Троцкий - Дмитрий Антонович Волкогонов

Троцкий уже знал о ставшей скандально известной статье Ленина в «Правде» (7 апреля 1917 г.) «О задачах пролетариата в данной революции», содержащей его «Апрельские тезисы» с установками на победу социалистической революции. В этой статье Ленин зло критикует Г. В. Плеханова за искажение своих взглядов в меньшевистской газете «Единство», за «оборончество» шовинистического толка. Однако там же Ленин формулирует позицию, к которой Россия была не подготовлена: «Не парламентская республика, – возвращение к ней от С.Р.Д. было бы шагом назад, – а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху»{165}. Отказ от парламентаризма в стране, где только начали появляться первые ростки демократии, со временем жестоко отомстит самой социалистической идее. К злой тональности Ленина Троцкий давно привык, а вот Плеханов его удивил. Троцкий был удивлен резким, грубым, непримиримым тоном Плеханова, который наряду со многими верными суждениями высказывал немало просто оскорбительного. Чего стоит одно название статьи «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен»{166}. Троцкий, читая эту статью, не очень узнавал стиль Георгия Валентиновича. Ему было странно, что Плеханов «расцвечивает» свою статью выражениями: «Ленин никогда не был человеком сильной логики», «совершенно прав был репортер ”Единства“, назвавший речь Ленина бредовой», «первый тезис Ленина написан в том фантастическом мире, где нет ни чисел, ни месяцев, а есть только черт знает что такое…» и т. п.

Троцкий, который написал в разное время несколько статей о Плеханове, в том числе и посмертную в 1918 году (где он назвал его «соглашателем» и «националистом», хотя и отдавал ему должное как теоретику), был поражен категоричностью старого марксиста. Ведь Плеханов давно уже олицетворял социал-демократические идеалы в их наиболее завершенном виде. Статья Плеханова о «тезисах Ленина» кончалась фразой: «Я твердо уверен в том… что в призывах Ленина к братанию с немцами, к низвержению Временного правительства, к захвату власти и так далее, и так далее, наши рабочие увидят именно то, что они представляют собой в действительности, то есть – безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на Русской Земле. Русский пролетариат и русская революционная армия не забудут, что если эта безумная и крайне вредная попытка не встретит немедленного и сурового отпора с их стороны, то она с корнем вырвет молодое и нежное дерево нашей политической свободы». Троцкий был не согласен с Плехановым, не зная, что история в конце концов подтвердит правоту патриарха марксизма в России.

Троцкий чувствовал, что революционное ристалище не только объединяет, но и разъединяет людей. Часто – навсегда. Ему тоже нужно было определиться: революция не терпит аморфных позиций.

Центристский курс Троцкого вначале привел его к так называемым «межрайонцам» – организации социал-демократов, возникшей в 1913 году, которая критиковала оборончество меньшевиков, но не теряла с ними идейной связи. Это сравнительно небольшое объединение социал-демократов все больше тяготело к большевикам. Когда в Петроград приехал Троцкий, в «межрайонцах» ходили многие его старые знакомые и друзья: В. А. Антонов-Овсеенко, М. М. Володарский, Д. З. Мануильский, А. А. Иоффе, А. В. Луначарский, М. С. Урицкий, К. К. Юренев и некоторые другие. Как правило, это были интеллигенты социал-демократического толка, прошедшие западную «школу» социалистического движения и делавшие мучительный выбор между радикализмом большевиков и парламентаризмом меньшевиков. В их среде Троцкий встретил и тех, кто два года назад активно сотрудничал с ним в парижской газете «Наше слово».

Петроград бурлил. Митинговая эйфория захлестнула улицы, как весенний паводок. Троцкий, рано утром уходя из своего номера, целыми днями жил политикой: заседания, митинги, встречи, обсуждения, выступления. Неделя-другая у Троцкого ушла на то, чтобы осмотреться, сориентироваться, разглядеть людей и их лидеров. Он видел, что в политическом раскладе сил большевики медленно, но неуклонно выходили на первые роли. Ведь они выступали против империалистической войны. Однако несколько лет идейной и газетной войны с Лениным и большевиками пока еще цепко держали Троцкого за европейские фалды. Выступая 10 мая на конференции «межрайонцев», где стоял вопрос о политическом самоопределении группы, он все еще говорил: «…я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя»{167}.

Ленин заметил приезд Троцкого, увидел рост его популярности, но, возможно, почувствовал в этом факте проявление мелкобуржуазной революционности части населения, которой импонировали яркая левая фраза, радикальные выводы, обещания быстрых желаемых результатов. Не случайно, готовя план своего доклада об итогах VII (апрельской) конференции РСДРП(б), с которым он выступил на собрании Петроградской организации, Ленин в одном месте набросал: «Колебания мелкой буржуазии (Троцкий… Ларин и Биншток, Мартов, ”Новая жизнь“)»{168}. Этих людей он относил к «мелкой буржуазии». Пока… А в то же время Ленин присматривался к Троцкому, читая его статьи, вслушиваясь в резонанс его речей.

В эти дни «межвременья» Троцкого можно было встретить в редакциях различных ориентаций: «Правда», «Вперед», «Новая жизнь». Его дороги в эти первые месяцы пребывания на родине часто пересекались с А. В. Луначарским, М. Горьким, Н. Н. Сухановым, М. И. Скобелевым, Л. Б. Каменевым. Шло самораспределение ролей актерами русской драмы.

Л. Б. Каменев был женат на сестре Л. Д. Ольге Бронштейн. Но он никогда по-настоящему не был близок к шурину. Неоднократно встречаясь в эти дни с Львом Борисовичем у себя и на его квартире, Троцкий исподволь «прощупывал» позиции большевиков, пытался выяснить, что думает сейчас о нем Ленин, поскольку знал об особой близости Ленина к Каменеву. (Эта политическая близость наиболее ярко проявилась, когда Ленин после Октябрьской революции передал во время своей болезни значительную часть личного архива Льву Борисовичу для публикации материалов в собрании сочинений.) Прислушиваясь к словам Каменева, в глубине души Троцкий не мог избавиться от некоторой неприязни к зятю. Это чувствуется и в его письменных оценках Льва Борисовича. В своей книге «Февральская революция» он дает ему такую не очень лестную характеристику: «Большевик почти с самого возникновения большевизма, Каменев всегда стоял на правом фланге партии. Не лишенный теоретической подготовки и политического чутья, с большим опытом фракционной борьбы в России и запасом политических наблюдений на Западе, Каменев лучше многих других большевиков схватывал общие идеи Ленина, но только для того, чтоб на практике давать им как можно более мирное истолкование. Ни самостоятельности решения, ни инициативы действия от него ждать было нельзя. Выдающийся пропагандист, оратор, журналист, не блестящий, но вдумчивый, Каменев был особенно ценен при переговорах с другими партиями и для разведки в других общественных кругах, причем из таких экскурсий он всегда приносил в себе частицу чуждых партии настроений. Эти черты Каменева были настолько явны, что никто почти не ошибался насчет его политической фигуры…»{169}

Из бесед с Каменевым Троцкий пришел к выводу, что у Ленина и большевистского ЦК отношение к нему пока весьма настороженное. Вскоре Троцкий почувствовал это и сам, встретившись с Лениным на совместном совещании большевиков и «межрайонцев» по поводу готовящегося вхождения последних в партию. Владимир Ильич был признанный вождь партии, лидер самого радикального ядра российских революционеров. Он яснее, чем кто-либо другой, понимал, что грядут крупные социальные катаклизмы, видел уникальный исторический шанс большевиков, который он не желал упускать. В этой обстановке Ленин хотел привлечь на свою сторону известных и популярных политиков: Мартова, Плеханова, Троцкого. Но первые два отпали как-то сразу; они уже давно стали убежденными социал-демократами и в большевики не годились. Оставался Троцкий. Российский Агасфер, в свою очередь, понимал, что в стране поднимается новая волна революции, которую он так долго ждал и с которой связывал огромные надежды. Ведь он был не только «любовником революции», но и ее романтиком. Правда, придет время и этот романтизм приобретет фатальный, а иногда и зловещий характер.

Вскоре, по мере того как Троцкий сближался с большевиками, личные отношения между ним и Лениным стали постепенно налаживаться. Позже он напишет: «Отношение Ленина ко мне в течение 1917 года проходило через несколько стадий. Ленин встретил меня сдержанно и выжидательно. Июльские дни нас сразу сблизили. Когда я, против большинства руководящих большевиков, выдвинул лозунг бойкота предпарламента, Ленин писал из своего убежища: «Браво, т. Троцкий!»