у Наташи есть привычка выходить на пару минут во время этого процесса. Как только она выпорхнула из процедурной, в комнате оказался я.

И вот лежит себе Гапонов с трубкой в жопе, весь сосредоточенный, что-то светлое у ублюдка недоразвитого мелькает в момент клизмирования в глазах… Наверное, ожидает невероятного внутреннего очищения, описанного в книжке, которую я недавно читал.

Легкий складной стул бесшумно перекочевал с пола в мои руки.

— Эй, Гапонов, — говорю я. И бью его по спине, животу, рукам, которыми он прикрывается… Шланг из него выскочил, и дерьмо хлещет на пол… Я целенаправленно бью его несколько раз по голове и бесшумно выскальзываю из кабинета. Здесь Петрович. Он сказал, что постоит «на стрёме». Уже слышен стук Наташиных каблучков, и мы быстро сворачиваем за угол. Потом бежим по коридору. Минуту спустя Петрович, пытаясь отдышаться после такого серьезного испытания, как бег, начинает смеяться. Я недоумённо смотрю на него. Задыхаясь, он машет рукой и всё равно хохочет. Наконец произносит:

— Выбил ты из него дерьмо в самом прямом смысле.

Я молчу. Петрович держится за грудь и натужно дышит. Потом говорит:

— Отфуярил ты его добряче…

— Как мамонта? — спрашиваю я.

— Лучше, — коротко ответил Петрович.

Потом мы расходимся в разные стороны. Петрович идет в свою палату, а я на пару этажей выше — к Юре, который сейчас наверняка торчит в Сети. Переступая через ступеньки, я вдруг вспомнил странный автоматический жест, который сделали мои руки в процедурной: перед тем как поднять стул, я, не задумываясь, втянул ладони в рукава и только после этого взялся за спинку.

Я остановился на последнем пролете и посмотрел на свои руки: кое-что я теперь о них знаю. Например, то что они не хотят иногда оставлять отпечатков на предметах. Ко всему прочему, судя по тому, как прошло мероприятие по наказанию Гапонова, я умею делать одну замечательную вещь — планировать.

— Чупа пихас! — громко приветствует меня Юра, смотря прямо в глаза.

— Что? — спрашиваю я.

— Чупа пахэро? — вопросительно произносит он, недоверчиво и в то же время хитро глядя на меня.

— ??? — я тоже пытаюсь изобразить нечто мышцами лица. Очевидно, получается не очень, потому что голос Юры, произносящий непонятные фразы, становится угрожающим и даже обвиняющим:

— Пахэро де мьерда?

— Чего? — я совсем растерялся.

Юра молчит и какое-то время, хмурясь, смотрит на меня. «Узнал о Гапонове», — проносится в голове. Вдруг Юра неожиданно улыбается:

— Расслабься… Это я проверял, может, ты случайно испанский знаешь?

Через минуту я отхлебываю из большой кружки горячий чай. Юра стучит по клавиатуре:

JOOD: Не-е… Я в армию не ходил. По идейным соображениям.

SWAN: И я не был в рядах доблестных ВС. Я сторонник формулы SEX & DRUGS & ROCK-N-ROLL. А два года строевой подготовки в неё не входят:)

URAN: Война вообще занятие для быков. Вот битлы тогда пытались протестовать против мочилова вьетнамцев и все такое.

MAXIMUS: Битлы — вообще круто. Все остальные — жалкое подобие. Эти педерасты с MODERN TALKING во главе.

JOOD: Да. Мы — рок-н-ролльный пипл, вообще талантливый пипл. Это попсари тупые. А те, кто воспитывался на Ленноне и компании, стали не последними людьми. Я вот, например, пишу серьезные статьи в научные журналы:)

SWAN: Да, битлы воспитали целое поколение достойных мужчин. Талантливых, неглупых, тех, кому противно любое проявление насилия.

MAXIMUS: Как представлю, сколько мог сделать Леннон, если бы его не застрелил тот психопат: (

МУХА: И правильно его грохнули, этого очкастого, близорукого ублюдка. С его сопливыми песнями.

JOOD: Эй! На святое не замахивайся, МУХА! За это по морде бьют: (

SWAN: Заткните эту стерву. Спихните её из чата: (

MAXIMUS: Это что за идеолог попсы, а?

МУХА: Что святое, JOOD?! Кто святой?! Ваши @баные Битлы, которых вы сделали богами? Иконами? Обожествили четверку наркоманов с гитарами и молитесь на них? Четыре сраных ничтожества — для вас дороже всего в мире. А они писают, между прочим, и какают, как и все остальные люди на этой планете. Ясно? Вот если бы Маккартни испражнялся настоящим апельсиновым соком, тогда ещё ладно бы

SWAN: Эй, давайте все выйдем из чата. Пусть эта дура сама с собой разговаривает…

МУХА: Что, SWAN? Тебе противно насилие? Ты представитель поколения достойных мужчин? Вы — сраные интеллектуалы с прищуром умных и добрых глаз, с упитанными белыми телами, жировыми складками, недоразвитыми сисястостями. Отвратительные сиськи — пародия на женскую грудь. Мне пох!!!! й ваши поэзия, проза и научные статьи в @баных научных журналах. Вы ничтожества. Вашего @баного Белого Бима с его Черным Ухом нужно было пристрелить в начале первой же главы, а потом издеваться над трупом ещё двести страниц. Любой парень из рабочих предместий шахтерских городов стоит десяти таких, как вы, уроды, сидящие за компьютерами по всему миру. Вы не сможете постоять за себя в уличной драке. Вы брызгаете в свои потные подмышки дорогой парфюм — но он не может отбить вашего отвратительного запаха — разложения, дерьма, затхлых мозгов и потных яиц.

— С ума сойти, — сказал Юра. — Такое ощущение, что человек ненавидит все формы жизни на планете Земля.

МУХА: Ладно. Пока, уроды… тролль-бот покинул здание

MAXIMUS: Что это было?

Утром огромный вахтовик Шевченко из соседней палаты многозначительно заглядывает в глаза здороваясь со мной. Я стою в коридоре и смотрю в окно: сегодня светит солнце и видно несколько высотных домов в отдалении. Это один из районов города. Именно этому городу принадлежит больничный комплекс, в котором я нахожусь сейчас. Город называется Тихий. Как мне объяснил Юра, это одно из самых северных поселений в стране. Здесь недалеко добывается газ. И Тихий — перевалочный пункт между Югом и Северными месторождениями. Постоянных жителей в городе около пятидесяти тысяч. Остальные — наемники, работающие вахтовым методом. Большинство пациентов в больнице — это как раз вахтовики. Есть жители ближайших городков и поселков. Есть аборигены, но они идут сюда неохотно.