Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма - Виктор Кондрашин

А.И. Анишев подробно анализирует борьбу большевиков с чехословацким мятежниками и белогвардейцами на Средней Волге. Основываясь на мемуарах белогвардейцев, он сделал вывод о том, что одной из причин побед Красной армии над чехословаками и Колчаком явилось нежелание крестьян воевать на их стороне{27}.

Заметный след в историографии проблемы оставили вышедшие в свет во второй половине 1920-х гг. публикации М.И. Кубанина. В них содержатся положения, не потерявшие своей научной значимости и в настоящее время. Так, на основе анализа махновщины и других крестьянских движений против большевиков он признал факт отсутствия у советской власти прочной опоры в деревне{28}. Он констатировал враждебное отношение крестьян к советской власти в 1919 г. из-за проводимой ею в деревне политики. Именно по этой причине, по его мнению, большевики были вынуждены прибегнуть к насилию по отношению к крестьянству, на что те ответили восстаниями. Кубанин считает, что в Гражданской войне крестьяне-«середняки» пытались занять «самостоятельную позицию», будучи вынужденными выбирать из двух зол{29}. Он выступил против оценки крестьянских восстаний как антисоветских и контрреволюционных по своим целям и содержанию, поскольку восставшие выступали за сохранение советов, но только без коммунистов{30}.

Анализируя причины крестьянского движения на Украине, Кубанин видел их в социальных противоречиях между пролетариатом и мелкобуржуазным, по сути, крестьянством, в провале товарообмена между городом и деревней, в насильственном внедрении коллективных форм ведения хозяйства{31}. Таким образом, по его мнению, можно утверждать, что в основе крестьянского протеста лежал объективный фактор — политика большевиков, сделавшая его неизбежным.

В двадцатые годы рассматриваемая проблема получает освещение на страницах военных изданий. Публикуется множество работ, посвященных различным аспектам истории Красной армии в годы Гражданской войны, в том числе проблеме комплектования армии и дезертирства из ее рядов.

Так, например, в монографии С. Оликова в центре внимания оказалась проблема дезертирства из Красной армии. В ней впервые в историографии показаны реальные масштабы этого явления и затронута проблема «зеленого движения» на территории Советской России в годы Гражданской войны. По мнению автора, причины массового дезертирства крестьян из Красной армии напрямую были связаны с состоянием тыла. Именно влияние тыла способствовало «разложению армии». Деревня засыпала действующую армию сообщениями о полном отсутствии рабочих рук в хозяйстве, о недостатке или отсутствии пособий, о несправедливых действиях местной власти и пр.{32}

Реакцией на подобные сообщения было «массовое дезертирство» красноармейцев, которое Оликов рассматривает в неразрывном единстве с «массовым бандитизмом», определяя последний как «воинствующий вид злостного дезертирства». «Массовый бандитизм», по его мнению, был выражением стихийного протеста «малосознательных масс против действий власти» и Гражданской войны как таковой. Он порождался войной и был ликвидирован с ее завершением{33}. В своей работе Оликов подробно пишет о том, как большевики боролись с дезертирством и «зеленым движением»{34}.

Масштабы «зеленого движения» в указанный период показаны в монографии Н. Мовчина, посвященной комплектованию Красной армии в годы Гражданской войны. Наибольшую опасность для большевиков «зеленые» представляли летом 1919 г., когда волна дезертирских восстаний прокатилась по прифронтовым губерниям центрально-черноземного района Советской России. В Воронежской и Тамбовской губерниях дезертиры соединились с белоказаками, линия восстания «зеленых» захватила Саратовскую губернию, шла к Балашову, на Тамбов, создав даже угрозу Южному фронту{35}.

В трудах историков 1920-х гг. затрагивается не только история крестьянского движения против большевиков, но и против существовавшего в Среднем Поволжье во второй половине 1918 г. Комуча.

Так, И.А. Колесников, анализируя ситуацию, сложившуюся на территории Самарской губернии в 1918 г., приходит к выводу, что неспособность Комуча создать «крепкую вооруженную силу» определялась позицией крестьянства, уставшего от Гражданской войны, испытавшего на себе «зубодробительную военную практику реакционного монархического офицерства»{36}.

В. Владимирова, обращаясь к теме Комуча, также подчеркивает тщетность попыток «демократии» «опереться на крестьянство». Она указывает, что часть крестьянства встретила «сочувственно чешский переворот», в первые его дни «произошло некоторое колебание кулацких и середняцких масс в сторону буржуазии». Но уже через пару месяцев господства учредиловцев настроение крестьян резко изменилось{37}.

В сборнике документов и материалов о Самарском Комуче, опубликованном в 1924 г., указывается на факт разного отношения к его власти кулаков, середняков и бедняков: кулаков — сочувственное, большинства середняков и бедноты — резко отрицательное{38}.

В рассматриваемый период выходит немало других работ, в которых тема крестьянского сопротивления советской власти в годы Гражданской войны находит то или иное освещение. Утверждается точка зрения, согласно которой в годы Гражданской войны сформировался нерушимый военно-политический союз рабочего класса и трудового крестьянства. Крестьянские восстания классифицированы как «кулацкие мятежи», инспирированные антибольшевистскими партиями и агентами белых армий. Руководящая роль в этих восстаниях принадлежала кулакам, дезертирам, эсерам, агентам Колчака и Антанты. Историки признают факт участия в восстаниях и крестьян-середняков — из-за их политической несознательности и обмана со стороны подстрекателей. В качестве основных причин «кулацких мятежей» называют продразверстку, недовольство насаждением совхозов, «некорректное поведение» отдельных представителей местной власти{39}.

Применительно к истории крестьянского движения в Поволжье одной из таких работ можно назвать монографию И.А. Колесникова «Военные действия на территории Самарской губернии в 1918–1921 годах» (Самара, 1927). В ней автор характеризует «чапанную войну в Среднем Поволжье» как кулацкое восстание, в которое оказалась вовлечена часть крестьян-середняков, поддавшихся антисоветской агитации. В то же время он указывает, что восстание было обусловлено «измученностью крестьянства в процессе войн», упадком его хозяйства, «жесткой продовольственной политикой советской власти»{40}. В этом же ключе написана работа Б. Тальнова, посвященная другому крупнейшему крестьянскому восстанию в Поволжье в годы Гражданской войны — «вилочному восстанию» февраля-марта 1920 г.{41}

Научная ценность вышеупомянутых работ состоит в том, что в них содержится немало фактического материала, раскрывающего мероприятия центральных и местных органов советской власти по профилактике и ликвидации крестьянских выступлений{42}.

Говоря об историографии проблемы рассматриваемого периода, нельзя не остановиться на литературе русского зарубежья и воспоминаниях видных деятелей антисоветского движения. Так, в вышедшем в свет в 1918 г. под эгидой Самарского Комуча сборнике документов об аграрном движении в Самарской губернии в 1917–1918 гг. опубликованы основные законодательные акты Комуча по крестьянскому вопросу{43}. Он органически дополняет вышедший в 1919 г. там же, но уже в большевистской интерпретации, историко-литературный сборник о деятельности Комуча{44}.

Немало интересной информации об аграрном движении в Самарской губернии в 1917–1918 гг. содержится в публикациях и воспоминаниях одного из видных деятелей Комуча П.Д. Климушкина{45}. Он объяснил нежелание крестьян воевать против большевиков их усталостью от войны, страхом перед перспективой восстановления прежних порядков, насаждаемых в деревне бесчинствующими и не подчиняющимися власти Комуча монархически настроенными офицерами Народной армии{46}.

В воспоминаниях другого деятеля Комуча — Г. Лелевича (Л. Могилевского) сообщается о поддержке крестьянами Самарской губернии на начальном этапе мятежа чехословаков и образованного с их помощью правительства: об организации крестьянских эсеровских дружин, снабжении продовольствием чехословацких войск и т. д.{47}

К истории взаимоотношений Комуча и крестьянства обращается в своей книге еще один его деятель, впоследствии видный сталинский дипломат И.М. Майский. Именно благодаря ему в советской историографии применительно к Самарскому Комучу утвердился термин «демократическая контрреволюция»{48}. По его наблюдениям, крестьянство не проявило «особой активности» в поддержке Комуча в силу своей архаичной натуры. «Крестьянин по натуре архаичен, — писал Майский. — Он большой индивидуалист и очень не любит, когда кто-нибудь вмешивается в его дела, особенно когда кто-нибудь пытается наложить руку на его хозяйство»{49}. Майский констатирует, что деревня, «забывши про политику, целиком погрузилась в свои хозяйственные дела». Крестьяне были довольны, что никто их не тревожит и, на первый взгляд, могло казаться, что они «глубоко сочувствуют власти Комитета». Однако это было не так. Ситуация изменилась, как только Комуч начал мобилизацию крестьян в Народную армию, т. е. попытался заставить крестьян выполнять государственные повинности. Вместо поддержки Комуч получил крестьянское противодействие, вплоть до открытого сопротивления{50}.