Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время - Сергей Федорович Платонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таков состав южного московского уезда. Он так же однороден, как и состав северного уезда, только там население сплошь промышленное, а здесь исключительно служилое, военно-земледельческое. Южный уезд так же, как и северный, крепко связан со своим городом, но на севере эта связь основана на отношениях экономического порядка, а здесь – на военно-административных. На севере преобладающее значение имеют представители крупного земельного и торгового капитала, на юге, на Поле, – мелкопоместный люд, сильный военной организацией. Трудно представить себе что-либо более несоответственное одно другому, более далекое одно от другого по условиям общественным и хозяйственным.
Точно определить границы только что характеризованной полосы довольно трудно. Выше было замечено, что с 70-х годов XVI века не только в «польских», но и в более северных украинских городах, на их посадах, образуются слободы приборных людей и водворяется мелкопоместная форма служилого землевладения. Таким образом, признак, по которому всего удобнее можно было бы отличить новый военный город, именно деление города на специальные военные слободы и отсутствие посадской общины, – этот признак усваивается путем правительственных мер, и старым городам, в уездах которых поселены дети боярские «больших статей» и давно налажено традиционное поместное хозяйство. Во всяком случае, к городам нового типа относятся Белгород, Воронеж, Оскол, Валуйки, Елец, Ливны, Кромы, Севск, также Сапожок, Печерники, Гремячий и другие острожки и городки на Поле.
К городам этого типа близко стоят и несколько других городов из числа старых, в которых мы встречаем формы служебной организации, так сказать, переходные. Уцелевшие от XVI века ряжские и епифанские десятни лучше всего знакомят нас с этими формами. В Епифани, по десятне 1585 года, было поверстано из казаков в дети боярские 300 человек на поместья в 40 и 30 четвертей. Эти дети боярские делились в 1606 году на три сотни и служили с пищальми под начальством голов, не принадлежащих к епифанской служилой среде, – порядок, напоминающий обычаи приборной службы. А рядом с этими новопожалованными мелкопоместными служаками видим епифанских же детей боярских, получающих в 1604 году новичные оклады в 200 и 150 четей. Таким образом, в Епифани как бы два разных слоя служилого люда: старый и новый. В Ряжске существует то же самое. Среди ряжских служилых людей обычных наименований, окладов и служеб видим детей боярских «ряшан в служивых казацех», читаем, что одни из них «на Поле казакуют», другие «у казаков в атаманех», третьи сошли «на Дон безвестно». Мы готовы думать, что понимаем разницу между службой «в служивых казаках» и уходом на Поле и на Дон в вольные казаки. Но далее мы теряемся в догадках, что значит уйти «в охочих казакех с Ив. Кобяковым» или «сойти в вольные казаки с Вас. Биркиным», теряемся потому, что и Кобяков и Биркин – люди испытанные на государевой службе и не могут никого свести безвестно, тем более что и сами они, и шедшие с ними люди, по десятням, не считаются в бегах. Не вполне понятен для нас и тот служебный «чин», который называется «беломестными атаманами», служит «атаманскую службу», имеет значительные оклады – до 200 четей. Если не согласиться с указанием одной воронежской писцовой книги, что атаманы – это те, «которые взяты из детей боярских в ездоки», то вряд ли можно объяснить себе этот термин и самую службу.
Чтобы окончить нашу речь о южной окраине Московского государства, нам остается сказать только об одной отмеченной современниками особенности этого края. Авраамий Палицын говорит, что в XVI веке для того, чтобы «наполнить воинственным чином» окраины земли, правительство держалось обычая, «егда кто от злодействующих осужден будет ко смерти и аще убежит в те городы Польские и Северские, то тамо избудит смерти своея». Это сообщение похоже на правду. Хотя в московском законе мы и не находим выраженного так постановления, но встречаем зато указание, что правительству была не чужда мысль обратить украйну в место ссылки для неблагонадежных людей: в 1582 году было указано ябедников и клеветников, уличенных на суде, «казнити торговой казнию да написати в казаки в украйные городы Севск и Курск». Если правительство находило, что на украйне можно терпеть тех, кто неудобен в центре, то и сами те, кому становилось неудобно жить в государстве, уходили на украйну, где был еще слаб правительственный надзор и общественный порядок. Здесь была возможность или устроить свою жизнь по-новому, избегнув неудобных сторон установившегося в старом обществе режима, или же, если для этого не хватало сил и умения, можно было идти на государеву «приборную» службу и успокоиться на мелком служилом поместье и в гарнизоне пограничного городка. Палицын говорит, что этим выходом пользовались холопы, страдавшие в тисках частной зависимости или прогнанные своими господами. Можно думать, что пользовались этим выходом и крестьяне, недовольные теми условиями, в какие становился в исходе XVI века крестьянский труд. Всегда и везде украйна дает приют обездоленному и недовольному люду; и в Московском государстве на украйне ютились те, для кого московские порядки XVI века оказались бедственными и невыносимыми[18].
VI