Пупок - Виктор Ерофеев

Однажды, в начале 1970-х годов, Андрей Андреевич Громыко, тогдашний министр иностранных дел СССР, возвращался в Москву с правительственной загородной дачи в деревне Завидово. Его шофером в тот день был Леонид Ильич Брежнев. Поскольку руководители Советского Союза находились в одиночестве в машине Генсека, Громыко позволил себе затронуть больной вопрос:

— Леонид Ильич, — сказал он, — надо что-то делать с водкой. Народ спивается.

Брежнев не отозвался. Громыко уже жалел, что коснулся этой темы, когда, по прошествии пяти минут, Брежнев, словно вдруг пробудившись, ответил:

— Андрей, русские люди без этого никак.

Этот исторический эпизод мне рассказал со слов Громыко Михаил Сергеевич Горбачев, когда, по случаю водочного юбилея, я нанес ему сугубо «водочный» визит. Мы долго беседовали в его тихом, сумрачном, на английский манер, кабинете в «Фонде Горбачева» на Ленинградском проспекте, а с большого портрета, писанного маслом, на нас смотрела его покойная жена Раиса Максимовна.

— Зачем вы пришли ко мне говорить о водке? — не скрыл своего удивления Горбачев.

— Я пришел к вам как к ее главному врагу.

Горбачев, как известно, отказался верить в консервативную мудрость брежневских слов и стал единственным правителем России за всю историю водки, который объявил ей беспощадную войну на уничтожение. Уже через месяц после того, как он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, в мае 1985 года советские газеты опубликовали постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма». Горбачев вел войну с водкой на протяжении четырех лет: тогда крушили водочные заводы, закрывали винные магазины, придумывали водочные спецталоны на свадьбу и похороны, запрещали подавать спиртное на приемах в советских посольствах за границей, наконец, даже прошлись бульдозерами по виноградникам Крыма, Грузии, Молдавии, Кубани и Ставрополья, — под вой, стон и хохот пьющего народа, прозвавшего Горбачева «минеральным секретарем».

В стране, где водка в 1980-е годы фактически стала второй валютой (водопроводчики, рыбаки и трактористы охотнее работали за водку, чем за рубли), где больше 90 % убийств совершалось на почве пьянства, водка оказалась сильнее всех властных структур советской сверхдержавы, которые были в распоряжении Горбачева. Я полагал, что разговор о проигранной с водкой войне будет Горбачеву неприятен, но о причинах своей контраверсивной кампании он рассказал охотно и с полным знанием дела. «С начала 1970-х годов, по его словам, в руководстве ставился вопрос о том, что делать с водкой. Беспокойство вызывала страшная статистика: травмы на производстве, падание производительности труда, сокращение продолжительности жизни, аварии на транспорте. В 1972 году вопрос обсуждали на Политбюро, но отложили. Решить его было невозможно, поскольку сам государственный бюджет был «пьяным». Сталин сделал его таким сознательно и временно, но нет ничего более вечного, чем временное решение. За время Брежнева «пьяная» часть бюджета из 100 миллиардов рублей превратилась в 170 миллиардов — такую прибыль приносила водка государству».

Горбачев начал с того, что велел опросить 200 ведущих предприятий страны, чтобы понять, поддержит ли народ. Народ высказался против сухого закона, но в поддержку ограничения потребления алкоголя. На деле, кампания приняла формы обычного для коммунистической бюрократии «перегиба». С одной стороны, по словам Горбачева, эта кампания привела к тому, что «жены наконец увидели своих мужей», возросла рождаемость и люди стали жить дольше. Однако, с другой стороны, люди бросились скупать сахар для производства самогона, возник страшный дефицит сахара, а кроме того, стали травиться всякой дрянью, вплоть до тормозной жидкости. Я хорошо помню, как в те времена мне попалась на глаза надпись в деревенском магазине неподалеку от Костромы: «Одеколон продается с 14 часов». В той же Костроме в ресторанах официанты тайком подавали коньяк в чашках из-под чая… Узнав о статистике отравлений, Горбачев сдался. Возможно, добавил он с обидой несостоявшегося «царя», были специальные извращения с целью дискредитировать его власть. Но тут же со смехом рассказал анекдот о самом себе: «Стоит длинная очередь за водкой, и один мужик не выдерживает: «Пойду в Кремль, убью Горбачева». Через час возвращается. Очередь все еще стоит, соседи по очереди спрашивают: «Убил?» — «Какое убил! Там еще больше очередь таких, как я!»».

— За мою карьеру, — сказал Горбачев, — я видел огромное пьянство в партии. Брежнев пил, особенно сначала. Андропов — нет. А Ельцин даже снискал себе уважение среди женщин за то, что пьет: «Он такой же, как мы!» Женщины хватали его за штаны. Хотя на Западе боялись — у него же ядерная кнопка!

Возможно, для Горбачева, родом из южного Ставрополя, редких для России мест, где больше пьют виноградное вино, чем водку, водка не составляла психологическую проблему, и он легкомысленно недооценил ее влияние. Сам Горбачев говорит, что никогда не был зависим от алкоголя. Внешность подтверждает его слова. Он выглядит крепко в свои 70 лет, одет в прекрасный темный костюм, и, щеголяя хорошей памятью, рассказывает о делах прошлых дней, словоохотливо уходя в сторону от темы. «В нашей семье, — признается он, ласково глядя на портрет жены, — скорее Раиса Максимовна угощала гостей и призывала выпить. Я пью, конечно, водку, но умеренно, как лекарство».

В России водка и была изобретена первоначально как лекарство. Об этом мало кто знает. Есть две основных тайны, связанные с водкой. Тайна рождения и тайна имени.

Некоторые историки сравнивают национальную зависимость от водки, с татаро-монгольским игом. В этом есть свой исторический парадокс. Одна зависимость почти немедленно сменяет другую. Всего через каких-то 20 лет после того, как русские наконец освободились от ига татаро-монголов (1480 год), и происходит изобретение водки. Открытие водки окутано чуть ли мистической тайной. Русские почти не занимались историей водки, и в этом нет ничего удивительного. Водка сакральна, а, стало быть, для русского сознания у нее нет истории, она является вечной субстанцией, не подлежащей исторической расшифровке. Стимулом для изучения истории водки стал коммерческий скандал, который разразился в 1977 году: в результате попытки советской водки выйти на американский рынок, ей было отказано в водочной аутентичности. Русским пришлось доказывать, что настоящая русская водка — это водка из России. Однако наиболее жестокий удар нанесли в следующем году поляки, которые, еще будучи верными членами Варшавского договора, заявили, что водка — истинно польский напиток, и русские не имеют права пользоваться брендом «водка». Переполошившиеся советские чиновники принялись искать того, кто реконструирует историю водки; им оказался журналист Вильям Похлебкин, который написал для высших партийных сфер убедительный и до сих пор единственный трактат по истории русской водки, доказав, что поляки на несколько десятилетий позже русских стали изготовлять водку. Похлебкин был убит в своей квартире в подмосковном Подольске в 2000 году, и по Москве до сих пор ходят дикие слухи, что его убили мстительные поляки.

Водка была впервые изготовлена монахами в Московском Кремле на месте несуществующего нынче Чудова монастыря. Сначала использовали импортный генуэзский (доставляемый через Феодосию) спирт; затем ее стало принято делать из местного «хлебного», ржаного (или/и пшеничного), спирта и мягкой родниковой воды. Тут все символично не в меру: и название несохранившегося монастыря, и непосредственное отношение монастыря к созданию водки, и сургучная печать российской столицы. Видимо, все документы, связанные с рождением водки, были намеренно уничтожены впоследствии русской православной церковью, когда она объявила водку изобретением дьявола. Впрочем, сами священники водку всегда уважали.

В самом смешении спирта с водой есть глухой намек на средиземноморскую культуру и, в частности, древних греков, которые смешивали вино с водой. Однако скорее всего водочная смесь первоначально служила дезинфицирующим средством при обработке ран. Вместе с тем, водка быстро вырвалась из врачебных рук и превратилась в «горящую воду», о которой впервые сообщали шведы в своем донесении из Москвы в 1505 году как об алкогольном напитке.

«Горящая вода» в считанные десятилетия подожгла Россию. Напиток стал настолько популярным, что российское государство уже в 1533 году отдало производство водки на откуп владельцам кабаков, тем самым целовальникам, которые целовали крест в обещание вести торговлю водкой честно, но быстро погрязли в коррупции и занялись продажей недоброкачественной водки. Возможно, что именно продажа водки стимулировала российскую коррупцию в целом. Кроме того, сама российская экономика была сбита с толку: зачем что-либо производить, если народ готов отдать за водку последние деньги? Вопрос лишь в том, почему стало возможным чудовищное спаивание народа. Пьянство изначально, еще в Киевской Руси, где пили в основном «медовуху», считалось «веселием Руси», но именно водка превратила это веселие в норму жизни. Скорее всего, водка русским пришлась по душе, поскольку она в минимальные сроки амортизирует экстремальные условия существования, как климатические, так и политические.