Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

Нелюдь невозмутимо слушал, глядя на проплывающий мимо берег. Велидар с опаской подошел к нему, поминутно оглядываясь на повозку, и остановился как можно дальше, неуверенно теребя завязки на поясе.

— Ну?

— Я… она, — заикаясь от тяжелого, гнетущего страха, проговорил лекарь, — я н-ничем н-не смогу ей п-помочь… она н-не хочет жить… когда человек так н-настроен, его н-невозможно излечить.

Дух метнул на Велидара такой испепеляющий взгляд, что ноги последнего подкосились, и он упал, будто кто в грудь толкнул. Йок навис над ним, перебирая длинные пряди черных волос тонкими пальцами, похожими на птичьи когти.

— Так убеди ее.

— К-как?

— Скажи ей… — он задумчиво смотрел куда-то вдаль и, спустя несколько долгих томительных мгновений, произнес, — cкажи ей, что если она будет дальше упорствовать и не позовет духа, я, — он в упор посмотрел на Велидара пустыми холодными глазами, — убью твоих детей и жену прямо здесь, перед ее упрямым носом. Скажи, что я не шучу. Иди.

Он поднял лекаря за шиворот и, встряхнув, толкнул его к повозке. Велидар неловко налетел на деревянный бортик, больно ушибив грудь, и застонал. От толчка тележка качнулась, и девушка открыла глаза, раздраженно воззрившись на бледное осунувшееся лицо напротив.

— Что тебе? Я же сказала, убира… — она оборвала фразу на полуслове. Велидар плакал, тихонько всхлипывая и утирая слезы рукавом.

— Детей пощадите… мальчиков моих, умоляю, — бормотал он. — Прошу, помилосердствуйте, сударыня, сделайте, что господин велит! Деток моих спасите от проклятого йока! Жену… я же с ней всего пять годков побыл!.. Мне-то зачем жить, коли их не станет…

Казалось бы, бледнеть уже больше и некуда, ан нет! Девушка позеленела, прикусив нижнюю губу, и отвернулась.

— Нелюдь проклятый! Знает, чем пронять…

Она блуждала взглядом по пологу, украшенному потеками и заплатами, и, казалась, забыла о застывшем в отчаянье лекаре. Велидар обреченно молчал, раздумывая над тем, что лучше будет сделать, коли йок совершит обещанное: утопиться с горя и стыда, или повеситься на ближайшей осине. Мысль об осине наполнила его трепыхавшееся в груди сердце таким блаженным спокойствием, что он растянул губы в туповато-счастливой улыбке.

Тем временем девушка остановила свой мутный взгляд где-то за Велидаровой спиной и, зло блеснув глазами, проговорила:

— Ты выиграл! Ну что, доволен?

Лекарь обернулся. Йок, стоявший позади, молча кивнул, и, переведя свой взгляд на Велидара, произнес с легкой усмешкой:

— Пошел вон!

* * *

Море!

Скольких поэтов вдохновила бескрайняя, изумрудно-синяя даль отраженного неба, вздыхающего прибоем. Сколько людей, посвятивших себя служению первородной стихии, с уверенностью утверждали, что в их жилах струится отнюдь не руда, как у жителей берега, а морская вода — истинная кровь Творца. Ибо Отец — небо, Мать — земля, а море — купель жизни обоих.

Сколь прекрасно шепчущее покрывало бездны, скрывающее под прозрачно-голубыми струями великую, неподвластную мощь Бога. И сколь ужасна разрушительная сила разъяренного моря. Ничто в мире не являет собою больше противоречий, чем лик самой могучей стихии.

Море…

Олга и раньше видела его, будучи в Надаре вместе с отцом. Видела грязные, закованные в склизкий гранит берега, натужно вылизываемые языками воды, тяжелой от мусора и водорослей. Видела почерневшие от влаги гнилые борта умерших кораблей, и ощущала режущую глаза вонь, висящую над причалом, как мошкариное марево над болотом. И где-то за неприступной стеною липкого воздуха мерцала голубая полоса, вливаясь на горизонте в безоблачное небо.

Впечатления детства пускают в память самые крепкие корни, и Олга до сего момента не любила моря, всегда наблюдая его с городских причалов. Может быть по этой причине она никогда не чувствовала его в своем сердце так тонко и пронзительно, как сейчас…

Волны прибоя упруго ласкали колени, не давая забыть о своем теле, а сознание плыло над темно-синею бездной вместе с выпущенным на свободу духом. Змея обогнула очередной островок, скользнула вдоль узкого перешейка, где в мокром песке увязла телега, и мужик зло бранил непутевого сына, сбившегося с сухой тропы. Поднявшись над чахлыми березами, каймою обрамляющими пологий каменистый берег, она почувствовала под собой холмистую долину с мерцающим блюдцем озера в центре и деревеньку, уютно расположившуюся под раскидистыми кронами густо-зеленеющей дубравы. Но полет продолжался, растягивая незримую струну между телом и духом, требовательно рвущимся вперед.

Сотни верст мерно вздыхающей синевы, искрящейся золотом в лучах заходящего солнца, раскинулись перед призрачным оком летящего Змея. Олга оцепенела на миг, захлебнувшись бескрайним простором открытого моря, и потянула духа обратно, в клетку бренного тела. Невидимая пружина, столь долго и тяжело растягиваемая, сжалась с невероятной быстротой, возвращая Змеиное сознание на единственный песчаный пляж крохотного островка, затерянного среди множества себе подобных. Открыв глаза, она провела рукою по растрепавшимся волосам, оправляя косу, и глубоко, до боли в подреберье, вдохнула солоноватый морской воздух. Прохладный к ночи ветер приятно холодил взмокшие от напряжения плечи и грудь, играя складками распоясанной шелковой рубахи. Ноги, больше трех часов терпевшие требовательные толчки прибоя, замерзли и дрожали от усталости. Олга умыла обветренное лицо прохладной водою и побрела к берегу, пристально оглядывая прибрежные утесы, пока не заметила одинокую фигуру, четко очерченную пылающим ореолом заката.

Так я и думала, явился!

Лис знал об излюбленном пляже своей Ученицы, где она бывала во время его краткосрочных отлучек, знал, где искать Змею по возвращении в убежище. Теперь он уезжал, точнее, уходил на ветхой лодочке ненадолго. Островки, разделенные узкими проливами, теснились близко друг к другу, и на каждом из них были не то чтобы рады, но готовы оплатить труд наемника-йока, дабы вернуть похищенную пиратами дочь, жену, либо остудить разбойничий пыл разгулявшихся соседей. Олга пользовалась возможностью и оттачивала свое мастерство владения духом, с каждым разом все более сливаясь со Змеем в единый живой организм. Застыв по колено в воде, словно изваяние, она блуждала над морем и сушей, растягивая тонкую нить сознания все сильнее. Но приближение Лиса она чувствовала, даже паря за десятки верст от тела.

Он всегда стоял на скале, молом входящей в бурлящие волны. Каменную грудь мощного утеса до безупречной гладкости вылизал прибой, а на вершине, вгрызаясь бугристыми корнями в бесплодную почву, одиноко возвышалось мертвое дерево, черными когтями веток цепляясь за небесный свод. Как только Лис понимал, что Змея заметила его присутствие, он тут же исчезал из виду. И стая чаек, непонятно почему встречавшая нелюдя молчаливым собором, с пронзительным криком снималась с утеса, белым облаком взмывая в небо.

Олга ненавидела чаек из-за этих пронзительных, вытягивающих душу криков. Это было, по меньшей мере, странно, но