Terra incognita (здесь обитают драконы) - Константин Томилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ гробовое молчание.
— Значит точно они, — то ли спрашивая, то ли утверждая обращаюсь к Следователю, который не отрываясь от "айпада", что-то печатая в нём, согласно кивает головой и задаёт мне новый вопрос:
— А когда это прошло, прекратилось, не помнишь?
— Да как же не помню?! Очень даже хорошо помню, — вспоминаю я, — летом это было, я играл во дворе нашего деревенского дома. Сколько лет было не помню…
— Три годика, — подсказывает Воспитатель.
— Наверное, — пожимаю плечами, — так вот, играю, совершенно один, никого вообще рядом не было и вдруг, ясно и отчётливо слышу голос, который зовёт меня по имени. Мне сначала показалось, что кто-то рядом есть, я встал с корточек, оглянулся вокруг себя, никого. И тут, прямо как рядом со мной, снова прозвучал этот же голос, зовущий меня по имени. Мне так стало страшно! День такой яркий, солнечный, а мне стало казаться, что как будто, тьма кругом. Ну и побежал я в дом, к маме. Прибежал и спрашиваю зачем она меня позвала, она удивилась и сказала что нет, не звала меня. Тут я совсем напуганный, всё как есть ей и рассказал. Помню, что она тоже этого, почему то, испугалась. Но писаться я после этого сразу же перестал, наверное поэтому меня и в детский сад начали водить, а до этого дома держали, чтобы не оконфузиться…
— Зато ты там обосраться умудрился, — раздаётся злобное шипение за спиной.
— Ну и в этом, тоже вы виноваты! — категорически возражаю я, — а кто же ещё?! Вы же меня на обжорство всё время и подталкивали, подталкиваете! И тогда, и сейчас! И уши у меня, я понимаю теперь, почему всё раннее моё детство, так сильно, болели. Это всё вы, "почуяв" КТО ко мне тогда обратился, по имени назвал, сразу начали изнутри меня "баррикады строить", оглушать меня.
— Ну, рассказывай, — продолжила допрос Дознаватель, спустя неведомо какой временной промежуток.
— А чё? Чего рассказывать то? Обыкновенное деревенское детство. Зимой зимние дела и игры, летом летние заботы, огород, сенокос и летние забавы, загорания, купания. Ну, футбол конечно же, до упаду, игры в войнушку, в то что в кино недавно показали. В основном Великая Отечественная, нет, ну было ещё и другое, индейцы там, Робин Гуд, но в основном "война и немцы". А чего это вы там делаете? — заинтересовавшись тем, как Следователь "листает" чего-то ТАМ, в своём "айпаде" и вслед за каждым мановением руки с полок исчезают "тома уголовных дел".
— Э, э, э!!! — раздаётся завывание у меня за спиной, — чё за дела?! Как это так?! Мы значит на него всё это собирали, собирали, а вы, вот так, сразу и в утилизацию?!
— Всё, чего вы там на него насобирали, является собственностью Царя Небесного, потому что он, — кивает на меня, — семь лет назад, приняв Его Спасительную Жертву, пережил Покаяние и Рождение Свыше. И, следовательно, ему всё прощено, ВСЁ и СРАЗУ. Сейчас же мы, занимаемся определением тех повреждений, которые вы ему нанесли и исправлением их, для того, чтобы он, сразу же после перехода смертного рубежа встал в строй, принял участие в боевых действиях против вас.
— А это ещё мы будем посмотреть, — злобное шипение змеиной стаи позади меня, — он ещё через воздушные мытарства не прошёл, так что неизвестно…
— Вам нет, вам не известно, ему тоже, и мне не известно, а Спаситель уже решил, ещё до Начала Времён, всё решил про него, с кем он будет и где! Так что умолкните и мне Работать не мешайте! — разгневался Дознаватель.
— А мне? Мне как быть, если ничего не известно? — совсем обречённо вопрошаю я, — вдруг у них, у этих "уссатых-полосатых", какой-то "козырь в рукаве"? И они его мне кааак предъявят!
— А вот этим мы с тобой сейчас и занимаемся, — вздохнула Воспитатель, — "выковыриваем" из тебя "смертоносные осколки". Вот зачем, скажи ты мне на милость, зачем ты этого котёнка в петлю?
— Да разве я хотел?! — плачу я в ответ, — мне до сих пор его жаль! Как вспомню, прям сердце сжимается. Это опять же, они виноваты. Он такой хороший был, котёночек этот, ласковый такой, так ко мне ласкался, руки лизал. У меня и в мыслях не было чтобы его…, а это, по ходу, опять же они, и меня, и друзей моих надоумили. Кто-то, не помню кто, петлю сделал и на ветку дерева привязал, а потом ещё кто-то, меня как в спину подтолкнул и говорит, давай мол, а я, как сам не свой, сунул голову этого бедного животного туда и руки отпустил. И так мне стало страшно! Стою оцепеневший. Мне бы дураку взять его опять в руки и из петли вытащить, а я стою как столб. А эти двое, или трое, которые со мной были, стоят и хохочут, смешно им, видите ли, смотреть как котёнок в петле кувыркается. И от этого смеха, мне совсем жутко стало, потому что, я слышу сам себя, что и я тоже…, а как только агония закончилась, мы все, как очнулись. Не знаю как они, а мне так ужасно стало, стыдно, страшно, отвратительно до тошноты. Мы все, врассыпную, оттуда разбежались. Насколько я помню, больше я с теми пацанами и не дружил, и не разговаривал.
— Раскаиваешься? — с печалью спрашивает Следователь.
— Конечно, — отвечаю я, — до сих пор и стыдно, и больно, и сознание непоправимости сделанного мучает, когда вспоминаю об этом.
Кстати, а чего это они, сзади там, примолкли?
Тишина. Не совсем мёртвая, слышно злобное сопение, хрип как от удушья, но молчат, пока молчат.
— А скажите мне, пожалуйста, — умоляющим голосом вопрошаю я, — кто из этих гадов конкретно в этом виноват? Кто из них всё это устроил?
— Маммона конечно! — уверенно восклицает в ответ Следователь, — удавленина — это жертвоприношение ему. Иуда Искариот кем был?
— Вор, сребролюбец, — отвечаю я.
— Ну вот тебе и ответ.
— Так вот откуда у нас, в народе, поговорка "за копейку удавится" появилась, — наконец-то понимающе, киваю я головой.
— Продолжим, — со вздохом говорит "снегурочка", протягивая мне, снятую с "экрана айпада", не то бумагу, не то матовый полупрозрачный пластиковый