Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Неподлинны: «Беседа на Сретение Господне»[1437] и письма — Кирилла к Юлию Римскому и Юлия к Кириллу о дне Рождества Христова[1438], Августина Иппонского к Кириллу и Кирилла к Августину о смерти и чудесах блж. Иеронима[1439]. Сохранившаяся на арабском языке «Беседа Кирилла, епископа Иерусалимского, об обретении Креста» еще не исследована.

Догматическая точка зрения св. Кирилла Иерусалимского и значение его творений

Катехизические слова св. Кирилла признаются одним из драгоценнейших памятников христианской древности и свидетельством той великой заботливости и педагогической мудрости, с какой Церковь стремилась преобразовать согласно с христианским идеалом всю жизнь оглашаемых и просветить Христовой истиной их разум, омраченный многоразличными заблуждениями. Понятно поэтому, что сравнительно небольшой по объему круг этих катехизических бесед ставит автора их в ряд великих учителей Церкви и важнейших свидетелей ее учения. Ряд оглашений, неразрывно связанных одно с другим и представляющих полное руководство для изучения христианского вероучения, — единственный этого рода памятник такой древней эпохи; он излагает с возможной ясностью, полнотой и точностью главнейшие догматы, которые Церковь того бремени принимала как необходимые для спасения каждого. Но догматическая позиция св. Кирилла Иерусалимского в тот век, когда весь Восток охвачен был спорами, возникшими на почве арианства, представляется как будто неопределенной. Св. Кирилл первоначально признавался арианами если не своим, то, во всяком случае, не внушающим опасений для их интересов, но затем подвергается преследованиям именно со стороны ариан. Однако в своих катехизических поучениях он не называет ариан и не ведет полемики с ними. В основу своих оглашений он полагает Иерусалимский символ, а не Никейский, и совершенно не употребляет в них термина ομοούσιος, стоявшего на знамени борцов православия. Между тем учение его о Сыне Божием и Св. Духе — вполне православное.

Это обстоятельство без всяких натяжек может быть объяснено следующими соображениями. Несомненно, что в рядах деятелей Никейского собора было немало выразителей того определенного в своих существенных особенностях направления, которое представлено богословием свв. Иринея и Мефодия, — последний засвидетельствовал его жизненность перед самым началом арианских споров. Оно, конечно, не исчезло, а начавшаяся борьба заставила представителей его обнаружить и свое участие в круговороте никео-арианских движений. Это было строго консервативное направление, которое не отрицало значения богословской науки, но ограничивало ее значение, не допускало философскобогословской разработки своего учения и не выражало его в философско-богословских терминах, а считало необходимым остаться при наследии преданного, исповедовать то, чему учила древность в своих символах. Представители этого типа богословской мысли составляли значительную часть членов Первого Вселенского собора. Они отвергали арианство как ересь, но подозрительно относились и к новым терминам и понятиям, какие предположено было внести в изложение веры, считая это опасным нововведением, отступлением от древних мнений. Они приняли Никейский символ, но после собора скоро оказываются даже в рядах антиникейцев, находя соблазнительным и опасным термин ομοούσιος: Никейское определение они не считают чистейшим выражением веры, соответствующим подлинному учению Церкви. Епископы этого богословского направления составляют большинство на Антиохийском соборе 341 г., где в противовес Никейскому символу выдвигают авторитет древности, то, чему изначала научились веровать, — они затем входят в состав партии омиусиан. Но все время, несмотря на борьбу против Никейского символа и его защитников, они стояли на почве строго-церковного консерватизма, что и доказывают своим безусловным соединением с православными ко времени Второго Вселенского собора, когда богословскими трудами каппадокийских отцов было выяснено, что «единосущие» не заключает в себе савеллианства.

К этому именно направлению принадлежал и св. Кирилл Иерусалимский: не пользуясь Никейским символом, не употребляя ομοούσιος и полагая в основу катехизических поучений символ иерусалимской Церкви, он предупреждает слушателей, что этот символ не есть дело рук человеческих и что каждое его слово может быть подтверждено Священным Писанием. Соответствия со Священным Писанием вполне достаточно. Он резко полемизирует против Савеллия и Маркелла, подозреваемого в савеллианстве. При отдельных положениях учения он не отказывается от проведения разумных доказательств, но не дает ничего, что напоминало бы систему учения, и не обнаруживает стремления к ней, а только раскрывает и выясняет содержание символа. В его катехизических поучениях нельзя найти ни малейшего следа влияния какой-либо философской школы, — он везде и во всем остается чисто церковным писателем, стоящим на почве церковного Предания. На соборе в Селевкии в 359 году он оказывается в рядах омиусиан, а на Втором Вселенском соборе выступает как чисто православный деятель. И действительно, св. Кирилл Иерусалимский, не употребляя никейских выражений, такими яркими чертами изображает Божественное достоинство Сына, что не может быть сомнения относительно его правомыслия. «Не просто должно веровать во Христа Иисуса, — говорит он (Cateches. XI[, 1]), — и принимать сие подобно не как об одном из многих несобственно именуемых Христом; ибо те были христами прообразовательно, а Сей есть Христос истинный; и Он не человек[1440], чрез преспеяние достигший до священства, но от Отца [всегда][1441] имеющий священническое достоинство».

Он Сын не по присвоению, но Сын по естеству, Сын единородный: «Слыша наименование "Сын", не принимай слышимого в несобственном смысле, но разумей Сына действительного, Сына по естеству, безначального, не из рабства постепенно достигшего до всыновления, но Сына от вечности, рожденного неведомым и непостижимым рождением... Сей не иным чем был и иным сделался [(έγννήθη)], но из ничего[1442] рожден Отчий Сын, сущий выше всякого начальства (Эфес. 1: 21) и веков. Сын Отчий, во всем подобный Рождшему, Вечный, родившийся от Вечного [Отца], Жизнь от Жизни, Свет от Света, Истина от Истины, Премудрость от Премудрости [(σοφία έκ σοφού)], Царь от Царя, Бог от Бога, Сила от Силы» [(Cateches. XI, 4)]. «Отец родил Сына, не как у людей ум рождает слово, потому что у нас [ум ипостасен (ένυπόστατος), а][1443] слово, будучи произнесено и разлившись в воздухе, исчезает; мы же знаем, что рожденный Христос есть не слово произносимое, но Слово ипостасное и живое, не устами излагаемое и рассеявшееся, но вечно, неизреченно и во ипостаси рожденное» [(Cateches. XI, 10)]. Рождение непостижимо. «Мы не обещаем сказать, как Он (Отец) родил, а только утверждаем, что родил не так[1444]. И не мы только не знаем рождения Сына от Отца — не знает и всякое созданное естество» [(Cateches. XI, 11)]. «Один Рождший ведает Рожденного, и Рожденный Им знает Рождшего» [(Cateches. XI, 13)]. Сын есть истинный Бог, и отличительные свойства божества не пременимы и в Сыне: совершен Рождший, совершен и Рожденный; и Рождший — Бог, и Рожденный — Бог [(Cateches. XI, 18)].

О Святом Духе св. Кирилл высказывается несколько неопределеннее, несомненно, в полном согласии с современным ему положением вопроса. «О Святом Духе да будет нами сказано одно только написанное; если же чего не написано, не будем о том и любопытствовать» [(Cateches. XVI, 2)]. «Един есть только Дух Святой, Утешитель, как един Бог Отец и нет другого Отца, и как един Единородный Сын — Божие Слово и нет у Него брата, так един только Дух Святой и нет другого равночестного Ему Духа. Посему Дух Святой есть наивеличайшая Сила, — Он божествен и неисследим» [(Cateches. XVI, 3)]. Он жив, разумен, освящает все творимое Богом через Христа [(ibidem)]. Он со Отцом и Сыном чествуемый и во время святого крещения во Святой Троице совосприемлемый [(Cateches. XVI, 4)]. «Не трех возвещаем Богов.., напротив того, Святым Духом через единого Сына возвещаем единого Бога» [(ibidem)]. Как видно, в этих словах ясно выражается учение о Божественном достоинстве Св. Духа и Его равночестности во Св. Троице. Но св. Кирилл останавливается преимущественно на деятельности Св. Духа в людях, как в Ветхом, так и в Новом Завете (Cateches. XVI; XVII).

Однако катехизические поучения св. Кирилла Иерусалимского ценны не столько учением о Св. Троице, сколько чрезвычайно важными свидетельствами о таинствах крещения, миропомазания и Евхаристии и обрядах, употреблявшихся при совершении этих таинств. Мы отметим только догматическую сторону учения св. Кирилла о названных таинствах. «Внимательно взирай на сию купель, — говорит св. Кирилл, — не как на простую воду, но как на духовную благодать, подаваемую вместе с водой. Ибо как приносимое на жертвенник, по природе будучи просто, оскверняется призыванием идолов, так и наоборот, простая вода, по призвании на нее Св. Духа, Христа и Отца, приобретает силу святости» (Cateches. III[, 2/3]). «Великое дело — предстоящее крещение: оно — искупление пленным, оставление прегрешений, смерть греха, пакибытие души, светлое одеяние, святая нерушимая печать, колесница на небо, райское наслаждение, предуготование Царствия, дарование всыновления» (Procateches. [16]). «В одно и то же время вы и умирали, и рождались; и спасительная вода сослалась для вас и гробом, и матерью» (Mystagog. II[, 4]).