Пираты сибирского золота - Александр Сурков

— Куда путь держишь, хозяин?

— Да вот хлебушка на прииск везу, а вы отколо и куда?

     —  Дело хорошее, на прииске хлеб-то кончился ещё в прошлом месяце, едят мясо да грибы с ягодами, — ответил безбородый за всех. — Вот вишь напасть какая — две лошадки были, да одна на переправе поскользнулась да её и унесло, а вторую ночью пастись отпустили, так её

медведь задрал, вот и идём пеше втору неделю. Охотой да лесным кормом живы. Хорошо, что чай да соль остались при нас впотьмах, а то бы совсем кисло было. Скажи, любезный, а у тебя чай хлебца-то нет? Мы купим, не сумневайся.

   У Кости 10 краюх хлеба были завернуты специально для дальнего пути, да ещё 2 мешка сухарей имелось в запасе.

   Народец стоял поодаль, не хамил, разговор шёл спокойный, вид у них был простецкий, видно было — трудяги, однако хлебнувшие лиха. Начатую краюшку хлеба он отдал им сразу. Мужики радостно сбросили котомки, которые  с глухим стуком упали у  дороги, положили ружья, безбородый достал нож, поделил хлеб на четыре ровных ломтя. Не торопясь, каждый взял свою часть, присел на корточки и медленно, с великим удовольствием начал есть.

   Откусив по  2–3 раза,  люди аккуратно положили остатки в карманы и решили пить чай. Задымился костерок, у возницы был чай в пачках, ватага же имела плиточный. Заварили Костиного, а когда он принёс сахар колотый, народ заулыбался. Однако сахарку-то, почитай, месяца три не видали. За разговором Константин выяснил, что это малая артелька старателей. Нашли ручеёк со щёткой[1], с 25 аршин с этой щёткой, что на дне ручейка, взяли более 100 фунтов шлихового золотишка. Костя смекнул про себя, это ведь более 40 килограммов драгоценного металла. В деньгах выходит почти 60000 рублёв. Во класс! Костя рассказал про себя, как вёз муку до посёлка, да сколько отдал за лошадей, телегу, всё как есть. Солнышко уже садилось и все решили заночевать, сварив на ужин каши и сдобрив её подсолнечным маслом из запасов возницы. Ночи уже были прохладными, а посему сделали хорошую нодью[2] из толстых сухих лесин и стали было укладываться. Костя «вспомнил», что у него пара фляжек с хлебной, и хоть это на пятерых маловато, но для сугреву будет в аккурат. Мужики в части водки постились уже не менее 3-х месяцев и это известие восприняли с удивительным воодушевлением, достав из одной котомки сложенную в туесок черемшу на закуску. Ещё одна краюшка хлеба была нарезана и полита маслом. Костя принёс обтянутую кожей фляжку и только хотел разливать, как безбородый строго попросил:

— Хлебни-ка ты из неё первым, хозяин!

Вот когда Костя понял, кем на самом деле был его «верный человек», и сделал хороший глоток, закусив хлебушком с черемшой. Мужики молча сглотнули слюну, уставившись на счастливца. Минут эдак через 15 безбородый сам аккуратно разлил по булькам (посуда была разная) хлебную в пять кружек, встал и сказал:

— Господь помог с фартом![3]

   Все перекрестились и, в отличие от Константина, который единым махом выпил свою, медленно, смакуя каждый глоточек, буквально цедя, осушили свои кружки. Крякнули, степенно закусили. Разговор потёк веселее. Естественно, все стали сетовать, что хорошо, но мало. Кое-кто оставил не доеденный закусь. Наш герой больше слушал, отвечал  на  вопросы  односложно, пребывая в странном состоянии, достать или не доставать  ту самую вторую, «грязную» водку. Что будет, если и её заставят пить первому? Однако мужики захмелели. Видать, слабы на водочку, коль с малой порцайки так шумят. Не осознавая себя, хотя прибытие  уже посчитал, он  ещё раз «вспомнил», что на крайний случай есть у него малость, но попросил за неё (эту малость) денег. Как ни как, он торгует, и встречная бригада ему не родственники. Безбородый сунул руку в тужурку и сказал:

   — Лови! — бросив в Костю комочек размером с еловую шишку. От волнения не сумел поймать брошенное и эта «шишка» глухо стукнулась о землю, упав возле него.

   Взяв комок в руку, про себя отметил — тяжёлая — золотников 6[4] будет, встал и направился к телеге. Залез под рогожу, которой были укрыты мешки с мукой, нащупал жестяную фляжку. Показалась она ему, что те пудовая гиря, а в голове стучит: «Душегуб, душегуб, антихрист рода человеческого, что ж ты делаешь...», а сквозь стук из-под мешков краешек золотого солнца выглядывает и под рогожей его подлость освещает. Всё это длилось не более полминуты и трясущимися руками он вытащил флягу и спрыгнул с воза, высоко держа её над головой под одобрительные крики артельных.

   Безбородый поднялся навстречу, выхватил флягу из Костиных рук и, сказав, что братцы впервые в этом сезоне пьют на свои кровные, со скоростью молнии разлил в метущемся пламени костра, опять же по булькам, всю фляжку до дна. Все встали и приникли к сосудам с отравой. Костя стоял сбоку и, подняв кружку, когда все пили, пролил её мимо рта на землю. За треском костра звука льющегося никто не услышал.

   Все уселись вокруг огня на расстеленную одежду, опершись на котомки, и заговорили разом. Про Костю, казалось, забыли, и он тихо отошёл к телеге, поправил рогожу. Лошадей он выпряг раньше и задал им овса. Под прикрытием воза перешёл дорогу и, крадучись, стал уходить в тайгу. Он буквально крался, стараясь не наступить на сучок, а у костра уже запели какую-то песню. В голове снова застучало: «Душегуб,  душегуб, ирод...» Золотое солнце стало чёрной луной. Голоса как-то вдруг стихли. Мёртвая глухая ночь заполонила всё пространство вокруг. Стало холодно. Сырой туман каплями росы упал на всю чудовищно чёрную темноту. Споткнувшись, беглец свалился в яму под вывороченными корнями ели и затих, уставившись в небо, где сквозь клочья тумана металлом с синим и зелёным отливом как-то неестественно ярко загорались и гасли, мерцая и переливаясь, бессчётные звёзды. Тишина ничем не нарушалась. Яркой полосой, мелькнув только на миг, упала звезда, за ней вторая, третья и через более длинный промежуток — четвёртая.

   Костя знал — дед рассказывал о том, что если упала звезда, то умер человек. Холодный пот прошиб не только тело, но и душу. Мерзко застучали зубы. Он всю ночь провертелся под корягой, а когда с рассветом вылез, весь в глине и чёрных пятнах от головешек, на земле лежал иней. Идти или не идти назад к месту ночёвки? Холод уже настолько одолел его, что, когда он пытался расстегнуть одежду и достать револьвер, пальцы его не слушались. Над сопкой показался край солнца. С револьвером в руке он медленно подходил к бивуаку. Из-за телеги с мешками к небу поднимался дымок костра. Тишина давила. Он, таясь, выглянул из-за воза. У ещё тлеющего костра в разных позах лежали люди, но только трое. Четвёртого на месте не было.