Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) - Борис Парамонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот ударный пассаж из этой части Письма:
"Чего вам опасаться? Неужели это всё так страшно? Неужели вы так не уверены в себе? У вас остается вся неколебимая власть, отдельная сильная замкнутая партия, армия, милиция, промышленность, транспорт, связь, недра, монополия внешней торговли, принудительный курс рубля, - но дайте же народу дышать, думать и развиваться!"
В письме вождям есть еще несколько тем, в свое время сильно нашумевших; одна из них - проект создания некоего параллельного общества на Северо-востоке страны, где можно будет опробовать некие альтернативные хозяйственно-экономические системы. Это предложение встретило всеобщую критику - и даже со стороны людей, письму в общем сочувствующих. Здесь интересно сказалась психология Солженицына-писателя, о чем мы еще надеемся сказать несколько слов позднее. Большое внимание в Письме было уделено неминуемой, как казалось Солженицыну, войне с Китаем - и опять же по причинам идеологическим. Этот мотив явно устарел, сама тема перешла на иные, геополитические рельсы, с идеологией марксизма ничего общего не имеющие. Несомненно устаревшим кажется зачин Письма - первая его глава под недвусмысленным названием "Запад на коленях". Как бы сказала жена инженера Брунса Мусик из "Двенадцати стульев": "В моем доме не становиться ни на какие колени!" Но всё это нынче частности. В основной своей сердцевине Письмо Солженицына продолжает оставаться живым и актуальным документом. Вот это и следует обсудить.
Письмо Солженицына с содержащимися в нем предложениями, - несомненно, программа-минимум. Он сказал едва ли десятую часть того, что было у него на уме, да и неоднократно высказывалось им же в других его всем известных текстах. В самом деле, какова его основная, да, пожалуй, и единственная претензия к марксистской идеологии? Та, что интернационалистская традиция марксизма уводит Россию с путей ее внутреннего развития и заволакивает во всякого рода международные авантюры. Ничего не сказано, к примеру, об основной экономической догме марксизма: обобществлении производства, (сначала открытой, а потом завуалированной) ликвидации товарно-денежных отношений, уничтожении свободного рынка. А здесь-то и следует видеть основную причину советской экономической отсталости. Солженицын решается только на то, чтобы поднять голос против колхозов; в отношении денационализации промышленности не сказано ни слова.
Тут мы встречаемся с едва ли не основной мыслью Солженицына, делающей его мировоззрение в целом остро противоречивым и не вызывающим сочувствия у большинства о нем пишущих. В основе всего его мировоззрения лежит мысль, до которой мировая практика (о теории не говорю) еще не дошла - не решается ввести ее в ясное поле сознания. Дело в том, что Солженицын - самый настойчивый и едва ли не самый последовательный противник того цивилизационного прогресса, которым идет передовое человечество. Строго говоря, Солженицын - зеленый. Он против экстенсивного разворачивания продвинутых технологий, против гонки производства потребительских товаров, строго говоря, против богатства, понимаемого как излишек, роскошество. Эта тема существует, и неверным было бы ее замалчивать, но в Письме вождям Солженицын поставил ее каким-то незаметным боком, не впрямую. (Да и смешно было бы говорить о вреде богатства в нищей стране.) Соответствующие свои мысли он выразил в той главе Письма, которая трактует проблему так называемого Северо-востока. А именно: на громадных и все еще не освоенных пространствах Сибири и Дальнего Востока Солженицын призывает построить некую альтернативную цивилизацию, Россию номер два, и главной чертой этой цивилизации должна стать, по его словам, стабильная, непрогрессирующая экономика, ориентированная на сохранение природы, а не на растранжирование ее скудеющих ресурсов. Но эта мысль брошена так вскользь, настолько неразработана, что ее трудно обсуждать всерьез. Как построить эту самую стабильную экономику? Такого опыта у человечества еще не было; не считать же таковым советские годы. И к тому же Солженицын очень неудачно обозначил возможный для такого эксперимента регион - русский Северо-восток. Давно уже доказано, что эти земли невозможно вводить в техноэкономический оборот, это приведет к экологической катастрофе. В начале соответствующей главы своего Письма Солженицын называет четыре страны, по счастью сохранивших еще обширные необработанные земли: Аргентина, Бразилия, Канада и Россия. Не знаю, что можно в этом отношении сказать об Аргентине и о Бразилии, но вот о Канаде точно известно, что она неслучайно жмется к северной границе Соединенных Штатов, располагая свое цивилизованное пространство почти полностью вдоль сорок девятой параллели, на глубину не больше одного градуса. Северные пространства Канады бесполезны в хозяйственном отношении, поэтому их и не развивают. Там только туристы бродят в поисках экзотической рыбалки.
И вот тут хочется сказать несколько слов о Солженицыне-художнике, как он сказался даже в таком, казалось бы, деловом документе, как Письмо вождям Советского Союза. Человек начитанный легко определит, откуда у него эта стратагема русского Северо-востока. Да из Истории С.М. Соловьева. Выдающийся ученый описал русский исторический процесс как переход от родового к государственному строю. Русская земля была коллективной собственностью князей Рюрикова дома. Это была тогдашняя номенклатура. Князья передвигались с места на место, согласно принципу родового старшинства. Набольший - великий - князь закономерно владел Киевом. Этот порядок нарушил Андрей Боголюбский, отказавшийся от киевского стола и перенесший свою деятельность на Северо-восток, где причитавшееся ему владение, как бы сейчас сказали, приватизировал. На Северо-востоке сложился новый государственный строй не просто в силу отдаленности этого района от прежних центров власти, а по причине создания здесь принципиально новых социальных отношений, основанных уже не на коллективном владении русской землей, а на началах частной собственности. Это и привело к смене родового порядка государственным, к созданию так называемого "вотчинного государства", в дальнейшем пошедшего на децентрализацию собственности, на отделение ее от власти.
Солженицын-писатель попал в плен слов: Северо-восток звучит куда более по-русски, чем, скажем, Юго-запад, подходящий больше для названия поэтического сборника одессита Багрицкого. Параллель, навязанная концепцией С.М.Соловьева, в его случае явно не сработала: никакого содержательного сходства в обоих - реальном и воображаемом - процессах не было.
Я однажды написал статью об этой, так сказать, стилистической ошибке Солженицына, назвав ее по модели Шкловского: "Солженицын: сюжет как явление стиля". Она была напечатана в старой "Независимой Газете" в начале 90-х годов.
Мы, однако, не сказали еще о главной мысли, или, если угодно, подтексте - но легко читаемом, да и не скрываемом автором: каким мыслит он устройство России, отбросившей марксистскую идеологию, но сохранившей старую систему власти? Несомненно, это не демократия, и в начале главы "А как это могло бы уложиться?" Солженицын посвящает небольшой, но сильно сформулированный текст, перечисляющий недостатки демократического общественного устройства. Кончается этот отрывок так:
"Да, конечно: свобода - нравственна. Но только до известного предела, пока она не переходит в самодовольство и разнузданность.
Так ведь и порядок - не безнравственен, устойчивый и покойный строй. Тоже - до своего предела, пока он не переходит в произвол и тиранию".
Идеал государственно-общественного устройства, как он рисуется Солженицыну в Письма вождям, - это авторитаризм на сильной, желательно религиозной, нравственной основе. Вот главные слова Письма, его резон д'этр:
"...русская интеллигенция, больше столетия все силы клавшая на борьбу с авторитарным строем, - чего же добилась с огромными потерями для себя и для простого народа? Обратного конечного результата. Так может быть следует признать, что для России этот путь был неверен или преждевременен? Может быть на обозримое будущее, хотим мы этого или не хотим, назначим так или не назначим, России всё равно сужден авторитарный строй? Может быть, только к нему она сегодня созрела?..
Всё зависит от того, какой авторитарный строй ожидает нас в будущем. Невыносима не сама авторитарность, но - навязываемая повседневная идеологическая ложь".
Ну и дальше - по тексту, уже цитированному.
Как оценить сегодня, через тридцать лет, этот безусловно выдающийся документ?
Мы начали говорить о конкордате - о двух конкордатах: сталинском с православной церковью в 43-м году и вроде как бы попытались Письмо Солженицына подверстать к такому же сюжету. Но для этого нужно понять и решить: повлияло ли Письмо на политику советских вождей? Сам Солженицын категорически это отрицает; последний раз, сколько помнится, в документальном фильме, сделанном о нем режиссером Мирошниченко. Но ведь можно и по-другому этот сюжет понять и представить: действительно, не произошло ли всё так, как рекомендовал Солженицын? Ну если и не всё, то какая-то главная линия оказалась выдержанной по его рекомендации. А именно: коммунистическая власть отказалась от идеологии, марксистский коммунизм сейчас в России - это фракция компартии в Думе, вполне прирученная. Но вот а сама-то власть нынешняя российская - она какая: если не коммунистическая, то демократическая ли? Или всё-таки авторитарная?