Требуется волшебница. (Трилогия) - Юлия Набокова

– Местному Гринпису пора бить тревогу, – пробормотала я.

Леший поднял на меня мутный от горя взор.

– Что ты сказала?

– Не обращай на нее внимания, – сердито зашипел кот. – Вечно она блажит!

– Василису мне надо, – тихо прошелестел Леший. – Только она знает, как напасть победить.

– Да, без Василисы никак, – вздохнул Варфоломей.

Вот все и выяснилось. Василиса и есть местный Гринпис: за порядком следит, экологические катастрофы предотвращает.

– Иван уже отправился на поиски, – обнадежил Лешего кот.

– Знаю, я за ним приглядывал до самого Златограда, – кивнул хозяин леса. – Он позавчерашним вечером туда добрался.

Новость отозвалась теплом в сердце. С Ивом все в порядке, спасибо Лешему, который, несмотря на свое плачевное состояние, отвел от рыцаря опасность в пути. Не случилось бы чего в самом городе. И еще этот сон с Ивом, угодившим в яму! Все сны, которые я видела здесь, предупреждали об опасности: колобковый кошмар уберег от ведьминых пирожков, а во сне, в котором Ив оказался в ловушке, я спасалась от ведьмы, присвоившей мою молодость. И если видение про ведьму оказалось правдой, как бы и с рыцарем ничего не стряслось.

– Вот только вестей от него пока нет, – укрепил мое беспокойство Леший. – А ведь у нас уговор был, как он только что разузнает, то сразу через сороку передаст.

– Еще не вечер, – не выразил тревоги кот, – объявится!

– На дорогах тоже неладно, – глухо сказал Леший. – Разбойников развелось, как никогда, волки лютуют – даже огня не боятся.

– Да это не только леса и реки болеют, все Лукоморье занемогло, – в задумчивости протянул кот.

– И началось это после ухода Василисы, – тихо добавила я.

Оба – и кот, и Леший – впились в меня глазами, словно я сказала что-то сенсационное.

– Сначала Василиса исчезла… – начал Леший.

– …потом нехорошо о Бабе-яге заговорили, – подхватил кот.

– …потом лес занемог, – продолжил Леший.

– …а там и на речные угодья напасть напала, – заметил Варфоломей.

– Кто-то пытается лишить всех нас силы! – выпалил Леший.

– Вашу с Водяным силу подрывает, – согласно кивнул Варфоломей, – а бабушкино честное имя чернит и людей против нее настраивает. Не ровен час, избушку подпалят!

– Знать бы, кто этот злодей! – хором воскликнули кот и Леший.

– Уж я бы ему зенки выцарапал! – вспыльчиво пригрозил Варфоломей.

– Уж я бы его еловыми ветками отходил да диких пчел на него натравил, – стиснул кулаки Леший.

– Одно могу сказать точно, – вмешалась я. – Это не Забава, не Стеша и не Любава.

– Сразу все стало ясно, – пробурчал кот.

– Неужто Кощей? – предположил Леший.

Я вздрогнула. Кощей в моем списке подозреваемых значился последним, хотя Варфоломей настаивал, что Кощея как самого загадочного кудесника нужно проверять в первую очередь. В душе я надеялась, что Ив разыщет Василису раньше, чем я доберусь до конца списка, а Василиса мигом разрулит все проблемы, как и положено порядочной Бабе-яге. Пока же было ясно одно: кто-то стремится избавиться от самых влиятельных соперников, в числе которых Яга и властелины водной и лесной стихий. То ли этот кто-то не терпит конкурентов, то ли опасается, что Яга, Леший и Водяной могут помешать его грандиозным планам. А планы в этом случае могут быть только одни – подчинить себе Лукоморье, удерживая бразды правления с помощью магии.

Честно говоря, образ Кощея с ролью властелина Лукоморья у меня никак не вязался – сказывались все те же сказочные стереотипы. Кто такой Кощей? Его тихие радости – прекрасную царевну похитить, над Иваном-царевичем, явившимся невесте на выручку, поглумиться, между делом над златом почахнуть. Ни в одной из сказок Кощей не желал «царствовать и всем владети», не считая кинофильма «Там, на неведомых тропинках», где Кощей при помощи Соловья-разбойника, Змея Горыныча и Лиха одноглазого пленил царя Берендея и партизанку Бабу-ягу, а после заседал в царском тереме, облюбовав трон. Но я в эту историю никогда не верила, потому что Баба-яга там была теткой пионера, который в итоге всех спас, а пионерия и сказочное Лукоморье в моем сознании несоединимы. Пока же наверняка я знала одно: Кощей – темная личность, и слухи о нем ходят самые мрачные. А посему заводить с ним знакомство я не спешила. Тем более после репортажа Колобка и его рассказа о лысом, старом, злобном старике.

– Может, и Кощей, – ответил кот на вопрос Лешего, почесал за ухом и, к моему облегчению, добавил: – А может, и не он.

– Возможно, я чем помогу? – встряла я.

Кот покосился на меня с сомнением, Леший поднял покрасневшие глаза с надеждой.

– Не сильна она в природной магии, – разбил его надежды бессердечный Варфоломей.

– Но я могу хотя бы посмотреть! – заупрямилась я. – Глядишь, пойму, в чем дело.

– Я покажу, – торопливо сказал Леший, цеплявшийся за любую соломинку.

Кот закатил глаза и дернул хвостом, всем своим видом выражая безнадежность моих попыток и тем самым разжигая во мне веру в победу.

– Веди, – велела я и шагнула вслед за Лешим в коридор между деревьями, которые расступались перед нами на глазах.

Вокруг стояла тревожная тишина, нарушаемая только пугливым шепотом листьев и болезненным хрустом веток. На всю округу не было слышно ни одного птичьего голоса – ни крика сойки, ни хриплого карканья вороны, ни чириканья воробья, ни пения дрозда. Даже дятел не напоминал о себе мерным стуком по дереву.

– Леший, – хриплым от страха голосом спросила я. – Почему так тихо?

Тот поднял на меня потухший взгляд.

– В этой части леса особенно неладно, птиц и зверей здесь почти не осталось. Они ушли туда, где еще мало больных деревьев и сухих трав.

Леший вдруг поморщился и схватился за сердце. Мы с котом бросились к нему:

– Что с тобой?

– Ничего, – он прислонился к ближайшему дереву, – сейчас пройдет.

А меня пронзила внезапная догадка: если здоровье леса отражается на внешности его хозяина, может, части леса – это органы тела Лешего? Какая-нибудь сосновая роща – легкие, малинник – правая рука, а дубрава, по которой мы сейчас идем, – его сердце? Тогда, если окончательно вымрет она, умрет и Леший?

– Идем, – позвал Леший, отделяясь от дерева. – Мы уже близко.

Мы шли мимо поникших берез, мимо скорбно стенающих сосен, мимо воинственно нахохлившихся кустарников. Видимых признаков болезней не было, но деревья словно предчувствовали надвигающуюся беду.