Код Электры - Мария Энгстранд

Одетые во все черное участники сеанса сели в круг на полу и поставили фонарики на ковер. Мона прошла по комнате со свечой и зажгла длинные стеариновые свечи, поставленные везде: на столах, полках и подоконниках. Зажигаясь одна за другой, они осветили небольшое пространство вокруг, так что комната постепенно проступала из темноты. Бесполезные вещи Моны тоже показались, блестя и отбрасывая тени причудливой формы. «Бесполезные вещи» – так я называю всякие странные предметы, расставленные Моной по всему дому. Это может быть все что угодно: перья и маленькие веточки, осколки стекла или кусочки металла. Мелкие предметы, которые на самом деле ни для чего уже не используешь. Поэтому мне кажется, будто они обладают магическими свойствами, хотя точно не знаю, какими именно. Сейчас отблески свечей приплясывали на статуе бога со множеством рук, освещали странные камни и картины, отражались в зеркалах и призмах. Тени и отблески казались ожившими. У меня по спине пробежала дрожь. Хотя я знала, что мы сидим в гостиной Ореста, в самом обычном доме в Леруме, и ничего особенного не происходит – просто Мона зажгла несколько свечей, – меня не покидало ощущение, будто вся комната изменилась, исказилась, утратила четкость очертаний.

Зажигая свечи, Мона читала заклинание:

– День и ночь… – она зажгла две свечи в подсвечнике на комоде, – …солнце и луна… – она зажгла два свечных огарка в бутылках на подоконнике, – …птицы и рыбы… – свечи на журнальном столике, перед которым сидели мы, – …вода и камень… черное и белое… Добро пожаловать всем, кто хочет войти!

Наконец все свечи были зажжены, и Мона уселась в общий круг.

– Духи, мы ждем вас, – закончила Мона своим поющим голосом.

Ничего не произошло. Никто не пошевелился.

Стояла полная тишина.

Выждав довольно долго, Мона повторила:

– Духи, придите к нам!

И снова ничего. Все сидели неподвижно, уставившись в центр круга.

Я уже начала было задремывать в полумраке, когда кто-то вдруг произнес:

– Я здесь.

Это была Мона. Но говорила она не своим обычным сердечным голосом. Голос звучал необычно монотонно, словно говорил кто-то очень уставший или обращался к тому, кто очень далеко. У меня снова волосы встали дыбом. Может ли так быть на самом деле, что какой-то дух разговаривает через Мону? И что он скажет? А что, если сообщения из потустороннего мира и впрямь могут доходить?

Но, знаете ли, вышло все очень скучно. Если Мона и вправду приняла сигналы из потустороннего мира, то им там не очень весело живется. Или же с нами говорил какой-то очень рассеянный дух. Все, что он смог ответить, когда его спросили, как живется там, в потустороннем мире, – это слова «свет» и «покой», а когда один из участников спросил, там ли его дядя Арнольд, дух ответил:

– Я вижу человека со светлыми волосами…

– Да ведь дядя Арнольд был лысый, – сказал тот, кто спрашивал про дядю Арнольда.

– Потусторонний мир непознаваем, – ответил дух.

Ну и все в таком духе.

Подумать только, что визит сверхъестественного духа мог оказаться таким скучным! Пожалуй, даже скучнее, чем обычные взрослые гости.

Участники сеанса задали голосу разные вопросы, и вдруг дух заявил, что ему пора.

Мона долго сидела с закрытыми глазами. Потом заговорила своим обычным голосом:

– Поблагодарим же духов. Поблагодарим за этот сеанс и пожелаем им покоиться с миром.

Она поднялась и взяла свечу. Потом снова обошла комнату и загасила стеариновые свечи. Все сидевшие в кругу в это время поднялись, охая и бормоча что-то себе под нос. От долгого сидения на полу у многих наверняка затекли ноги! Потом все встали в круг и взяли фонарики. И снова показалось, что их лица парят в воздухе, когда все девять поклонились, держа их перед собой. Мона снова поблагодарила духов, и все задули свои свечи.

Все, кроме одного. Испещренное морщинами лицо с темными глазницами было по-прежнему освещено. В комнате прозвучал голос, глубокий и жуткий, который напугал меня до полуобморока.

– Тьма! – произнес голос. – Тьма против света!

Электра пискнула и прижалась к моей руке. Я услышала тяжелые шаги в темноте – вероятно, остальные участники сеанса тоже перепугались. Может быть, не меньше, чем я! Я не решалась даже дышать.

– Ищи! – сказал голос. – Ищи ради тьмы и света! Ищи в земле! Ищи под камнем! Под камнем Сильвии! Ради тьмы и света! Под камнем Сильвии!

Потом раздался треск, лицо исчезло, и все погрузилось во тьму. Кто-то столкнулся с кем-то в темноте, несколько голосов закричали одновременно, и я услышала всплеск. Когда зажгли люстру, Орест стоял с пустым ведром над каким-то человеком, а тот лежал, растянувшись, на цветочном ковре на полу.

Этот человек был старый и сморщенный. Черная ткань на голове съехала, обнажив короткую прическу из седых кудрей. Я узнала ее. Ее зовут Герда. Это прабабушка того Анте, который учится в одном классе со мной и Орестом. Ей за девяносто – в таком возрасте человек наверняка знает многих умерших. Она закашлялась, заморгала, и Мона помогла ей встать. Все участники сеанса заговорили наперебой; все спрашивали, как это произошло и не хочет ли она воды, хотя она была вся насквозь мокрая после попыток Ореста потушить пожар.

Я взглянула на Ореста. Он тоже посмотрел на меня. Его черные глаза, в которых мне всегда чудилось отражение звездного неба, казались серьезными, как обычно. Мне стало интересно: его сердце заколотилось так же бешено? Ведь из всех, кто был в комнате, только он и я знали, где находится камень Сильвии.

Вернее, могила Сильвии.

3

Пока все участники сеанса снимали черные покрывала и искали в прихожей Моны верхнюю одежду, я побежала домой. Не хотела отсутствовать долго, не хотела, чтобы мама заметила, – ведь я ушла куда-то вечером, не предупредив. А она так легко превращается в Тревожную маму.

Электра забежала в наш дом не в первый раз. И летом, и осенью она то и дело появлялась у нас, словно повторяющийся сюрприз, маленькая и веселая, всегда с мохнатым медвежонком в руках. Иногда мы, зайдя на кухню, обнаруживали, что она роется в хлебнице. Иногда я находила ее в шезлонге в саду. А иногда – в моей комнате. Мама и папа любят Электру. Стоит ей только появиться, они тут же начинают шутить с ней и брать ее на руки. Но мама сердится: она считает, что маме Электры надо бы получше приглядывать за ней, чтобы та не потерялась, не утонула и все такое.

Моя мама