Выше головы! - Расселл Джонс

— Почему это? — нахмурился я, наконец-то делая выбор между томатным и грибным супом. — Что-то мешает?

— Похоже на то, — и Кетаки перевела взгляд на меня. — Это твоя станция, — прежде чем я успел открыть рот, пояснила своим мягким музыкальным голосом:

— Нас оценивают через тебя, а не наоборот. Нравится тебе это или нет… Скорее всего, очень не нравится, но это действительно так. И пока так будет, не стоит изображать равноправность между нами! Не надо, Рэй! Особенно сейчас.

— Это вы так видите, — возразил я, невзирая на недавние события, которые вполне подтверждали это жутковатое заявление.

Знаменитость. Звезда. Символ. «Кортес прав — я один из тех, на чьё мнение оглядываются? Обычно это Глава Станции или какой-нибудь видный учёный, ну, а у нас — андроид А-класса. Выходит, и Жубер по-своему прав, опасаясь появления «сотни рэйчиков» — может, и не так всё сложится, но как-нибудь моё положение проявит себя».

Уже проявило. Когда Инфоцентр неправильно расценил «всеобщую любовь» и попытался ускорить сближение людей и ИскИнов. Чего это стоило?..

— Что я должен сделать? — поинтересовался я, прерывая затянувшееся молчание — суп был отличный, я и не смог оторваться от него, пока не прикончил. — Надо что-то разрешить? Кого-то простить?

— Я заслуживаю прощения? — переспросила Туччи, и голос её был невыразительным, а выражение глаз всё таким же настороженным.

Ответил я не сразу — трудно было сформулировать.

— Да. Конечно! И я признаю, что эти ваши игры… они повлияли на меня, сделали меня мной. Конечно, если бы вы попытались поступить так с кем-нибудь ещё, и я бы это заметил… сейчас… Я не допустил бы! Но понятно, что эта ситуация не повторится. Будет что-то другое, с другими людьми.

— Но я заслуживаю прощения?

Осталось пожать плечами.

— Я же сказал, что да! Но это моё мнение. Так-то я не обижен. Я вообще не вспоминаю, что было.

— Те дни? Как будто это не с тобой? — продолжала расспрашивать она.

Я вновь задумался. Те дни, когда Юки была малышкой… «А как она пробежалась по мне, гонясь за хомячком!»

— Нет, не так. Только плохое. Только то, что причиняло боль… — и уточнил. — Что, это какой-то тест?

— А тебе он нужен? — парировала Туччи и мельком посмотрела на Кетаки. — Ты получил все права человека. И если тебе понадобится проверка психического здоровья — тебя официально известят.

— Но вы не считаете меня человеком?

— Я не знаю, кто ты, — призналась она, и её охотничий взгляд был устремлён куда-то в пространство. — Тогда ты был андроидом А-класса. Что стало с тобой после моего отъезда, я не знаю. И я уже не практикую. Только теория.

— И что говорит теория? — наседал я, забыв про остывающее второе.

— Теория тебя не учитывает, — объяснила она, отодвигая опустевшую тарелку. — Соцмониторинг — это наука о людях и их поведении. При чём тут андроиды?

…Детские голоса и уют семейного счастья — после слов Туччи эта идиллия воспринималась как сон. Простые тильдийцы не заморачивались на такие тонкости и относились ко мне, как одному из своих. Верхушка Администрации старалась не противоречить этому мнению. Я успел позабыть, что есть и другая точка зрения — судя по всему, Вильма Туччи перебралась в тот лагерь. Или они всегда придерживалась этой позиции, просто не проговаривала вслух? Тогда это многое объясняет…

Я вспоминал, что она говорила, пока ехал из Северного сектора, заканчивал все дела на складе, а потом добирался в Западный на ужин с Зотовым и остальными. Даже во время дружеской пирушки слова спамерши звучали у меня в ушах, так что Бидди обеспокоено уточнила, «всё ли у меня хорошо», а я вздрогнул, вспомнив, что этим же интересовалась Кетаки.

— Всё хорошо, спасибо! Дана улетела, Зейд тоже. Волнуюсь за них. И за тех, кто остался…

— Ну, и зря, — в наш разговор вмешался Анда, как всегда, грубовато-жизнерадостный. — У каждой стороны свой кайф! Птички посмотрят мир, яички себя покажут…

— Как ты их назвал? — усмехнулся Зотов.

— «Яички». А как их ещё называть? Остались в гнёздышке! А ты что подумал?

— Я тоже был таким яичком. И ты, — напомнил тот.

— Ну, да. И что?

Пока они перебрасывались двусмысленными словечками, я посмотрел на бицепсы Зотова, сидевшего рядом со мной, а потом окинул взглядом великанскую фигуру Анды. Он силён! И он не сложный человек. Шепни я ему, что надо схватить и придержать вот того белобрысого, который сидит напротив нас, и Анда сделает это и только потом спросит, зачем это нужно. А я за это время успею связаться с Хёугэном — попрошу его обезвредить Рутендо Аня. И всё. И не понадобится ничего делать! Закончится и шантаж, и моё беспокойство, которое всё труднее сдержать.

Мне не понадобится ничего делать — так точнее. Всего-то надо взять — и переложить ответственность на других. Поделиться, как дети делятся игрушками и сладостями. Пусть всем хватит! Пусть все отдуваются за последствия моих решений! И не только тильдийцы — всё человечество, ведь Жубер намекал, что и на «Ноэле» кто-то есть, и пока не доказано обратное, рискуют и тамошние жители.

«Жубер и его сообщники замыслили эту операцию только потому, что я вел себя «заметно». Не просто держался, как все — выпячивался изо всех сил, совал любопытный нос в любую щель, старался везде успеть. Но я же не делился славой! Я принимал её всю на себя. Почему же сейчас, когда пришло время расплачиваться, я хочу подсунуть других? Привык, наверное. Чуть запахнет жареным — бегу умолять о подмоге. Спаси, Ниул, стань Главой! Спаси, Макс, возглавь ТФ! Спасите кто-нибудь! А сам уже не умею… А ведь это самое трудное!»

Сказавшись уставшим, я ушёл пораньше, хотя друзья продолжали сидеть. Торопился расстаться — как будто ощутил себя заразным. Но в комнату так и не возвратился: принялся бродить: сначала по Воскресной зоне Западного сектора, потом приехал к себе в Восточный и начал уже там выписывать круги, здороваясь со всеми знакомцами, подходя, чтобы поговорить, присаживаясь, если приглашали — в общем, старался «надышаться перед смертью».

Жубер следовал за мной весь день — лишь изредка его подменял Ань, и тогда я замечал Хёугэна, и то, лишь потому, что знал: у меня тоже есть сообщник. Но я намеренно ограждал инспектора от главного события пятничного вечера. Пришлось солгать о том, что «всё перенесено на завтра, и ему надо отдохнуть и выспаться, а рано утром я всё ему расскажу». Он поверил, но я был настолько взволнован, что даже не ощутил стыда перед этой ложью.

После десяти вечера за мной ходили оба, и Жубер, и Ань, сначала прячась, потом — чуть ли не в открытую. Всё, как я ожидал, и чтобы избежать опасных столкновений с посторонними, держался вдали от едален, где кто-нибудь мог задержаться на поздний ужин.