Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

И всё это время, все эти дни, недели, месяцы — за окном БЕЛОЕ…

Иногда в коридоре, в хирургическом отделении, я встречаю мужчину, который подмигивает мне и спрашивает:

— Как дела, Дровосек?

Это профессор Васильев. Он всегда спешит. Я спросил Юру, почему Дровосек.

Он сказал, что есть такая сказка: человек, занимавшийся тем, что рубил деревья в лесу, постепенного превратился в железного. Ему заменяли металлическими те части тела, которые почему-то отваливались.

— Сифилитик, наверное, был, — говорит Юра, задумчиво стуча по клавиатуре, — в последней стадии. Время глухое было, древнее. Пенициллина на всех не хватало…

Юра инженер. Он «редкий специалист» (?), и это — «круто» (?).

— Я единственный, кто повелся приехать в такую даль, чтобы просвечивать мозги ненцам и вахтовикам, фак их так!

По совместительству Юра «ведущий программист» (?) комплекса. У него для этого есть свой отдельный кабинет, в котором он проводит всю вторую, свободную от рентгена половину дня, а иногда и часть ночи. Я с ним. Ему хочется, чтобы в момент, когда я вспомню, КТО Я, он был рядом. А мне просто не спится. Юра с кем-то общается в Сети. Я пью остывший чай и смотрю на экран, где сменяются символы. В сети у каждого есть второе имя. Юра там — URAN.

URAN: Hi, все:)

SWAN: И поэтому цветы символ?

MORDA: Привет, URAN:)

LULU: А что по твоему символ? Эрекция, которую я замечаю у каждого парня на второй минуте знакомства в REALе? Где романтика? Одни пистоны: (((

SWAN: Hi, URAN:) Где пропал?

URAN: О чем TALKуете, братья & SISTERS:)

LULU: Hi, URAN.

ALLA: О том, что современные мужчины растеряли все накопленное за века их отцами и дедами. Не говорю уже об искусстве выживать в EXTREML ситуации — просто проявить себя самцами иногда не в состоянии: (

MORDA: Одно и тоже. Вы весь ХХ век об этом. О деградации мужчин etc.

LULU: Я пока не убедилась в обратном. Мой милый DADDY и братец JR — яркие представители. Уроды редкие. Барт и Гомер Симпсоны в кубе. Так что примеры у меня перед глазами почти круглосуточно: (

URAN: Если все имбецилы, уроды, ублюдки etc, то кто же тогда занимается с нами ммм… SEXом?:)

SWAN: Точно! Я ведь всегда могу найти симпатичную PUSSY на пистон:) и она с удовольствием раздвинет ноги и отFUCKает меня по всей программе:)

MORDA: BLACK PUSSY! YELLOW PUSSY! HOT PUSSY! COLD PUSSY!

ALLA: Прекрати, MORDA

MORDA: CAT PUSSY! SLIM PUSSY!

LULU: Не обращай внимания, ALLA. Обсмотрелись TARANTINO, уроды. Не смешно.

ALLA: Вот… Ещё одно доказательство нашей правоты.

SWAN: Какое доказательство? Вы, женщины, не чувствуете меры в кокетстве. Если мужчина вам понравился — это сразу заметно. Ваше (как вам кажется) утонченное кокетство имеет другое название — б… дское поведение (да-да!) Это только для малолетнего дрочилы бабские ужимки — кокетство и утонченная игра взглядами. Для опытного MACHO (другими словами @баря) ваше кокетство — знак: «Эту я сейчас трахну». А потом вы сами удивляетесь — надо же, поимел меня в первый же вечер!

MORDA: Точно! Так их, SWAN!

МУХА: Бабы, которые вам дают — тупые и сраные суки

URAN: Упс. Who are you?

SWAN: Ты кто? Невежливая МУХА?

MORDA: Hi, МУХА:)

МУХА: Fuck off MORDA. Я смотрела тут, как вы общаетесь последние 20 min. Повторяю: те, кто вам дают — тупые и сраные суки. Они не люди. Они НЕЛЮДИ. Мутанты. Ходит такой мутант — пи@да на двух ногах. Ноги раздвинула — вот она я. Трахайте. ненавижу.

SWAN: Полегче, красавица!

MORDA: SWAN — ты Капитан Очевидность, а МУХА просто тролль-бот)))

МУХА: FUCK YOUR SELF. Не могу больше смотреть на эту по@ботину. Прощайте, имбецилы…

LULU: Так их, МУХА!:)))

ALLA: Молодец МУХА!:)))

SWAN: Вот, сука!

— Вот, сука! — сказал Юра, выходя из Сети.

— Что? — спросил я.

— Не что, а кто, — Юра отхлебнул остывший чай и ухмыльнулся. — Уделала SWANа. Всё равно, дети все…

— Кто? — спросил я.

Юра внимательно посмотрел на меня и произнес после паузы:

— Может, тебя из-за этого стукнули по башке? А? Дровосек?

— Что? — спросил я.

Еду дают три раза в день. В большой столовой около полусотни человек берут подносы и, двигаясь вдоль полок, уставленных тарелками, собирают урожай — расфасованный, порционно-нарезанный — и идут за столы. Подобные залы для принятия пищи есть в каждом отделении, только в реанимации нет.

— И в морге… ха-ха! — сказал как-то Юра, рассказывая мне об устройстве больничного комплекса. Обычно в столовой шумно: все переговариваются, шутят, гремят ложками — постоянный фон, который, смешиваясь с запахами кухни, ассоциируется у меня с едой. Сегодня все как обычно. Я беру пустой черный поднос из горки таких же и становлюсь в быстро движущуюся очередь. Каша… Яблоко… Компот…

Я, крепко обхватив стакан, перемещаю его с полки на поднос. И в этот момент кто-то, находящийся сзади, задевает меня локтем. Толчок сильный — половина стакана выплескивается на тарелки огромного мужика, стоящего впереди.

(Брызги разлетелись в стороны, разнося с собой частички пищи).

— Что за…! — мужик повернулся и зло смотрит на меня.

(Гречка на моих штанах, полу, ботинках мужика.)

— Извините… — лепечу я, высоко подняв стакан правой рукой, а левой пытаясь стряхнуть капли со своего живота.

Мужик, чертыхаясь, отряхивается и убирает забрызганные моим компотом блюда обратно на полку. Очередь застопорилась. Я все еще держу стакан в руке, не понимая, что мне с ним делать. И тут слышу хихиканье позади. В этот же момент кто-то тяжело, всем весом, явно специально наступает мне на ногу.

Я поворачиваю голову влево. Так и есть. Это Гапонов. Злобный смешок выдал его за несколько секунд до этого. Я не знаю, кто он и чем занимался раньше. Я знаю другое — как только Гапонов появился в нашем отделении с колотой раной в области живота — он принялся всячески испытывать мое терпение. Он ставит мне подножки, толкает в спину, сыплет перец в мою еду, и вот в очередной раз решил повеселиться. Я смотрю в его светлые пустые глаза. Он улыбается. Улыбается все шире и шире. Я отворачиваюсь.

— Чухан, — говорит он вдруг ласково, — будешь мне яйца лизать.

Он говорит это негромко. Но по наступившей тишине я понимаю: услышали все до единого посетители столовой. В этой тишине отчетливо слышно, как я беру с мокрой стойки еще один стакан, с вязким «чмок» он покидает своё место и опускается на мой поднос. Боковым зрением я вижу, что люди с обоих концов очереди внимательно смотрят на меня. Я — точка преломления их взглядов. Они чего-то ждут. Наверное, я что-то должен сделать сейчас. Но я не знаю, что именно, и просто смотрю на новый, полный компота стакан. Гапонов, который, как художник, решил довести вылепленную им ситуацию до завершения, наклонился и с явным удовольствием плюнул в мой стакан. «Гений осквернения», — пронеслось в моей голове непонятное словосочетание.

«PAUSE»:… Я вспомнил книгу, которую читал примерно за неделю до случая в столовой… Книга называлась «Библия», и там был такой совет: «Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую».

И я вдруг подумал: «Если Гапонов плюнул в мой компот, может, мне нужно взять другой стакан? Пусть он и в него плюнет? Может, этого все стоят и ждут?»

Я поставил стакан с плавающей на поверхности компота слюной на полку и взял взамен новый.

— Извините, — сказал я стоящему впереди огромному мужику, — можно пройти?

Мужик секунды две задумчиво смотрел на мое правое ухо. Потом повернулся к стоящему впереди:

— Ну ты думаешь шевелить булками?

Булками зашевелили все, и живой конвейер снова пришел в движение. Я заметил: облегченно переглянулись две поварихи, и, выбравшись из очереди, натолкнулся на острый взгляд молодой медсестры, которую время от времени встречал в коридорах. Кое-что в ней было: слишком — слишком черные глаза, слишком черные волосы, слишком темная помада, и белый халат только подчеркивал этот контраст. Она смотрела мгновение, потом повернулась и вышла, прижимая объемистую папку с бумагами к животу.

Стучали ложки. Все сосредоточились на еде. Хотя, нет. Время от времени я ловил на себе странные взгляды.

Гапонов сел так, чтобы я его видел, и улыбался, демонстративно облизывая ложку со всех сторон.

— Ну ты, браток, мальчиш-тормозиш… — за мой столик, шумно дыша, присел Петрович (так его все тут называют). Он рыхлый такой себе дядька с отдышкой. Я понял, что мой завтрак пройдет немного не так, как я хотел.

— Гапон же на тебя наехал… при всех… — паузы в его речи возникали в тот момент, когда Петрович хватал воздух ртом, отправляя кислород в свои зажатые обширным телом легкие. Одышка — не единственная особенность Петровича. У него еще не в порядке с чем-то в животе. Отчего он систематически попукивает. Ко всему прочему он вечно старается вникнуть в проблемы других, помочь советом… Всезнающий, всё понимающий, сердобольный Петрович. Вот так вот, сердобольно попукивая, он и подсел за мой стол.