Требуется волшебница. (Трилогия) - Юлия Набокова

– Скажешь тоже, в Лукоморье! – гневно возразил Сидор. – Да на всем белом свете второй такой красавицы не найти!

Я скептически глянула на красавицу: побелка от слез размазалась, и теперь лицо чародейки представляло собой бело-розовый блин, на котором по-прежнему двумя коромыслами красовались подведенные углем брови. А вот угольную «помаду» Стеша от волнения съела, и теперь губы алыми маками полыхали на бледной, с разводами побелки, коже.

Стеша, все еще находившаяся под действием разбавленной люблянки, с ликованием воззрилась на Сидора:

– Правда?

Слова богатыря ей были до лампочки, а вот похвала из уст Сидора стала для нее настоящим счастьем. Она даже перестала пытаться запихнуть грудь обратно, а горделиво выпятила ее.

– На тебя, моя душа, век глядел бы не дыша! – истово заверил Сидор.

Богатырь на глазах наливался краской и сжимал кулаки. Чтобы не допустить смертоубийства на почве ревности, нужно срочно действовать.

Я решительно оттеснила Сидора от Стеши и всунула ей в руки ковш с люблянкой:

– Выпей-ка, а то вон как разыкалась!

– Не хочу, – не глядя на меня и заглядывая через плечо на Сидора, наотрез отказалась чародейка. – Облилась уже.

– Тогда умойся, – не сдалась я и, зачерпнув в ладонь прозрачной водицы, плеснула ей в лицо.

Стеша заморгала и открыла рот, чтобы возмутиться, а я, не теряя времени, ливанула ей воды из ковша. В конце концов, не так важно, чтобы она выпила всю порцию. Илье вон хватило и капли в ковше, чтобы пялиться на девушку взглядом мартовского кота. Даже лучше, если Стеша получит такую же, а не большую дозу зелья. Значит, они будут на равных. И если действие люблянки закончится, то произойдет это почти одновременно. Тогда Илья и Стеша смогут без любовного дурмана в голове разобраться в своих чувствах. Теперь главное проследить, чтобы первым, кого она увидит, когда проморгается, был Илья.

Я сунула ковш ему в руки и шепнула:

– Помоги девушке умыться.

А сама подскочила к Сидору и, схватив его за локоть, поволокла прочь, восклицая:

– Пойдем, соколик, расскажу тебе всю правду о своем детстве и замужестве Бабы-яги. И про папочку своего расскажу, который нас с мамкой бросил. И про то, как его Леший потом проучил.

Сидор, будучи под действием люблянки, все равно упирался, выворачивал шею и отбивался от меня, не желая уходить от Стеши:

– Это все, конечно, интересно. Но как-нибудь опосля!

– Или сейчас, или никогда! – рявкнула я, с отчаянием чувствуя, что силы на исходе и Сидор вот-вот вырвется и козликом поскачет к колодцу. – Все семейные тайны Бабы-яги раскрою, на все вопросы отвечу, ничего не утаю.

Видно, профессиональный интерес все-таки возобладал над любовным. А может, Сидор хлебнул недостаточно водицы. Но, так или иначе, упираться он перестал и, жадно сверкнув глазами, велел:

– Рассказывай!

Поверив ему, я ослабила хватку. Хитроумный Сидор только этого и ждал. Вырвал руку и, развернувшись, кузнечиком понесся к колодцу, высоко подбрасывая ноги и совершая такие длинные прыжки, что даже Конек Горбунок оторвался от поедания букета ромашек, который, забытый всеми, валялся у колодца, и проводил бегуна уважительным взглядом.

Вскрикнув от досады, я ринулась в погоню. Но разве угнаться за пронырой, которого ноги кормят и к тому же подстегивает любовь? Оставалось надеяться только на то, что, пока я отвлекла Сидора, богатырь успел попасться на глаза своей «ладушке», а та, наглотавшись люблянки, сменила объект обожания.

Успел. Это было заметно даже издалека. По тому, как, краснея, Стеша поглядывала на богатыря, по тому, как кокетливо поправляла косу, и по тому, как тихонько смеялась его словам. Воспрянувший духом Илья выгнул грудь дугой и ходил перед Стешей гоголем. Поникший Сидор стоял рядом с влюбленными и в отчаянии сжимал кулаки, пытаясь воззвать к ветренице. Но Стеша так на него взглянула, а богатырь так угрожающе накренился, что Сидор, не до конца растерявший разум, предпочел отскочить в сторону и замолкнуть.

Когда я подошла к колодцу, то чуть не вскрикнула от удивления: лицо Стеши, освобожденное от белой маски с черными бровями, совершенно преобразилось. Стеша оказалась весьма миловидной барышней, хоть и несколько бледной. Еще бы – панцирь побелки защищал ее от загара! По бледной коже были рассыпаны искорки веснушек, которые Стешу только красили. Светлые брови и ресницы делали ее похожей на Снегурочку. Она и была Снегурочкой все это время: жила в сыром, неотапливаемом доме, а сердце ее было сковано кусочком льда. Но уже сейчас было видно, что Снегурочка начала оттаивать. Надеюсь, богатырю хватит заботы и любви, чтобы отогреть ее окончательно. И все у этих двоих сложится самым лучшим образом. Илья и так мечтал обзавестись семейством, а Стеше новая любовь, надеюсь, поможет вернуться к прежней, доброй магии.

Влюбленные ворковали, совершенно не замечая меня, и я, смутившись тем, что подслушиваю сокровенное, отступила назад.

– Ну что, пошли? – повела плечом Стеша, показывая на стоящие на земле ведра.

– Пошли, – не отрывая от нее глаз, молвил богатырь и легко подхватил два полных ведра.

Я с некоторой тревогой посмотрела им вслед – вода-то в ведрах была уже с примесью люблянки. Надеюсь, к отшельнице Стеше нечасто заглядывают соседки, и ни одна из них не попадется на глаза Илье, опорожнившему очередной ковш колодезной воды раньше, чем сама Стеша.

Кто-то громко задышал у меня над ухом, и я, вздрогнув, обернулась. Позади меня нетерпеливо пританцовывал Сидор.

– Я готов! – сообщил он, дернув козлиной бородкой.

– К чему? – Я смерила его неприязненным взглядом.

– Как к чему? – поразился он. – Ты же обещала рассказать все тайны Бабы-яги! Я жду.

– Я-то обещала, да только ты сбежал. – Я отмахнулась от сплетника и огляделась в поисках кота.

Мимо процокал Конек Горбунок, дожевывая последнюю ромашку. Влюбленный хозяин о нем позабыл, но верный конек двинулся следом.

– А как же рассказ о детстве в доме Бабы-яги? О бросившем папочке? – в отчаянии проскулил Сидор.

– Поздно, – отрезала я. – Поезд ушел.

Про поезд Сидор не понял, но общий смысл отказа уловил и крякнул с досады. После чего бросил взгляд на уходящих Илью и Стешу, махнул на меня рукой и козликом поскакал вслед за влюбленными. Однако приблизиться к ним не смел, памятуя о пудовых кулачищах Ильи, которых ему уже довелось отведать, и потому старался не выдать своего присутствия и то и дело прижимался к кустам и заборам.