Последняя возможность увидеть солнце - John Hall
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я беру лопату в руки и начинаю двигаться быстрее, чем раньше, яростнее, чем раньше, увлеченнее, чем раньше. Я – сектант своей веры. Я – фанат своих мыслей. Они – они завтра не придут.
Вот она – свежая яма. Я смотрю в нее. Внутрь. Смотрю и вижу себя там. Лежащего в воде. Гниющего и разлагающегося в колодце капель дождя. Они собраны в линейку, в целую коллекцию одного дня благодаря целлофановой клеенке. Я ее положил собственноручно. Мне сказал делать это самый благородный из людей. Сегодня он доволен, сегодня он счастлив, и это благодаря мрачной и мерзкой погоде, что рушится на хрупкие тела созданий, укрывшихся под ней.
Я вижу себя, лежащего в яме, в воде, которую не пропускает клеенка под тонким слоем земли – это маскировка. Сегодня идет дождь, и мне не приходится брать ведро и бегать от храма сюда, чтобы наполнить ее. Я это делаю в точности так, как мне сказал автор капель какого-то дерьма на толстовке. Она сейчас висит на кресте. Ветер сменил направление и теперь она, как пиратский флаг, что был привязан к кресту погибшего капитана.
Я смотрю в могилу и, клянусь, если бы она могла говорить или видеть, или мыслить, или быть живой, вот она смотрела бы в меня… Она бы забрала меня. Но это не мое пристанище… Чужое.
Я работал над новой дырой под ногами, когда святой отец… святой… отец… Когда этот ублюдок пришел с целой процессией. Он направился к заранее приготовленной канаве и был готов начать проповедь, но его перебили.
– Что это? – спросил мужской голос.
– Это? Это могила, сын мой, – ответил прислужник всех богов.
– Да, но там воды по самые яйца!
– И что? – спросил автор тех порванных штанов с вытянутыми коленками, которые сейчас были на мне затянутыми при помощи холщовой нити.
– С этим можно что-нибудь сделать? – спрашивает парень, а рядом с могилой ставят гроб, готовя к погребению.
– Ну а что с этим сделаешь? –спрашивает уродливый кусок жира.
– Рядом есть другая, сухая, – говорит парень. – Может быть…
– Да как ты смеешь!? Перед лицом Бога?!
– Вот, – говорит он и крепко пожимает руку священнику.
– Это большой грех! Через час приедут люди! – продолжает возмущаться мой спаситель.
– Да-да, конечно, – говорит парень и вновь пожимает руку.
– Да что вы себе позволяете?! Самоубийца вообще не достоин быть погребенным! Самоубийца должен гореть в крематории! Как в аду.
– Нет! Она не грешница! Сам бог… Само существование звало ее в форме мыслей и идей, – В третий раз пожимая руку священнику, говорит парень.
Я знаю этого демона с цепью на шее слишком хорошо. В его глазах огонь, которым святой отец сам будет сожжен глубоко в аду. Я вижу его тщательно утаиваемую улыбочку.
– Полагаю, с этим тоже можно что-нибудь сделать? – тихо тараторит молодой человек.
– Но учтите, вы платите не мне, моей нужде, – соглашаясь, говорит священник.
– А вы выполняете это не для меня, а для нее, – сговаривается парень.
Я смотрю на гроб. Крышка открыта. Внутри девушка. Я ее уже видел. Вчера или позавчера. Не помню. Помню только, как она лежала на асфальте. Вокруг бегали санитары. А я просто смотрел на нее. Я – любознательность.
– Сегодня мы просим господа нашего Бога принять к себе Кристину… – не успевает договорить человек в черных одеждах.
– Просто Кристи. Она любила, когда ее звали Кристи, – сказал парень.
– Хорошо… Сегодня мы просим господа нашего Бога принять к себе Кристи.
Я наблюдаю за парадом лицемерия, после того как посмотрел серию о купленном помиловании. Я смотрю за всем этим и чувствую, как холод ноября сковывает кости внутри.
«Надо работать», – мелькнуло в мыслях.
Я – аппарат, механизм. Мне необходимо топливо. Оно будет вечером, после причастия, а пока что – работа.
Я рою землю, вгрызаясь все глубже. А потом поп подзывает меня. Он говорит, что пора закрыть крышку и погрузить девушку. Я беру одного из тех, кто завтра не придет, и тащу к гробу. Мы закрываем ее. Мы используем веревки, чтобы опустить его на самое дно. Затем ждем, пока желающие кинут по горсти на крышку, и только после закидываем смерзшейся землей.
Ветер ноября, злой и холодный, треплет толстовку на кресте. Ветер ноября пытается сломить меня, но мне жарко. Я ощущаю лишь огонь под кожей. А руки держат древко, крепко. Так сильно, как только можно! Вниз спускается кровь, и с каждым броском земли через плечо несколько капель летят вслед. Красная жидкость согревает руки.
Волосы промокли от пота и холодного дождя, в волосы впутались кусочки льда. Они бьют меня по лицу, прядями свисают вниз. Длинные, черные волосы скрывают лицо. Я смотрю сквозь пряди черного холода.
Когда все заканчивается, святой отец подходит ко мне и говорит, что клеенку можно достать и прибрать для клиентов через одного. Он смотрит на меня с жадностью. Я – его любимый инструмент. Я – голем. Я – существо.
Жирный ублюдок достает деньги и трясет ими перед моим лицом.
– Если бы ты знал, если бы ты понимал, если бы ты видел смысл в этих бумажках, – начинает он. – Ты бы тоже получал кайф.
«Мразь, – думаю я. – Я знаю, что такое и для чего нужны эти купюры».
– Да, отец. Я глуп и ничего не смыслю ни в жизни, ни в деньгах. Во мне нет Бога, – в итоге говорю я.
– Ударь его, – звучит другой голос в моих мыслях. – Вонзи лезвие лопаты в шею.
– Да-да! Пробей трахею и послушай, как он будет хрипеть, как будет проклинать тебя, – появляется еще один голос. – Затем возьми его крест и натяни им цепь на этой жирной шее.
– Смелее, – еще один голос. – А потом начни двигать из стороны в сторону, распиливая шею, и так до позвоночника!
– И просто оставь его таким, – прозвучал еще один.
– Простите, наисвятейший, – говорю я.
«Ненавижу и преклоняюсь перед тобой, мразь», – думаю я.
– Позвольте вернуться к работе? – говорю я. – Хочу причаститься поскорее, а работа сокращает время.
Батюшка кивает и жестом позволяет мне идти копать еще одну дыру в земле, чтобы ноябрь наполнил ее водой, чтобы продать погребение. Этот человек, он демон жадности, что прикинулся добром. Мразь.
—–
