ДЖАМП - Олеся Сергеевна Шалюкова

двигайся, и страху придётся уступить. Просто не стой на месте. Если считаешь, что это правильно – делай. Если считаешь неправильным – найди другой путь. Но не застывай, не прячься, не пытайся сбежать. Дорогу – осилит идущий. Ты уже начала путь, а в конце твоего пути – твоя дочь. И пусть понимание этого тебя поддерживает.

Марта решительно кивнула и решительно протянула руку через стол:

- Может, я об этом и пожалею, но я хочу пожалеть тогда о том, что я сделала, чем о том, что я что-то упустила.

- Отличный настрой, союзница, - улыбнулась Эми и пожала протянутую руку.

И в её безмерно-милой улыбке не мелькнуло и тени сомнения в том, что всё закончится не просто благополучно, всё будет очень даже хорошо.

И эта вера была так заразительна, что впервые за очень много лет, Марта, вернувшись в свою комнату, уснула спокойным сном.

А Эми не спалось. Эми работала.

И вырисовывающаяся картина ей совершенно не нравилась. Но ещё была возможность отступить, ещё были маневровые пути, а потому, точно так же, как и Марта, капитан Лонштейн собиралась двигаться к своей цели, собиралась разгадать загадку четвёртой станции. До того, как из эфемерной угрозы из-за горизонта, она превратится в предвестника неотвратимой трагедии…

Глава 23. На грани фола

Марта была права, уже на следующий день «Пётр Андреевич» призвал Эммануэль к себе. Дождался, пока она устроится в поставленном для неё кресле с пушистым тёплым пледом, возьмёт кружку с горячим пряным кофе.

Под его тяжёлым взглядом обычно многим становилось не очень хорошо, но Эми было всё равно. Она спокойно пила кофе, задумчиво рисуя схемы в своей голове, что на неё там кто-то смотрит, она очень даже была в курсе, но обращать на это внимание и не думала. Если Старику хочется отвлекаться – пожалуйста. Эммануэль совсем не возражала оставить ему возможность посмотреть на неё, подумать о своём.

На её деятельность это никак не влияло.

Ни в каком смысле и ни в каком ключе.

- Что ж, был не прав, - покивал сам себе пленник криокамеры. – Забыл, пока мы не общались, что не стоит ждать … привычного поведения от тех, кто приходил в мою вотчину.

- Хотите об этом поговорить, Пётр Андреевич?

- Нет. Об этом не интересно…

«Мне тоже», - могла сказать Эми, но не стала. Предпочла сосредоточиться на кофе. Текли минуты.

Медленно. Вкрадчиво.

Старик закрыл глаза, словно дремал.

Эми всё так же пила кофе.

Он спросил неожиданно, всё так же, словно бы в полудрёме:

- Понравилось тебе гулять по моей станции?

- Честно? Абсолютно нет.

- Марта говорила, что ты всюду успела нос засунуть.

- Это ей, наверное, со страху почудилось, - беззлобно усмехнулась Эми. – Я же повсюду бродила, вдруг увидела бы чего, тайну какую её узнала…

- Нет у неё здесь тайн больше, были тайны, да сплыли. Итак… маленькая мисс, порадуйте меня. Разгоните скуку, прежде чем я снова решу подремать. Случилось ли что-нибудь интересное, пока вы изучали станцию?

- Случилось. Много чего случилось, например, я узнала, что вы меня обманывали… В вопросах возраста… например. Или имени отчества. Впрочем, честно, этот аспект мне совсем не интересен. Куда более интересен аспект другой, что же всё-таки случилось со всеми этими станциями. Откуда в закрытом обществе возник вирус. Почему смог распространиться на все другие станции, да настолько кардинально, что в живых остались только вы. Я же не открою Африку, если скажу, что это больше похоже на внутренний саботаж? И кто-то изнутри хотел, чтобы станции тихо и аккуратно вымерли?

Старик молча и задумчиво смотрел на Эми.

Потом хмыкнул чуть презрительно.

- Серьёзно? Юной леди мерещатся заговоры везде?

- Отнюдь, - ровно сказала девушка в ответ. – Давайте я расскажу, как это выглядит со стороны? Как раз и повеселю. То ли байкой, то ли не байкой. С Земли стартует несколько станций. Будем считать, для ровного счета пять. И я ни на что не намекаю. Пять станций отправляется в космос. Официальная причина – нужно спасаться, «завтра мы все умрём».

- Пока выглядит логично, - с неохотой кивнул Старик.

- Дальше интереснее. Якобы всё плохо, якобы отправляют в космос не лучших, а «середнячков». Тех, кого не жалко. Но что это? Что же мы видим? А видим мы в библиотеке россыпь уникальнейших исследований, не имеющих аналогов на Земле. Большая часть «ранних» исследований – гибридная, потому не находит на станции применения. Но есть те, которые уникальны и базируются сугубо на имеющихся малых ограниченных ресурсах. А потому применяются, внедряются, разрабатываются, дочищаются. Используются, одним словом. Микросоциум… казалось бы, всё ровно, всё обыденно. Подумаешь, что для «середнячков» это слишком высокий уровень. Это не доказуемо. А эмпирическим путём в подобных вопросах лучше не ходить. Итак. Факт – что есть станции, и все в целом они маленький ковчег тех, кто хочет выжить. Но… минуточку, неожиданно появляется вопрос очевидный. Почему несмотря на то, что на ковчеге столько людей, кто должен вступить в брак, чтобы продолжиться в детях, всё так неочевидно плохо с медицинским оборудованием для родовспоможения? И не только для него…

- Это ты с чего взяла?

- Учетные складские книги. Тоже нашла в библиотеке.

- Я так смотрю, маленькая мисс, даром ты времени не теряла.

- Нет, конечно же. Как я могла терять напрасно время, если мы заключили такую интересную сделку. Так, я продолжаю?

- Продолжай, маленькая мисс.

- Итак. Миссия отправлена в космос, чтобы иметь в запасе некий «генофонд безопасности», благо все отправившиеся (я нашла медицинские дела), обладают внушительным здоровьем. Только, простите, некая странность. Примерно треть женщин станции 004 имеет в личном деле пометку «бесплодна», а треть мужчин – «бесплоден» или «фертилен».

Старик нахмурился.

Эми едва уловимо улыбнулась.

О, да. Она не просто так бегала по этой станции, заглядывая во все дыры.

- Может быть, - продолжила она мягко. – Так обстояли дела только на этой станции? «Эми, спросила я сама себя, но, если был вирус, и именно эта станция была оплотом выживаемости, значит здесь должны быть медицинские дела и с других станций».

- И что, есть? – откровенно удивился Пётр Андреевич.

- Есть, - кивнула девушка в ответ. – И там эти показатели ещё выше, от пятидесяти до шестидесяти двух процентов.

- Но это…

- Глупо звучит, если считать, что это был «генофонд», не так ли?

Старик